Воспоминания об о. Александре Мене - Файнберг Владимир Львович - Страница 12

Весной и летом вы совершаете две поездки в Италию. После одной из них встречаю вас в аэропорту Шереметьево, заранее радуясь, что вам удалось отдохнуть.

Вы появляетесь из-за стойки таможенного контроля неузнаваемый. Постаревший. Какой-то низенький. Под глазами мешки.

— Что случилось, батюшка?

— Никогда больше не буду ездить за границу. Во-первых, дорого. Я не имею права тратить на себя такие деньги. А во-вторых, суета сует. В конце концов, всё, что я видел, я уже знал по книгам и кинофильмам. Лучше бы поработал дома, до сих пор словарь не отшлифован. А как ваши дела? Двинулся новый роман?

— Двинулся.

— Слава Богу! Купил вам в Риме ваши любимые авторучки с чёрной пастой. Пишите. Специально приеду на днях послушать.

18

31 июля 1990 года. Если б я знал, что мы видимся в самый последний раз, что осталось ровно сорок суток...

В тот день я с утра уезжаю по делам, а когда возвращаюсь домой, слышу ваш голос. Вы с Жанной обедаете на кухне, о чём-то разговариваете, смеётесь.

— Что это вы тут обсуждаете?

— Вас, Полковник! Куда это вы запропастились? Есть просьба. Мне нужно съездить в Строгино, исповедать и причастить одну больную. А потом, если не против, вернёмся к вам, и я послушаю, что вы там накарябали.

— Поехали.

— Сначала перекусите. Вы же голодный.

В Строгино мы задерживаемся. Больную долго умывают, переодевают, перестилают ей постель. Ждём на кухне.

— Полковник, некоторое время тому назад я переслал рукопись вашего романа в Англию. Вдруг его там переведут!

— Кому? Куда?

— А это не ваше дело. Ваше дело — творить. Жанна говорила, собираетесь в Коктебель. В Дом творчества?

— Да. Если дадут путёвку.

— Эх, Полковник! Если бы я так бездарно не провёл отпуск в Италии, набился бы поехать с вами. Устроился бы где-нибудь рядом...

— Замечательно! А может, получится? Неужели не вырветесь хоть дней на десять? Мы должны ехать в самом конце августа. Давайте куплю и вам билет!

— Куда там! Я ведь ещё затеял строительство крестильни при храме. Уезжая, оставил поручения вроде бы самым надёжным людям. Ничего не сделано, ничего. Пришлось впрягаться.

— А что с выходом ваших книг в Союзе?

— Масса предложений. А в результате пока что ноль. У кого бумаги нет, у кого — типографии. Одни благие намерения. Словарь окончил. С его изданием тоже сплошной туман.

Наконец больная подготовлена. Вы уходите в её комнату. Я остаюсь один. У меня ещё есть время придумать, как уговорить вас всё-таки поехать с нами. Может быть, если бы я нашёл слова, доводы, доказательства и сумел убедить вас в необходимости этой поездки, ничего бы не случилось?

Не знаю. Во всяком случае чувство вины безмерно. И ему нет исхода.

На обратном пути вы просите остановиться возле булочной.

— Зачем, батюшка?

— У вас дома нет хлеба.

Выходите из магазина ещё и с тортом.

— Вот. Повезло. Шоколадно-вафельный.

Сидим на кухне за чаем с тортом. Вы, словно оттаяв, увлекательно рассказываете об Адриатическом море, о меч-рыбе и других чудесах тамошнего подводного мира. Затем я читаю вам первые страницы нового романа.

— И это всё, что вы написали? Полковник, над прошлым романом вы работали семь лет. Чудовищно долго. Сколько же времени потребует этот? У вас ведь все продумано, все вместе обсуждали, я вас благословил. В чём дело?

— Жизнь отвлекает, а так все в порядке. Даже название придумал.

— Какое?

— «Все детали этого путешествия».

— Годится! Уместно. Очень. Вот поедете в Коктебель, ничто там не должно отвлекать. Макайтесь время от времени в море и пишите. Чтоб привезли хотя бы половину вещи. Тогда к Новому году она будет закончена. Надо спешить, Полковник! В который раз говорю: кто знает, что нас ждёт.

...А через сорок дней, когда, искупавшись после работы, я распластываюсь на горячей гальке коктебельского пляжа, возникает женщина с бумажкой в руке, кричит:

— Кто здесь Владимир Файнберг?

Поднимаюсь. Иду ей навстречу.

— Вам телефонограмма из Москвы, — говорит она, с ужасом глядя на меня.

Читаю: «Убит отец Александр Мень».

К похоронам я не успел. На девятый день стою в углу церковного дворика у могилы, скрытой под горой цветов.

Заместитель директора Библиотеки иностранной литературы Катя Гениева говорит:

— За несколько дней до гибели отец Александр был у меня на работе. Как раз пришло письмо из Лондона о том, что роман «Здесь и теперь» занял первое место. Он не хотел говорить вам, что это был конкурс. Чтобы в случае неудачи не пострадало ваше самолюбие. Если бы вы видели, как он обрадовался! Подпрыгнул чуть не до потолка. Сказал: «Надо написать, поздравить Полковника».

Что мне теперь до романа? Я осиротел. Как осиротели сотни людей, тесно стоящих вокруг с зажжёнными свечами в руках.

Сашенька, Сашенька, как мы все хотели уберечь вас, но в страшную минуту, всегда окружённый людьми, вы остались один...

Александр Владимирович, дорогой, любимый, неужели там, в этой могиле, недвижно лежите вы? Самый живой, самый веселый...

Отец Александр, батюшка мой, какие мысли мелькали у вас, когда, истекая кровью, вы ещё двигались по дорожке к дому? О чём молились? Почему тем встретившимся женщинам не назвали имя убийцы?

Впрочем, ведь вы никогда, ни разу ни о ком не сказали плохого. Ни о ком.

В одной из своих книг вы пишете: «Жизнь по заветам религии неотделима от борьбы за торжество добра, борьбы за все светлое и прекрасное; она должна быть не пассивным ожиданием манны небесной, а мужественным противостоянием злу».

Читаю и вновь слышу ваш голос, отец Александр, Александр Владимирович, Саша...

notes

Примечания

1

Автор этих воспоминаний оказывал помощь больным людям совершенно бескорыстно. — Ред.

2

Роман «Здесь и теперь» вышел в 1991 г. в издательстве «Советский писатель» тиражом 15000 экз. — Ред.