Там алеет заря (СИ) - Ефремов Александр - Страница 15

— Что ж, Геннадий Арчибальдович, как я вижу наши мысли в целом совпадают. Каков у нас сейчас пакет акций Русской аграрной компании?

— Если собрать весь пакет, распределённый между различными собственниками, подконтрольными вам, то около 62 %. И ещё около четырех в собственности сотрудников нашего … гхм… концерна.

— А среди прочих акционеров как пакеты распределены?

— Здесь больше 9 % нет ни у кого. Около 12 % составляют мелкие акционеры. Составить общий пакет больше 16 % никто из акционеров не сможет. Мы специально так делали при акционировании, продавая относительно крупные пакеты разным группировкам.

— 62… Ну что ж, тогда давайте сделаем так. Вы распускаете слух о том, что компания собирается продать ещё 5 %-й пакет. Одним или двумя частями. Потенциальные покупатели имеются?

— Более чем, Александр Яковлевич. Некоторые готовы платить выше рынка процентов на пять.

— Хорошо. Переговоры ведёте с несколькими желающими. Цель — продать 15–16 % акций пакетами так, чтобы до окончания продаж никто из покупателей не узнал, что продано больше 5 %. Срок — месяц. И желательно, как вы говорили, продать выше рынка.

— Александр Яковлевич, может лучше сделать новую эмиссию акций?

— Можем не успеть. Оформление и утверждение бумаг — дело не быстрое. И подумайте одновременно над выпуском облигаций. Возможно он и не нужен. Здесь я полагаюсь на ваше мнение. Совещание у нас не последнее. Так что можно вносить предложения по ходу дела. Договорились?

— Всенепременно!

Аналогично поступили и с Русской Лесной компанией, которой заведовал Виктор Вениаминович Лунёв, Тихоокеанскими горнорудной и рыболовной компаниями, Брянской цементной компанией и рядом других мелких. А вот с металлообработкой и машиностроением Александр расставаться не слишком хотел. Но и здесь имелись варианты.

— Андрей Владимирович, — обратился князь к Сонину, — я разговаривал с несколькими пайщиками Мальцевского товарищества. Они не против того, что я сокращу вдвое свой пакет. И даже готовы выкупить половину паев. У нас критических интересов в товариществе сейчас нет?

— Ничего особого. Вполне можно продать, Александр Яковлевич.

— Вениамин Ильич, тогда займитесь, пожалуйста этим вопросом. А я постараюсь переговорить с оставшимися двумя пайщиками. Документы вот в этой папке. — Александр подвинул к Луневу лежавшую перед собой синюю папку. — Я также говорил с управляющим Московским купеческим банком. Он был заинтересован в 5 %-м пакете. Но и от меньшего не отказался бы.

— Хорошо, Александр Яковлевич.

— Аристарх Петрович, в последнее время никаких подвижек по акциям Коломенского завода не случилось? — князь принялся за зама номер три.

— Увы, Александр Яковлевич. Но вы ведь хотели его приобрести, и я несколько… — запнулся Горенин.

— Извините, я действительно перескочил с одного на другое. Да, я его и сейчас хочу купить. Но раз нет…, — Агренев бросил на собеседника взгляд, — то нет. Жаль. Мне этот завод нужен для выделки соляровых двигателей большой мощности.

Александр пробежал глазами по списку. Вроде ничего не забыл.

— Тогда на сегодняшний день — все. Жду ваших предложений по укреплению финансовой стабильности доверенных вам компаний. Я понимаю, что времени у вас было мало, поэтому пока так. А вот машиностроителей попрошу обратить самое серьёзное внимание на увеличение ассортимента выпускаемой продукции. Наработки у вас имеются. Поэтому тянуть не стоит. И естественно новинки. Чем раньше вы их запустите в производство, тем проще будет потом. Но будьте осторожны с количеством изготавливаемого, дабы не залеживалось на складах. Спрос в кризис большим не будет. Поэтому и нужно расширение ассортимента.

Общее совещание длилось ещё минут пятнадцать, а потом ведущие направлений покинули кабинет. Остались только четыре заместителя.

