Настоящий английский детектив. Собрание лучших историй - Честертон Гилберт Кий - Страница 11

Я позволил ей выговориться и, когда она вложила мне в руку перо, принялся составлять объявление так безропотно, словно и сам верил, что Джон жив.

Но чтобы предупредить возможные недоумения, признаюсь сразу, что мои собственные убеждения остались без изменений. Если бы у печи для обжига извести не произошло никакой ссоры, я бы с готовностью признал возможность того, что исчезновение Джона явилось следствием его разочарования в чувствах Нейоми. Тот же смертельный страх перед насмешкой, который заставил его заявить во время ссоры с Сайласом у меня под окном, что он равнодушен к Нейоми, тот же страх мог побудить его тайно и внезапно скрыться со сцены, где он играл унизительную роль. Но уверять меня в том, что он жив, после того что случилось у печи, означало для меня забыть о своем жизненном опыте и десятилетней практике.

Попроси меня кто-нибудь рассудить, чья история более правдоподобна – та, которую рассказал Эмброуз в свою защиту, или описанная в признании Сайласа, – я должен был бы ответить – неважно, сколь неохотно, – что, на мой взгляд, Сайлас живописует обстоятельства менее невероятные.

Но разве я мог признаться в этом Нейоми? Мне было легче сочинить пятьдесят объявлений о розыске Джона Джаго! И вы, читатель, сделали бы то же самое, если бы относились к ней так, как я.

Для публикации в «Вестнике Морвика» я набросал следующее:

«Убийство. – Издателей всех газет в стране просят напечатать, что Эмброуз Мидоукрофт и Сайлас Мидоукрофт, проживающие на Морвик-фарм, округ Морвик, по приговору мирового судьи предстанут перед судом присяжных по обвинению в убийстве Джона Джаго, в настоящее время числящегося без вести пропавшим. Всякий, имеющий какие-либо сведения о местопребывании вышеназванного Джона Джаго, спасет жизнь двум по недоразумению обвиненным людям, немедленно сообщив об этом. Рост Джаго около пяти футов четырех дюймов, телосложение сухое и жилистое, цвет лица чрезвычайно бледный, глаза темные, очень яркие, беспокойные. Нижняя часть лица скрыта черной густой бородой и усами. В целом производит впечатление человека чрезвычайно неуравновешенного».

Я прибавил подпись, дату, и в Нарраби тотчас послали верхового с поручением сдать это объявление в редакцию с тем, чтобы оно было напечатано в ближайшем же номере газеты.

В этот вечер Нейоми казалась почти такой же веселой и счастливой, как раньше. Теперь, когда объявление оставалось только опубликовать, она была убеждена в успехе.

– Вы не представляете, как вы меня утешили, – сказала она так искренне и добросердечно, как только она умела, когда мы прощались на ночь. – Все газеты перепечатают наше объявление, и мы услышим о Джоне еще до исхода этой недели. – Она сделала было шаг, чтобы уйти, но тут же вернулась.

– Я никогда не прощу Сайласу это признание, – прошептала она. – И если он когда-нибудь снова поселится с Эмброузом под одной крышей, я… я тогда просто не выйду за Эмброуза! Вот!

Я остался один и в бессонные ночные часы так и эдак обдумывал ее последние слова. Одна только мысль о том, что она допускает, в тех или иных обстоятельствах, необязательность брака с Эмброузом, одна только мысль об этом была, должен, к стыду своему, признаться, прямым поощрением тех надежд, кои я втайне уже начал питать.

На следующий день почта принесла мне письмо. Мой клерк справлялся, может ли статься, что я вернусь в Англию к началу открывающейся судебной сессии. Не раздумывая, я отвечал так: «Дату своего возвращения определить пока не могу». Когда я писал это, Нейоми была рядом, в той же комнате. Что бы она сказала, подумал я, если бы я прибавил устно: «Это – из-за тебя!»?

Вопрос времени теперь приобрел огромную важность для обитателей Морвик-фарм. Через шесть недель в Нарраби должен был начать заседания уголовный суд.

Однако за все это время не произошло ровно ничего значительного.

