Летние ночи (ЛП) - Севилья Дж. М. - Страница 4

Дэнни кидает сигарету в почти пустую бутылку «Пепси».

— Блядь, отвалите, парни, — он поднимается и указывает на поле. — Пойдемте, погоняем мяч.

Их обязывают. Он приказывает — они подчиняются. Он как мой отец, но не во всем.

Сэм остается со мной, прожужжав мне уши обо всем подряд: одежда, обувь, парни, как ее мамы никогда нет рядом, так что они с Дэнни могут делать практически все, что захотят, но по большей части рассказывает о своей любви к танцам.

— Ты танцуешь?

Я отрицательно качаю головой.

— Мне не разрешают, это противоречит нашей вере.

Она морщит свой нос.

— Танцы? Это сумасшествие! Наши тела для этого и предназначены.

У меня нет на это ответа. Я никогда не танцевала, так что не могу согласиться с ней, но я и не достаточно осведомлена об этом, чтобы и не согласиться.

— У тебя строгие родители? — предполагает она.

— Это еще мягко сказано, — выдыхаю я.

— Отстойно.

— Ага, — соглашаюсь я.

Благодаря тому, что парни играют в бейсбол, я нахожу в себе смелость, чтобы говорить.

— Как давно вы, ребята, знаете друг друга?

— Давай посмотрим, — Сэм смотрит вверх на деревья, пока тараторит свой ответ. — Мэддокса я знаю так долго, сколько могу вспомнить. То же самое и с Джерри. Близнецы переехали в наш район, когда я была во втором классе, а Дэнни был в пятом. Норд просто как-то в один день появился, и на самом деле мы до сих пор не знаем точно откуда, — она перестает смеяться, увлекшись тем фактом, что они не знают, откуда он. — Тэг присоединился к нам, когда они все были в шестом классе. Его родители умерли, и он переехал жить к своей бабушке. Он часто дрался. Дэнни взял его к себе, сказав, что ему нужен хороший боец на своей стороне. Сейчас он один из нас, правая рука Дэнни. У них, действительно, настоящий броманс, — она снова смеется, позабавившись тем, что сама сказала.

Броманс? Я никогда раньше не слышала этого термина. Мне интересно, это упоминание о гомосексуализме? Так было бы лучше, возможно, Дэнни не заставлял бы меня так нервничать, если бы я знала, что ему нравятся другие парни.

— Они геи?

Сэм так сильно смеется, что заваливается на спину, катаясь по земле и заливаясь слезами.

— Это самое смешное, что я слышала в последнее время. Не могу дождаться, чтобы рассказать им об этом!

И снова я становлюсь ярко красной.

— Пожалуйста, нет! — восклицаю я с ужасом.

Ее лицо становится серьезным, пока она вытирает свои глаза.

— Не влюбляйся в моего брата. Все девушки так делают, и это никогда не заканчивается хорошо. А ты мне нравишься.

— Хорошо, — отвечаю я в замешательстве, не зная, как иначе ответить.

— Обещаешь? — она вытягивает свой мизинец. Наконец-то, хоть что-то, что я видела прежде.

— Обещаю, — я протягиваю ей свой мизинец. Я точно уверена, что уже нарушила данное обещание, не то чтобы моя влюбленность когда-нибудь всплывет наружу.

— Я должна идти, — говорю я с грустью. Даже несмотря на то, что в их присутствии я нервничаю, а Сэм на самом деле слишком быстро говорит, меня к ним тянет. Мне нравится слушать о том, как она живет. Это так отличается от моей жизни. У нее так много свободы.

— Это отстой, мне нравится разговаривать с тобой.

Мне тоже нравится говорить с ней.

— Возвращайся завтра, ладно?

— Не думаю, что смогу, — хотя мне бы очень этого хотелось, очень-очень. — В следующий вторник?

Она сияет.

— Да, я удостоверюсь, чтобы мы были здесь.

Я возвращаюсь домой, ожидая получить самый худший нагоняй в моей жизни, но отца еще даже нет дома, а мама занята шитьем, показывая Лорен, как сделать модное обрамление на платье.

Она поднимает взгляд, когда замечает меня.

— Можешь начать готовить ужин?

Я киваю, пораженная тем, что они даже не осознали, что меня не было дома. Полагаю, в том, чтобы быть тихоней, есть свое преимущество. Никто на самом деле даже не заметит, здесь ты или нет.

