Кайнозой (СИ) - Медведев Дмитрий Сергеевич - Страница 52

Кирилл же ощущал его дуновение лишь кожей на лбу, щеках и почему-то на ресницах, да и то недолго. Вскоре отказало и осязание. Кирилл летел в темную пропасть, на дне которой уже распахнула свои объятия смерть.

Его несли все трое, торопясь. Но куда они спешат? Под ногами и так была бескрайняя гладь табала, бежать больше некуда.

Фенар что-то пытался втолковать Арсентию и Милану, но те не понимали его. Кирилл тоже не понимал - уши перестали слышать.

Глаза все-таки держались до последнего. Изображение меркло и появлялось вновь, пока, наконец, не зарябило мелко и часто и не исчезло.

Кирилл погрузился в глухую тьму. Ни звука, ни шелеста, ни малейшего хороша.

"- Зря", - зазвучал голос Стража.

"- Дуй мытья и возвращайся", - эти слова принадлежали Марье. - "Потом дам тебе поужинать".

"- Славно", - добавил Расим. - "Ион - в синий угол. Кирилл - в красный".

Так, стоп, откуда они все здесь? Страж, Марья, Ион. Они все мертвы. Их давно уже нет.

"- Ясно, понятно", - равнодушно сказал себе Кирилл. - "Выходит, я склеил ласты, и это все последние трепыхания моего мозга. Конвульсии. Кислородное голодание. Ум в обратном порядке выдает фразы, сказанные в разное время разными людьми. Только подборка какая-то странная, одни мертвецы. Ну, надергал, мозг, конечно...".

И тут Кирилл почувствовал внешнюю Силу - ту, на которую в глубине души до последнего надеялся. Она не имела границ своего могущества, ей было подвластно все, что только может или могло когда-либо существовать. И не нужно ни зрения, ни слуха, ни чего-то еще, чтобы ощутить ее прикосновение.

Сила не была ни доброй, ни злой. Она не имела воли и не стремилась помочь или, напротив, помешать. В своем величии она просто не замечала никого и ничего вокруг, она не знала ни начала, ни конца. Она существовала всегда. И каждый, кто встречался с Силой и добровольно открывался ей, получал ее. Просто потому, что таков закон жизни. Лишь тот, кто готов, получит то, что заслуживает.

Первыми "включились" уши. Ворвавшийся в них гул ветра чуть вновь не оглушил Кирилла. Одновременно ожило и все тело, и Кирилл мигом прижал ладони к ушам, прижал крепко, до боли. Шум чуть стих, отдалился.

Кто-то или что-то поднял его, подбросил высоко в воздух. Кирилл взмыл вверх. Он лишился веса, притяжение исчезло, законы физики больше не работали.

Глаза открывались неохотно, они слиплись, как от долгого сна. Кирилл протер их рукой, разомкнул и открыл. Тягучая пустота в желудке тянула вниз, дыхание сперло, но Сила упрямо влекла его за собой.

Он скользил над табалом. Планировал над массивными столбами, едва не касаясь животом округлых набалдашников, которые ежесекундно вспыхивали, выплевывали из себя снопы разноцветных искр. Так, должно быть, планирует над водой зоркий пелагорнис, выискивая юркую рыбу.

Не прилагая ни малейших усилий, Кирилл летел, и это было непередаваемое ощущение. Вырывающиеся из столбов искры становились все ярче, все крупнее. В нос ударил незнакомый запах, полный приятной горькости, как хороший свежесваренный кофе. Ох, как бы Кирилл хотел кофе...

Вскоре он догадался, что его несет к центру табала, в самое сердце искусственного острова. И не играет никакой роли тот факт, что его построили совсем не те люди, каких он знает. Человек - всегда человек. В любом месте, в любое время и в любом мире.

В трех точках, также дрейфующих далеко впереди, Кирилл опознал всех своих спутников. Все дошли. Все добрались до места живыми и здоровыми. Кроме него, возможно. Но сейчас Кирилл чувствовал себя превосходно. С каждой новой секундой самочувствие улучшалось. Тело наполнялось давно забытым ощущением идеальной чистоты, прозрачности - совсем как в раннем детстве, когда организм еще не отравлен химией, а разум не увяз в болоте никому не нужной информации. С души свалился груз пережитого, память освободилась от тяжелых, постыдных, гнетущих воспоминаний. Кириллу вновь хотелось рассмеяться, уже от счастья, но он летел все быстрее и быстрее, и бьющий навстречу воздух не позволил бы ему издать ни звука.

