Настоящий английский детектив. Собрание лучших историй - Честертон Гилберт Кий - Страница 14

Я распахнул дверь кладовой и схватил Джона за руку. Он не страдал от нервного истощения, которое меня обессилило, и был намного крепче меня. Нейоми спасла мне жизнь, когда Джон Джаго свободной рукой вытащил из кармана и приставил к моей голове пистолет. Она выбила оружие из руки Джона Джаго. Пуля попала в воздух. В тот же миг я подставил ему подножку. Звук выстрела переполошил дом. Вдвоем с Нейоми мы прижимали его к земле, пока не подоспела помощь.

Джон Джаго предстал перед мировым судом. Личность его была установлена.

Жизнь Эмброуза и Сайласа, разумеется, опасности больше не подвергалась, во всяком случае, если говорить о людском правосудии. Однако прежде чем братья смогли выйти из тюрьмы восстановленными в правах честных граждан, им пришлось переждать, пока будут соблюдены различные юридические проволочки и формальности.

В течение этого времени произошли события, о которых следует вкратце упомянуть, пока мое повествование еще не закончилось.

Мистер Мидоукрофт, разбитый испытаниями, которые ему пришлось вынести, скоропостижно скончался вследствие ревматической болезни сердца. К его завещанию было присовокуплено дополнительное распоряжение, убедившее меня в том, как права была Нейоми, когда говорила о влиянии мисс Мидоукрофт на него и о том, чего она добивалась, используя свое влияние. Мистер Мидоукрофт оставил сыновьям лишь пожизненную ренту. Безусловное право собственности на ферму он завещал сестре, с рекомендацией завещателя «выйти замуж за его лучшего и дражайшего друга, мистера Джона Джаго».

Вооружась завещанием, наследница Морвика отправила Нейоми оскорбительную записку, в которой указывалось, что получательница сего может более не рассчитывать на кров и стол. Мисс Мидоукрофт, следует здесь прибавить, упорно отказывалась верить, что Джон когда-либо предлагал Нейоми свои руку и сердце и даже угрожал ей, чему я сам был свидетель, если она не примет его предложения. Мисс Мидоукрофт обвинила нас – и меня, и Нейоми – в попытках из ненависти к этому «многострадальному человеку» опорочить Джона в ее, мисс Мидоукрофт, глазах и послала мне, так же как Нейоми, уведомление с просьбой покинуть дом.

Итак, в один прекрасный день двое изгнанников с чемоданами в руках встретились в холле.

– Нас обоих выставили, да, друг Лефрэнк? – с непередаваемо комической улыбкой сказала Нейоми. – Вы, я полагаю, теперь отправитесь домой, в Англию. Мне же придется самой зарабатывать себе на жизнь здесь, в Штатах. Видите ли, женщина в Америке вполне может отыскать себе работу, если ей есть у кого получить рекомендацию. Вопрос в том, где мне найти друга, который замолвит за меня словечко?

Тут уж я не упустил случая!

– Я могу предложить вам место.

Она ничего не заподозрила.

– Какая удача, сэр! – только и сказала она. – Где же это – на телеграфе или в галантерее?

В ответ я удивил ее тем, что, впервые заключив в объятья, поцеловал.

– Рабочее место – у моего камина; жалованье – любая вещь в пределах разумного, которую вам вздумается пожелать; а должность, Нейоми, если вы, конечно, не возражаете, – моей жены.

Больше мне нечего было прибавить, за исключением того, что много лет прошло с тех пор, как я произнес эти слова, а моя любовь к Нейоми ничуть не убавилась.

Через несколько месяцев после нашей свадьбы миссис Лефрэнк написала одной своей приятельнице в Нарраби, чтобы узнать, как идет жизнь на ферме. Та ответила ей, что Эмброуз и Сайлас уехали в Новую Зеландию и что мисс Мидоукрофт живет на Морвик-фарм в одиночестве. Джон Джаго отказался жениться на ней и снова исчез, никто не знает куда.

