Жестокие и любимые (ЛП) - Вульф Сара - Страница 25

– С которым? – небрежно спрашиваю я, изучая свои ногти.

– Ты знаешь. – Она сердится. – Русый, с невероятно ясными голубыми глазами, высокий. Рассмешил тебя в мгновение ока.

– Да у меня был грипп, – возражаю я, – это был кашель, а не смех. Напомни мне никогда не брать тебя в камеди клаб.

Диана вздыхает и надевает мне на голову сплетенный венок из ромашек.

– Просто мы за тебя переживаем, вот и все. Ты кардинально изменилась, и это... это пугает. Слушай, если тебе нравится ходить на студенческие вечеринки и каждую ночь целоваться с новым парнем, пожалуйста. Удачи, девочка. Но...

Я улыбаюсь и хлопаю ее по спине.

– Так мило, что ты обо мне беспокоишься. Но посмотри на меня! Я большая девочка. Даже огромная. Я могу о себе позаботиться.

Диана сжимает свои красивые губы, но не успевает ничего сказать, потому что сзади к ней подходит Иветта и, набросившись, обнимает ее за плечи.

– Сюрприз, сучки! – кричит Иветта, затем оглядывается вокруг, убеждаясь, что никто не смотрит, и чмокает Диану в щеку. – Привет, лапуля.

– И тебе привет, – краснея, отвечает Диана.

Я падаю на траву, и Иветта принюхивается к своим подмышкам.

– Я ведь не так плохо пахну, да?

– Ты меня убила, – хриплю я, – своей обворожительностью.

Иветта заливается краской.

– Заткнись! Ты не распознаешь обворожительность, даже если она укусит тебя за задницу!

– Это точно, – смеясь, соглашаюсь я, – я совсем необворожительная.

– Ты весьма обворожительна, – хмурясь, произносит Диана.

– Ну, – я взбиваю волосы, – позволим дамам и господам в «Фи Омега» сегодня это решить.

– Ты снова идешь на вечеринку? – Иветта вздыхает. – Проклятье. Будь осторожна, раздолбайка.

– Съешь мою задницу. – Замолкаю, задумавшись. – Беру свои слова назад. Меня это не интересует. Хотя я даже не знаю, что меня вообще интересует! Но чертовски сомневаюсь, что меня когда-либо заинтересует поедание экскрементов. – Вижу красноречивый взгляд Иветты и всплескиваю руками. – Хорошо! Хорошо. Я буду осторожна. Обещаю.

Зависать с Иветтой и Дианой весело, но всегда наступает момент, когда они подолгу смотрят друг другу в глаза или их пальцы крепко переплетаются, и я инстинктивно понимаю, что должна уйти. Поэтому под предлогом, что мне нужно подготовиться к вечеринке, я прощаюсь с ними и направляюсь к общежитию. Они явно влюблены. Даже паранойя Иветты насчет того, что о них узнают, не останавливает их от пребывания на публике и безупречной любви. Диана менее параноидальна, да и она осторожна только ради Иветты. Это мило, временами даже слишком, но больше всего это больно. С каждой секундой наблюдения за их ласками тьма все глубже проникает в мою голову. Никто никогда не посмотрит на меня так. Ни у кого никогда не будет таких глубоких чувств ко мне. Никто не будет относиться ко мне так нежно. Никто никогда меня так не полюбит.

Уродина.

Уродина, уродина, уродина.

Даже Джек.

Даже парень, который подобрался ближе всех, дальше всех пробрался сквозь мою жестокую оболочку. Даже парень, стоящий в дверях моего сердца, не смог заставить себя сделать последний шаг.

Что-то заставило его повернуть назад. Что-то во мне. Во мне что-то не так. И я никогда не узнаю что, потому что никогда не смогу его спросить. Теперь я даже вижу его редко. Только мельком его лицо в коридоре, но это все, на что я позволяю себе смотреть, да и то лишь считанные секунды. Нечто большее опасно. Нечто большее приведет к скрытности, молчанию, слезам и к еще большему мраку, большему количеству дыр во мне, через которые внутрь сможет проникнуть тьма и жить там, как это было всегда.

В зеркале я выгляжу немного выше. Мое отражение показывает, что я вот-вот заплачу. Еще чего! Быстро натягиваю улыбку и роюсь в шкафу. Достаю черную юбку и гольфы в тон. Мои пальцы скользят по розовой блузке, и я отдергиваю руку, будто от лавы.

Воспоминания – это хуже всего.

