Лев (ЛП) - Аврора Белль - Страница 23

Лидия взвизгнула, чтобы я отпустила ее, и неохотно я сделала это. В тот момент как она выбралась из моих объятий, ее крошечные пухленькие ножки на большой для них скорости понесли ее подальше от нас. Я ахнула и поспешила за ней, но Лев остановил меня, схватив за руку.

— Все нормально, она не уйдет далеко.

Он был ее отцом. Он знал ее лучше, чем я, но все же я беспокоилась.

— Ты уверен? — спросила я, замявшись и внимательно наблюдая за ней. Она подняла листик, который ей очень понравился. Я поняла это, потому что она стояла, захваченная зрелищем, улыбаясь ему, пока он поблескивал на солнце. Лидия аккуратно держала его в своих ручках, повернулась и побежала к нам, подняв руку над головой, чтобы показать свой «улов».

Мое бешено колотящееся сердце замедлилось. Я посмотрела на Льва, который улыбался малышке.

— Спасибо, Лиди. Он очень милый.

Она снова отбежала, но я заметила, что она остановилась на том же расстоянии, что и в прошлый раз, как будто подсознательно понимала, что еще чуть дальше убегать нельзя.

Теплая ладонь сомкнулась вокруг моей руки, и я повернулась. Лев показал на покрывало:

— Садись.

Я только собиралась сказать, что мне не нужна помощь, чтобы сесть, как осознала, что на мне было платье. Поэтому я передумала и приняла помощь, потому что не хотела показывать Льву свои новенькие белые трусики. По крайней мене не сегодня.

С его помощью я опустилась на покрывало так грациозно, как только возможно, чтобы не показать свое нижнее белье, и он сел рядом со мной так близко, что легко мог бы коснуться меня. День был великолепным, а поскольку деревья отбрасывали на нас тени, то было еще замечательнее. Мы оба повернули головы, чтобы посмотреть за Лидией и убедиться, что она играет недалеко от нас. Лев открыл корзинку и начал вытаскивать содержимое, передавая все мне.

Когда Лев сказал Мирелле, что мы планируем украсть на весь день ее сокровище, она настояла, что соберет нам корзину для пикника, чтобы мы не покупали еду на вынос. Я согласилась с этим. Мирелла периодически готовила мне тосты, и они были вкусными. Я была уверена, что она легко могла сделать и сэндвичи. Через десять минут она подала нам заполненную корзинку, куклу и мяч для Лидии, если ей вдруг станет скучно, ее покрывало, на случай, если она уснет, и бутылочку с водой.

Лев подавал мне содержимое корзины, и я аккуратно раскладывала все перед нами. Мирелла упаковала нам картофельные чипсы, пакетики с порезанными яблоками, клубникой, морковными палочками, огурчиками, сыром и тоненькими крекерами, сэндвичи, парочку небезызвестных черничных маффинов Ады, и несколько кусочков брауни. Лев вытащил бутылку с водой и подал ее мне. Я открыла ее и сделала пару глотков, наблюдая краем глаза за ним.

Он снял пиджак, положил его на корзинку, чтобы тот не касался земли, затем отстегнул запонки и закатал рукава до локтей.

— У меня есть первый вопрос. — Я улыбнулась сама себе. — Ты всегда носишь костюм?

Лев наклонил голову.

— Да, в основном.

Я ждала дальнейшего объяснения.

Не получила.

Я нахмурилась и махнула рукой, побуждая его продолжить.

Он приподнял брови.

— Вот и все. Добавить нечего.

Я фыркнула:

— Ох, давай-ка приложим больше усилий. Почему ты постоянно носишь костюмы? У тебя есть какая-нибудь другая одежда, кроме деловой? Как насчет пары джинсов?

Он посмотрел на свою дочь, которая собирала листики, и ответил:

— Я не знаю, почему постоянно ношу только костюмы. Вероятно, это привычка. И да, у меня есть другая одежда. Включая и джинсы.

О боже.

Что бы я только не отдала, лишь бы увидеть эту попку в джинсах. Ох!

— Хорошо. — Я была довольна его ответом. Открыла пакетик, взяла кусочек сыра и закинула его в рот. — Теперь ты задавай вопрос.

Он долго молчал, и на мгновение, я даже подумала, что он не ответит, но затем Лев открыл рот и заговорил:

— Ты любила свою мать?

Я нахмурилась.

Что это за вопрос такой?

Я легко ответила:

— Конечно, я любила ее. Она была самой лучшей. Ее звали Клара, и я выгляжу точь-в-точь, как она.

