Другой класс - Харрис Джоанн - Страница 18

Впрочем, от комментариев я в очередной раз воздержался. Все эти дельцы в офисных костюмах (как и разные директора) приходят и уходят вместе со своей политикой, сменяя друг друга. «Сент-Освальдз» и прежде не раз выдерживал их атаки, но всегда оставался жив и невредим; надеюсь, что так будет и на этот раз. Но все же подозреваю, что на этот раз нам светят бесконечные утомительные занятия по повышению квалификации – причем под пристальным наблюдением Вещи № 1 и Вещи № 2, – и во время этих занятий вашего покорного слугу все-таки заставят познакомиться и с кибер-устрашением, и с интернет-обслуживанием, и в ролевых играх заставят участвовать, и крепости из мебели строить, и потворствовать всевозможным светским развлечениям, которые так любит наша кафедра драмы.

Значит, доктор Блейкли у нас – «гуру по решению проблем, связанных с различными видами насилия»? О, великие боги!

Разумеется, некоторые мои коллеги на подобные идиотские предложения откликнутся с энтузиазмом младшего отряда скаутов, весело скачущих вокруг своего Акелы. Например, те же супруги Джефф и Пенни Нейшн, недавно принятые на кафедру германистики; они оба давно являются членами подобного «мыслительного центра» и участвуют в деятельности разнообразных «групп по интересам»; кроме того, Пенни однажды прослушала курс под названием «Дети советуют», после чего у нее возникло совершенно иллюзорное представление о собственной «полной доступности» для детей любого возраста, а также о том, что у нее с «юной порослью» отличные отношения.

Боб Стрейндж, со своей стороны, был, как мне кажется, особенно впечатлен тем, что при новом режиме все текущие проблемы «Сент-Освальдз» будут преобразованы в серию политических документов, благодаря чему попросту перестанут существовать в реальном мире. Что же касается доктора Дивайна… Что ж, он-то наверняка помнит дело Гарри Кларка. С другой стороны, у него Джонни Харрингтон никогда не учился и никаких особых дел с ним не имел. Эрик тоже, разумеется, в курсе всей той истории; но он тогда постарался ото всего отстраниться, и его реальную роль в тех событиях помню главным образом только я.

И все же transit umbra[41]. Подозреваю, что эта антикризисная команда здесь не задержится. В прошлом триместре у нас в учительской как-то даже возник разговор о том, что подобные команды редко работают в той или иной школе дольше одного учебного года. Как только заканчивается бумажная (простите, компьютерная) возня с документами, они стремятся поскорей перебраться на новое пастбище, а преподавателям остается лишь вновь доказывать, сколь мало соотносится реальная жизнь с миром подобных «модернизирующих» выдумок.

Выдумок? Ну нельзя же создать хорошую школу на основе голых теорий, на продукции всевозможных «мыслительных центров» и форумов! Любой приличный школьный учитель это понимает и соответствующим образом преподносит и свой предмет, и свой образ. В былые времена мы, преподаватели, хорошо умели обращаться с «низшей стихией». И нам отнюдь не требовалась какая-то особая политика, чтобы разъяснить мальчикам, что нехорошо терроризировать тех, кто слабее тебя, что нужно быть вежливым и стараться вести себя как истинные джентльмены. Тогда, правда, практически не было никаких «мыслительных центров», никаких курсов и семинаров «по модернизации школы» и, разумеется, никаких «гуру по борьбе с насилием». И применение одной-единственной формулы – точнее, одной-единственной латинской фразы – могло разрешить любые случайности, любые противоречия между учениками и учителями.

In loco parentis[42]. Для нас это обычно означало: «Действуй так, как поступили бы разумные родители». Теперь же вряд ли кто-то понимает, что означают эти слова. И потом, большинство нынешних родителей можно назвать какими угодно, только не разумными. Мало того, они зачастую не только неразумно себя ведут, но и откровенно сутяжничают, или кичатся своими титулами, или, наоборот, проявляют излишнюю доверчивость, или же сразу занимают оборонительную позицию и начинают грубить учителям; в общем, они прямо-таки одержимы желанием во что бы то ни стало полностью окупить те деньги, что затрачены ими на образование ребенка. И тут, пожалуй, наш новый директор прав, когда пытается доказать, что их теперь уже не стоит воспринимать как родителей учеников – теперь это просто наши клиенты.