Улыбка Джека, его голос, шепчущий, что я красивая, его объятия на кровати, его дыхание на моей шее. Его запах – мяты и меда. Его нечастый звонкий смех. Наши разговоры, наши битвы, наши поцелуи… и как в последний раз он взял меня за руку под водой в фонтане...

Я сглатываю тошноту и прячу блузку под толстовку. Надеваю красную облегающую кофту и расчесываю волосы.

Он подошел так близко.

Но в конце концов сбежал. Как и все.

Наношу розовый блеск для губ. На самом деле я сама виновата. Глупо было думать, что Джек не такой, как все. Никто из парней не любит заморачиваться. Они предпочитают симпатичных, веселых и опытных девушек, а не эту злую, горькую, саркастичную, девственную чепуху. Раньше ради меня Джеку – да любому – пришлось бы очень сильно потрудиться. Я не виню его за то, что он сбежал. Я бы точно не захотела сталкиваться с такой непростой задачей, как любить кого-то столь сложного.

Поэтому я изменилась.

Поправка: я меняюсь. Изменение не происходит в одночасье, кроме исключительных случаев, когда происходит, но я стараюсь изо всех сил. Ни секунды больше не хочу быть печальной, глупой девчонкой. Хочу быть простой, счастливой и веселой.

– Боже! – Я смеюсь, накладывая еще один слой блеска. – Она была такой глупой.

В последний раз проверяю подводку на веках, игнорируя то, что тональный практически не скрывает синяки под глазами, и убеждаюсь, что нигде не торчат ярлычки, особенно на моих новых убийственных трусиках с тигровым принтом. Беру телефон и засовываю в лифчик двадцатку на случай, если понадобится такси до дома.

Мой телефон вибрирует, и, прежде чем взглянуть на экран, я молюсь, чтобы это было сообщение от кое-кого ледяного.

Но это звонит мама. Собираюсь с духом.

– Привет, мам.

– Привет, дорогая. Как ты?

– Я... – Мельком окидываю взглядом свое отражение в зеркале. Я побитый скелет с толикой мяса на нем. – Я в порядке. Ты-то как? Как работа?

– Замечательно! Конечно, я еще не до конца адаптировалась, но хожу каждый день. Доктор Торранд выписал мне потрясающие таблетки, они просто волшебные. Я снова сплю как младенец.

Облегчение позволяет узлу, образовавшемуся внутри меня, ослабнуть.

– Это... это действительно замечательно. Я так рада.

– Что случилось, дорогая? У тебя какой-то странный голос.

– Я просто рада, вот и все. Какое-то время я думала... – что ты меня ненавидела, – что тебе станет хуже. Но все хорошо. Ты хорошо спишь. Нет ничего лучше сна, правда?

– Так и есть. Вообще-то, я как раз собираюсь ложиться спать.

– Ты ужинала? – спрашиваю я.

– Да, лазаньей, – отвечает она, хихикая. – Хотя она была не так хороша, как у Джека. Я очень скучаю по этому мальчику. Что между вами произошло?

Я прикусываю щуку изнутри – крохотное жжение отвлекает от всеобъемлющей боли, грозящей поглотить меня целиком.

– Он кое с кем встречается, – с трудом произношу я.

– Ох, очень жаль. Он так хорошо тебе подходил, но в море всегда есть рыба получше, солнышко, а ты заслуживаешь только самого лучшего. Сладких снов. Не засиживайся допоздна.

– Хорошо. Люблю тебя, мам, – говорю я.

– Я тоже тебя люблю.

Решаю пройтись пешком, а не ехать на машине – ночь слишком свежа и хороша, чтобы засовывать себя в жестяную коробку. На самом деле мама неправа – я не заслуживаю лучшей рыбы. Я заслуживаю того, кто более-менее сможет мириться с моим дерьмом. Рыба, которая действительно поймет, примет и сможет заботиться обо мне, не взглянет дважды на кого-то столь испорченного. Джек научил меня этому. Он все еще встречается с Геморроем. Знаю, это не мое дело. Но они выглядят как пара из рекламы «Гуччи», а она постоянно на нем виснет – на них просто невозможно смотреть, слишком больно.

Надеюсь, она счастлива.

Надеюсь, он с ней счастлив, по крайней мере, немного.

Дом «Фи Омега» находится в нескольких кварталах от кампуса. Большой синий многоэтажный дом, древний, как грязь, и возможно, с богатой историей. И трупами. Хотелось бы надеяться и с тем и с другим. Громкая музыка слышна даже на лужайке, закиданной туалетной бумагой. Я стучу в дверь, и мне, улыбаясь, открывает огромный темноволосый качок с зелеными глазами.