Сейчас я хожу в этот парк каждый вторник, все больше сближаясь с Сэм. Даже парни начинают привыкать видеть меня здесь. Они начинают поддразнивать меня, как делают с ней, ерошить волосы так, что мне приходится приводить их в порядок, прежде чем идти домой. Я обожаю каждую секунду всего этого.

Иногда приходят другие девушки. Я ненавижу такие дни так же, как и Сэм. Она ненавидит это, потому что парни ведут себя иначе. Я ненавижу это потому, что по большей части они борются за внимание Дэнни.

Я узнаю, что им всем по шестнадцать лет.

— Интимные шестнадцать лет, — уточняет Сэм, что, как я понимаю, правда. Они всегда засматриваются на девушек. Дэнни никогда не уделяет внимание мне, но я не хочу, чтобы он уделял это внимание кому бы то ни было еще.

Есть что-то в том, как мы общаемся с Сэм; я не знала, что такое может быть между двумя людьми. Полагаю, это потому, что до нее у меня никогда не было настоящего друга.

Она находит возможность пообщаться со мной, зная, что каждый вторник я доставляю продукты миссис Фрайзер. Она садится на свой велосипед и составляет мне компанию, катаясь на вверх и вниз по улице, пока я не освобожусь.

Она узнала, что по вторникам утром я дома одна, так что она прокрадывается ко мне, убедившись, что никто из соседей не увидит ее. Мы смеемся все время напролет, а когда она уходит, у меня болят щеки.

Я переживала, что она может назвать меня фриком, когда увидит все эти кресты в моем доме и повсюду развешенные картины с Иисусом, но она никогда так не называла меня. В действительности, по воскресеньям она стала ходить в мою церковь только для того, чтобы мы могли с ней чаще общаться.

Вот как появились Пятничные Вечера.

Моим родителям стало интересно, кто эта новая девочка в церкви. Я сказала им, что в один из дней увидела ее, смотрящую на церковь, так что я рассказала ей все о Боге, о том, чтобы быть спасенной Иисусом, что подействовало на них так, как, я знала, и должно было. Это был первый раз, когда я соврала им. Той ночью я не могла уснуть из-за чувства вины.

Однажды Сэм спросила их, могу ли я остаться у нее дома с ночевкой. Моему отцу это не понравилось, и он просто отказал ей. Вот тогда Сэм и выдала эту слезливую историю о том, что она единственный ребенок, ее мама работает по ночам, а ей одиноко. Отец предложил ей ночевать в нашем доме. Моя мама запротестовала, сказав, что у нее и так сотня разных дел, и она не собирается включать в них еще и ночевки, поэтому она присоединилась ко мне и Сэм, и убедила моего отца в том, что это поможет Сэм найти ее путь к Иисусу. В конце концов, он поддался на эту затею.

Прежде чем я со своими родителями приехала в первый раз в пятницу к ней домой, Сэм вынудила своего брата и его друзей выдраить весь дом. Когда мы зашли в дом, запах был таким, как будто в этом месте взорвался освежитель воздуха, мы с родителями закашлялись от этого запаха.

Дэн и парни сделали все, чтобы не оказаться поблизости, чтобы мои родители поверили, что Сэм была единственным ребенком в семье, иначе я бы гарантированно никогда не ступила на порог этого дома. Она даже умудрилась привести домой свою маму, Энжи, чтобы она подыграла нам.

Энжи была идеальной хозяйкой, она благодарила моих родителей за, своего рода, ценное влияние, оказанное на ее дочь, и что она заметила изменения, когда Сэм начала посещать церковь. Они проглотили это, как пирог на День Благодарения.

Вот так у меня сформировалась семья вне дома. Семья, которую я любила всем своим сердцем, для которой я сделала бы все, что угодно. Я знаю, они чувствовали то же самое, потому что на протяжении многих лет я видела, как они даже не позволяли никому общаться со мной. Они приняли меня; по причинам, которых я не понимала, тем не менее, я была им признательна за это. Они стали моим убежищем.

— Переодень свою племянницу, прежде чем уйдешь! — кричит мне мама с кухни.

Я практически у задней двери, в сантиметре от свободы. Я громко вздыхаю, зная, что мама не услышит, иначе я бы не осмелилась.