— Господа, вы все знаете, что принадлежащие нам на этот момент компании Шибаева и братьев Зубаловых, в которых мы имеем контрольный пакет, на данный момент исчерпали возможности быстрого роста. Это связано с целым рядом причин. Поэтому вам всем было поручено составить своё мнение по перспективе вхождения нами в капитал торгового дома «А. Манташев и Ко». Сумма, которую я собираюсь вложить в эту компанию, очень велика. Цель понятна — увеличение нашего присутствия на нефтяном рынке. Да, сейчас возможно не самое хорошее время для вхождения в рынок из-за высокой цены на нефть, но именно этот кандидат назывался многими уважаемыми людьми в качестве человека, на которого можно ставить. И именно сейчас он организует акционерное общество. И сейчас у нас есть на это средства. Есть ли у вас сомнения или возражения по нашему участию в этом деле?

Как ни странно, возражений не было. Да и сомнений особо тоже. Даже Горенов характеризовал этого армянина достаточно положительно. Единственное, что он рекомендовал обязательно ввести своего человека на должность заместителя, который бы контролировал деятельность компании, чтобы исключить не нужные соблазны. А уже после вхождения в торговый дом Манташева непременно организовать охрану на нефтяных промыслах с участием экспедиторов князя. Исключительно в целях поддержания порядка. Решение было принято. На этом совещание и закончилось.

Хорошо быть братом царя в Российской Империи. Любимым братом. Не прошло и нескольких месяцев после разговора с Михаилом в «Колизеуме», как 105-мм гаубица Рейнметалла образца 1898 года появилась на столичном артиллерийском полигоне. Впрочем, похоже не совсем она, а некий предсерийный ее образец. Трудно сказать, какими доводами оперировал Михаил к Императору Всея Руси, но результат вот он. На русском полигоне. Очень помог и Сандро через своего отца, Великого Князя Михаила Николаевича, главного артиллериста страны. А вот будущий сменщик отца на этом посту, Великий князь Сергей Михайлович особого интереса к орудию не выказал. Так, поприсутствовал на представлении и первых стрельбах, да и уехал по своим делам.

Увы, в апреле месяце Императорскую семью постигло несчастье. В Абастумани в своём поместье умер Великий Князь Георгий Александрович. В тот день 15 апреля Агренев находился в Швейцарии, но на похороны вернуться Санкт-Петербург успел, заскочив по дороге домой к герру Круппу. Сказать, что Михаил был расстроен смертью брата — это ничего не сказать. После пышных похорон Михаил был очень печален. Он стал замкнутым и раздражительным. За месяц после похорон Александр виделся с теперь уже Цесаревичем только один раз. И говорить с ним было очень трудно. Пришлось приложить огромные усилия, чтобы хотя бы немного вывести его из этого состояния. Как ни странно, именно прибытие на полигон гаубицы расшевелило Великого Князя. Вероятно он нашёл себе дело, которое отвлекло его от этого горя. Дело, которое нужно сделать самому, потому как большая часть генералов и высших офицеров не видела в гаубице особой нужды. А это значило, что если Великий Князь сейчас не приложит максимум усилий, то просмотр и испытания орудия закончатся ничем. И армия останется только с полевой трехдюймовой пушкой, испытания которой продолжались. Вернее пушек было две — Путиловского и Обуховского заводов, но Обуховский явно проигрывал.

Александр тоже как мог, старался привлечь внимание специалистов к орудию, но, к сожалению, связей среди артиллеристов у него было мало. А делать каждый раз подношения для того, чтобы протолкнуть нужное стране и самим артиллеристам решение — это как-то совсем неправильно. Князь Гагарин, возвращенный в прошлом году из Тулы в Санкт-Петербургский арсенал и заинтересовавшийся немецким орудием, и то успел сделать больше. Ну да и не мудрено. Все-таки Андрей Григорьевич был в среде артиллеристов своим, более того весьма ценился как специалист, пусть и в несколько другой области, нежели полевая артиллерия. Но при этом обладал поистине огромными связями.

Что совсем не удивительно, но самым заинтересовавшимся на полигоне выглядел Роберт Августович Дурляхер. Впрочем, это было, пожалуй, и не мудрено. В стране на нынешний день это был наверно главный специалист по орудийным лафетам. За три дня до первого показа Агреневу удалось плотно пообщаться с этим с ним. Скептицизм Дурляхера насчёт перспектив орудия Александру удалось развеять всего за минут десять, а далее Роберт Августович уже сам включился в обсуждение идеи и начал сыпать специальными терминами так, что уже скоро Агренев с трудом его понимал.