В ответ на наше объявление о розыске Джона Джаго мы получили множество бесполезных писем; но никакой информации, подтверждающей, что он жив, не поступило. Не обнаружилось ни единого следа, который мог бы привести нас к пропавшему, ни тени сомнения нельзя было бросить на вывод обвинения о том, что тело его брошено в горящую известь. Сайлас Мидоукрофт твердо стоял на своем ужасном признании. Его брат Эмброуз с равным упорством утверждал, что невиновен, вновь и вновь повторяя то, что рассказал нам во время нашего первого посещения тюрьмы. Нейоми регулярно навещала его; я неизменно сопровождал ее при этом.

Однако с течением времени решимость Эмброуза несколько увяла, он сделался беспокоен и подозрителен и раздражался по пустякам. Такую перемену в поведении нельзя было назвать безусловной приметой снедающего его чувства вины – она могла указывать всего лишь на естественное в таких обстоятельствах нервное перенапряжение, нараставшее с приближением дня, на который назначено было открытие судебного разбирательства. Нейоми заметила, как изменился возлюбленный; ее душевная тревога нарастала, но ни на минуту она не усомнилась в невиновности Эмброуза.

По преимуществу все описываемое сейчас время – за исключением трапез, на которые собирались остатки семейства, – я оставался наедине с прекрасной американкой. Мисс Мидоукрофт в уединении своей комнаты пересматривала газеты в поисках известий о здравствующем мистере Джаго. Мистер Мидоукрофт не принимал никого, кроме сестры, врача и одного-двух старых друзей. С тех пор у меня появились основания полагать, что именно тогда, в дни нашего тесного общения, Нейоми стала догадываться об истинной природе чувств, которые во мне пробудила. Но свое открытие она хранила в тайне. Ее отношение ко мне неизменно оставалось дружеским; ни на волосок не преступала она безопасных границ, установленных ею.

Начались заседания суда. Выслушав свидетелей и обсудив признание Сайласа Мидоукрофта, большое жюри[3] утвердило обвинительный акт против обоих подсудимых. Суд был назначен на понедельник будущей недели.

Перед этим я осторожно подготовил Нейоми к тому, что решение именно таким и будет. Она мужественно встретила новый удар.

– Если вам еще не наскучило, – сказала она, – пойдемте со мной завтра к Эмброузу. Ему нужна поддержка. – Она помолчала, глядя на сегодняшнюю почту – груду писем, лежащую на столе. – Ни слова о Джоне Джаго! А ведь объявление перепечатали все газеты! Я так верила, что мы получим известие о нем задолго до этого дня!

– Вы до сих пор верите, что он жив? – осмелился спросить я.

– Верю! – твердо ответила она. – Он где-то скрывается; возможно, изменив внешность. Вдруг мы так и не успеем найти его к началу суда? Вдруг жюри… – вздрогнув, она умолкла. Смерть, позорная смерть на плахе – вот чем может закончиться суд. – Мы достаточно долго ожидали известий, – заключила Нейоми. – Нам следует попытаться самим отыскать след Джона Джаго. Еще неделя до того, как начнется суд. Кто поможет мне в розысках? Я могу рассчитывать на вас, друг Лефрэнк?

Нет нужды говорить, – хотя я был уверен, насколько это бессмысленное занятие, – что она могла полностью полагаться на меня.

Мы договорились, что на следующий день получим пропуск в тюрьму, навестим Эмброуза, а затем приступим непосредственно к поискам. Однако каким образом эти поиски будут осуществлены – не имели представления ни я, ни Нейоми. Для начала мы собирались обратиться в полицию с просьбой помочь нам, а уж затем действовать по обстоятельствам. Слышал ли кто о более безнадежной программе?

«Обстоятельства» сразу же выказали нам свою враждебность. Как обычно, я подал прошение о предоставлении пропуска в тюрьму и впервые за все время получил отказ. Причем никаких причин, обосновывающих такое решение, официальные лица мне не дали. Сколько я ни вопрошал, мы получали один и тот же ответ: «Не сегодня».

По предложению Нейоми мы направились в тюрьму, чтобы там получить объяснение, в котором отказала нам судебная канцелярия. У тюремных ворот в этот день стоял на посту знакомый нам тюремщик, один из многочисленных поклонников Нейоми. Он шепотом ответил на мучивший нас вопрос. Оказывается, как раз сейчас в тюремной камере Эмброуза Мидоукрофта находились для беседы с ним шериф и начальник тюрьмы; они настрого приказали, чтобы никто, кроме них, нынче не посещал Эмброуза.