Овал громадного портала ширился, и вскоре, с трудом поворачивая голову вправо и влево, Кирилл уже не видел границ. Озеро исчезло из поля зрения, повсюду был только лишь табал.

В центре искусственного острова наливалась сфера, полная рыжего огня. Языки пламени густо багровели у основания и сверкали медью на самых краешках, подрагивая от нетерпения, облизывая стенки сферы. Они рвались ввысь и вширь, хотели охватить все, все раздувая границы сдерживающего их шара. Именно к ним и несло Кирилла.

Внутри все замерло в ожидании. Вот растаяла одна фигурка впереди, утонув в поднявшейся к самым небесам сфере. Вот вторую поглотил огонь, а за ней и третью. Наконец, настал черед Кирилла. Нездешний огонь сам шагнул навстречу, торопясь впитать в себя Кирилла.

Страх так и не пришел. Несмотря на полную беспомощность, душа успокоилась, доверилась, как ребенок доверяется рукам отца. Эти руки не принесут вреда, они приласкают, защитят, поднимут повыше и позволят увидеть то, чего никогда не увидишь с высоты своего маленького роста.

Приятное тепло окутало Кирилла. Время ускорилось и замедлилось, став, наконец, вечностью. Кирилл ворвался в безумное пламя, позволяя огню впитать себя без остатка.

Наше восприятие всегда ограничено. Можно постигать суть, погружаясь в медитацию. Можно гипнотизировать себя или довериться опытному мастеру, чтобы вмесье нырнуть в темные воды подсознания и поискать ответы там. Но, что бы вы ни обнаружили в запретной зоне, вам никогда не вынести этого в мир реальный.

То же самое касается и снов. Порой в ночных грезах, в перерыве между побегом от злого преследователя и бреющим полетом, мы натыкаемся на нечто совершенно потрясающее.

Захватывающий дух пейзаж, невероятное открытие, проникновенная беседа с мудрецом, охотно раскрывающим перед нами все карты. В такие волшебные моменты мы наполняется блаженным покоем, счастьем, умиротворением, сливаемся с не имеющий конца и края миром. Миром, куда более многогранным и разнообразным, чем мы когда-либо сумеем вообразить.

Однако за сном - если он, конечно, не последний - неизменно следует пробуждение. Едва проснувшись, мы еще чувствуем прикосновение чего-то великого. Мы испытываем радостное послевкусие, спешно тающее с первыми лучами солнца. Утреннее просветление живет недолго. Оно исчезает, как только мы делаем выбор и открываем глаза, чтобы начать новый день.

Аналитическая машина берет управление нами в свои крепкие руки, отсекая все то, что ей не по зубам. Яркие образы и видения, пришедшие к нам то ли из недр памяти, то ли откуда-то извне, разум тоже стремится отбросить и запереть за толстой дверью, на которой висит табличка - "Сомнительно".

Люди веками пытались подобрать к этой двери ключ, украсть его у дремлющего ума, но получалось неважно. А может, и не нужно этого делать? Разум ведь не обхитришь, недаром именно он держит штурвал и принимает решения. Он - наша страховка от безумия. Он не позволяет заглянуть за кулисы, держа нас в узде правил, традиций и законов.

К тому же разум и сам не дурак пофантазировать. Сколько существовало теорий происхождения жизни и мироздания - даже не перечесть. Без участия разума их появление не представляется возможным.

В последнее время, к примеру, вновь обрела популярность теория симуляции, или матрицы - в честь старинного фильма, хорошего известного каждому киноману две тысячи шестидесятых.

Но это не так. Никакой матрицы нет и быть не может. Это все проделки разума, хитрого, почти совершенного устройства, сбоящего крайне редко.

Однако разум не способен ответить на столь важные, можно даже сказать основополагающие вопросы. Его роль заключается в том, чтоб человек и не искал этих ответов. Разум стремится подрезать нам крылья, уткнуть носом в землю и заставить жить так, как то диктуют обстоятельства. И ведь он отчасти прав. Без его помощи нам не выжить. Без него нам не познать счастья. Мы не должны жить только мечтами и грезами, нам не следует слишком много думать, вникать...