Отныне большинство клиентов «Сент-Освальдз» наверняка будут обожать нашего нового директора – причем по тем самым причинам, по которым мне он столь сильно не нравится. Они будут в восторге от его обаяния, молодости, ораторских способностей и даже от того, с какой легкостью он пользуется современным жаргоном школьников. Лично я очень хотел бы посмотреть, как наш новый директор справится (особенно во второй половине дня в пятницу) с буйными юнцами пятого года обучения, которым вскоре сдавать выпускные экзамены. Только вряд ли я этого дождусь. Такие люди, как Джонни Харрингтон, никогда не испытывают потребности, засучив рукава и пачкая руки мелом, что-то дополнительно объяснять у школьной доски. Такие люди, как Джонни Харрингтон, спокойно сидят у себя в кабинете, создавая всевозможные планы и заставляя других воплощать эти планы в жизнь. Такие люди, как Джонни Харрингтон, прекрасно знают, как привести в движение и заставить работать целый коллектив; они способны завести любой человеческий механизм и натянуть струны таким образом, чтобы они зазвучали в полном соответствии с выбранной мелодией…

Однако наше собрание, казавшееся мне бесконечным, в итоге все же подошло к концу. Директор и его антикризисная команда удалились – видимо, чтобы еще разок обсудить генеральный план «ребрендинга» школы, попивая чаек с печеньем и удобно устроившись во внутреннем святилище, то есть в директорском кабинете. Я этот кабинет знаю очень хорошо, тем более наш последний директор ничего в нем не изменил, и он остался в точности таким же, каким был и при старом Шкуродере Шейкшафте, разве что извечный запах сыра сменился ароматом цветочного освежителя воздуха. Боб Стрейндж, разумеется, тут же последовал за директорской группой – ну в точности верный бассет, ожидающий приказа любимого хозяина! – а мы, все остальные преподаватели, остались в учительской и, собравшись вокруг нашего любимого чайника, стали обмениваться впечатлениями. Китти Тиг передала мне печенье, и я спросил у нее:

– Ну и что вы обо всем этом думаете?

Китти одарила меня той снисходительной улыбкой, которую обычно приберегает для самых медлительных своих учеников, и сказала:

– По-моему, Харрингтон – сторонник активных действий. И «Сент-Освальдз» это пойдет на пользу. Мы давно нуждаемся в небольшой встряске. Особенно после прошлогодних событий.

– Встряске? Но мы же не баночка с простоквашей.

– Судя по вашему тону, вы как-то не очень в этом убеждены.

– Да нет, я просто считаю, что он для подобной работы не годится.

– Но почему? Только потому, что он слишком молод? Или потому, что раньше никогда преподавателем не был?

Ну, если хорошенько задуматься, так обе эти причины – более чем достаточное основание для недоверия. «Сент-Освальдз» – корабль старый, требующий осторожного обращения. Никто в здравом уме не отдаст старое судно в руки юнги. И потом, даже если бы у меня и не было никаких сомнений в компетентности Харрингтона (по крайней мере, в области пиара), все же настоящий директор школы должен иметь за плечами достаточно долгую преподавательскую практику. Он должен с мелом в руках отстоять положенные годы у классной доски; должен приобрести определенный опыт, пережив немало весьма неприятных школьных инцидентов; должен, так сказать, набить себе трудовые мозоли на обеих руках. Однако то поколение, к которому принадлежит наш новый директор, – это какая-то совершенно иная разновидность людей. Все они прекрасно владеют компьютером; обладают не только представительной, но и привлекательной внешностью; политически корректны; хорошо знакомы со всеми новыми методологиями – но пока такой человек, назначенный на должность директора, не поработает учителем, нечего и ждать от него понимания того, чем мы здесь, в школе, занимаемся. Он и учеников-то вряд ли понять сможет. Я уж и не говорю о преподавателях.