Несколько слов в заключение. Мысль написать этот небольшой рассказ посетила автора, когда ему попался на глаза отчет о судебном процессе, в действительности состоявшемся в начале текущего столетия в Соединенных Штатах. Отчет был опубликован под названием «Судебный процесс, признания и приговор, вынесенный Джесси и Стефену Бурнам по обвинению в убийстве Рассела Колвина, и последующее появление человека, которого считали убитым. Изложено достопочтенным Леонардом Саржентом, бывшим вице-губернатором штата Вермонт (Манчестер, Вермонт. Архивные материалы, 1873)». Не лишним будет заметить, в интересах недоверчивых читателей, что все «невероятные» события этой истории действительно имели место и были почерпнуты мною из вышеупомянутого отчета, между тем как подробности, которые «выглядят достоверными», в девяти случаях из десяти сочинены автором. – У. К.

Ровно в два часа дня 12 июня Эрик Невилл, красивый молодой человек в белом фланелевом костюме, открыв стеклянную дверь прихожей, не спеша спустился по железной лестнице в великолепный, хоть и несколько по старинке разбитый сад особняка Беркли. Широкополая панама сидела на его иссиня-черных кудрях чуть набекрень: юноша совсем недавно предавался ленивому отдохновению, в то время как лодка скользила по тенистой реке, а единственным его компаньоном на этой прогулке была книга.

Позади особняка тянулась примерно на милю живая изгородь, вся в благоухании лепестков. Воздух, напоенный этим ароматом, проникал в настежь раскрытые из-за жары окна, как будто огромный дом с наслаждением дышал.

Молодой щеголь сошел с последней ступеньки лестницы и ступил на широкую, посыпанную гравием садовую дорожку. Неподалеку от него главный садовник хлопотал вокруг персиковых деревьев, и дымок его трубки висел в неподвижном стоящем воздухе, как легкий голубоватый туман. Поравнявшись с садовником, Эрик сделал просительный жест (говорить ему было лень), и тот молча потянулся за огромным персиком, который прятал свои румяные щеки от солнца в тени узких листьев, любовно сорвал его и бережно подал молодому человеку. Эрик содрал бархатистую янтарную кожицу, безжалостно превратив ее в лохмотья, и запустил свои великолепные зубы в сочную мякоть. Хлоп!

Внезапный громкий звук где-то поблизости заставил их вздрогнуть. Эрик выронил персик, а садовник трубку. Оба уставились друг на друга в величайшем изумлении.

– Посмотрите-ка туда, сэр, – шепнул садовник, указывая на маленькое облачко дыма, которое лениво вытягивалось из окна прямо у них над головой, и в то же самое время в горячем воздухе остро повеяло порохом.

– Это у дядюшки в комнате! – вскричал Эрик. – Минуту назад он там спал на диване!

С этими словами он повернулся, помчался по садовой дорожке и взбежал по ступенькам в дом, распахнув стеклянную дверь, а старый садовник следовал за ним со скоростью, какую позволял ему развить застарелый ревматизм. Эрик пересек гостиную, взлетел по широкой, покрытой ковром лестнице, перепрыгивая через четыре ступеньки, повернул направо, в коридор, и ворвался в дядин кабинет.

Несмотря на всю его поспешность, Эрика опередили. Худощавая сильная фигура в светлом твидовом костюме склонилась над диваном, где несколько минут тому назад Эрик оставил мирно спящего дядюшку.

– Джон! Джон, что случилось? – крикнул Эрик.

Кузен повернулся к нему. Его мужественное, красивое лицо было бледно как мел.

– Эрик, малыш, – сказал он, запинаясь. – Это ужасно. Дядюшка убит, в него стреляли.

– Быть этого не может, еще и пяти минут не прошло, как я видел его мирно спящим… – начал было Эрик, но, взглянув на неподвижную фигуру на диване, замолчал. Сквайр Невилл лежал спиной к двери, так что виден был только смутный контур его сурового лица. Пуля раздробила ему затылок, седые волосы слиплись от крови, и на ковер медленно стекали тяжелые, горячие капли.

– Но кто мог?.. – с трудом заговорил Эрик, от ужаса почти утратив дар речи.

– Его застрелили из его собственного ружья, – отвечал кузен. – Оно лежало здесь же на столе, справа, и из ствола еще шел дымок, когда я вбежал.