— Тогда она была красивой, — пробормотал Лев, как будто сам себе, и я спряталась за своими волосами, как обычно делала раньше.

— Она была красивой, но знаешь, что делало ее ошеломительной?

— Что?

Я посмотрела на него.

— Ее улыбка, — ухмыльнулась я. — Она была заразительной. И когда она смеялась, все ее тело содрогалась от веселья одним отработанным движением. Казалось, будто она танцевала своим смехом. Мама постоянно улыбалась, даже когда было сложно, и также много смеялась. — Чем больше я говорила о ней, тем сильнее мое горло сжималось. Я закончила шепотом: — Она была живым солнышком.

— И затем она умерла.

Это было сказано так мрачно и угрюмо, что я вздрогнула.

— И затем она умерла, — подтвердила я, кивнув. — Все случилось так быстро. Она пошла к доктору из-за болей в животе и метеоризма, и сначала ей поставили неправильный диагноз. Мы слишком поздно обнаружили, что у нее рак кишечника. Они сказали, что ей осталось три месяца. — Я нахмурилась от воспоминаний. — Она едва продержалась два.

— Сочувствую.

Я пожала плечами, как раз когда Лидия вернулась с охапкой листиков, которые добавила к своей маленькой коллекции. На сей раз она плюхнулась прямо на мои коленки и потянулась за пакетиком с яблоками. Я открыла пакетик и подала ей кусочек, затем обняла руками ее за животик и прижала щеку к ее головке.

— Что насчет твоих родителей? Ты не говорил о них.

— Они мертвы, — безэмоционально выдал он.

Я задала ему тот же вопрос:

— Ты любил их?

Он сорвал травинку и сморщил лоб.

— Я не понимаю, что значит любовь, — начал он. — Любовь — это просто слово.

Я удивленно подняла брови. Я видела, что он всей душой любил Лидию. Видела, что он любил Нас и даже как-то по-своему Сашу. Я не понимала, как человек, окруженный людьми, которые любили его, не понимал любовь.

— Но ты ведь любишь Лидию. Любишь Нас и Сашу.

— Разве? — спросил он. — Я бы выдержал любые страдания, лишь бы они были счастливы. Я отдал бы свою жизнь, чтобы обеспечить их безопасность. Правда. Это и есть любовь? Возможно, — он наклонил набок голову. — Возможно, это что-то большее.

Лидия ела, что-то лепеча сама с собой, и указывала на вещи, которые ее привлекали, как например, крышка от моей бутылки с водой. Я обдумывала слова Льва, и когда, казалось, поняла их значение, осторожно заговорила:

— Ты веришь в глагол «любить». А не в само слово «любовь». — Он повернул свое лицо ко мне и посмотрел на меня так, будто был крайне удивлен моим пониманием. Я добавила: — Любовь для тебя — действие. Когда она — неопределенная эмоция.

— Да, — ошеломленно пробормотал он.

Я могла бы полюбить тебя, Лев Леоков.

Мысль изумила меня. Одновременно пугая и взбудораживая.

Я прикусила изнутри губу.

— Я поняла это.

Все мое внимание переключилось на маленькую девочку, которая ела порезанные кусочки яблока, но я ощущала взгляд Льва на себе. Пропустив пальцы сквозь кудряшки Лидии, я прижала ее поближе, пользуясь таким милым отвлечением.

Проницательный взгляд ее отца убивал меня.

— Прежде, когда у тебя был дом, ты планировала пойти в колледж? — Его вопрос удивил мня.

— Да, — сказала я. — Я хотела стать фотографом. Истратить все деньги на фотоаппарат и снимать все подряд, — улыбнулась я. — Продавать фото за тысячи долларов и стать самым лучшим сотрудником, когда людям из Vogue понадобилось бы вдохновение. — Я захихикала сама над собой. — Такой была моя мечта.

— Что бы ты хотела фотографировать?

Лидия засунула большой палец себе в рот, укрылась одеяльцем и прижалась к моей груди, положив голову на мое плечо. Я поцеловала ее в лоб.

— Я хотел делать оригинальные фотографии. Фото людей и ситуаций, которые бы притягивали повторный взгляд. Я бы хотела быть безрассудной и дерзкой, и показывать вещи, которые многие люди быстро забывают. — Я пожала плечами, нечаянно встряхнув Лидию. — Ох, прости, дорогая, — прошептала я. — Я хотела бы делать что-то необычное.