Пастор (ЛП) - Симон Сиара - Страница 7

Она кивает:

— Хотела. То есть хочу.

— Как насчёт моего офиса, скажем, через полчаса?

Она радостно улыбнулась:

— Увидимся там, Святой Отец.

Я старался не смотреть ей вслед, серьёзно старался, но всё же посмотрел, долго смотрел, и какой же она была сексуальной. Её попка так прекрасно тряслась в то время, пока она бежала.

Да, несомненно, холодный душ.

ГЛАВА 4.

Спустя полчаса я вернулся в своей прежней форме: чёрные брюки, пояс от Armani (переданный мне по наследству одним из Бизнес-Братьев), чёрная рубашка с длинными рукавами, закатанными до локтей. И мой воротник, конечно. Со стены офиса на меня сурово смотрел Святой Августин, напоминая о том, что я здесь только ради того, чтобы помочь Поппи, а не пускать слюнки от её коротенького топа и этих соблазнительных шортиков для бега. И я хотел ей помочь. Вспомнил её плачущей в исповедальни, и мою грудь сдавила боль.

Я помогу ей, даже если меня это убьёт.

Поппи прибыла на одну минуту раньше ожидаемого, она была пунктуальна. Мне было приятно увидеть её стоящей в дверях, ведь я не любил, когда люди опаздывали. Уже три года я просыпался в семь утра, но, конечно, это ещё не значит, что я стал ранней пташкой. Месса обычно начиналась в 8:10, а не ровно в восемь.

— Привет, — сказала она, в то время как я указал ей на кресло, стоящее рядом с моим.

Я выбрал два мягких кресла в углу своего офиса, ненавидя разговаривать с людьми сидя за рабочим столом, так как это напоминало мне о средней школе. И находясь рядом с Поппи, я хотел иметь возможность успокоить её, прикоснуться, если потребуется, показать ей, что церковь может помочь.

Она опустилась в кресло в той изящной манере, что так чертовски завораживала… Словно ты смотрел на то, как балерина надевает свои пуанты или гейша наливает чай. На её губах снова сияла красная помада, на талии были шорты с высокой посадкой, а на шее виднелся красивый бантик, хорошо сочетавшийся с блузкой, —её стиль одежды скорее говорил о том, что она собралась к субботнему круизу на яхте, нежели к встрече в моём тусклом офисе. Но её волосы всё ещё были влажными, а на щёчках виднелся румянец, отчего я ощутил, как мой член тут же напрягся от этого вида, что было не очень хорошо. Мне необходимо успокоиться.

— Спасибо, что согласился встретиться со мной, — сказала она, закинув ногу на ногу и положив свою сумочку на них. Это была не совсем сумочка, ведь она больше напоминала сумку для ноутбука, и в ней было полно папок. — Я много думала насчёт этого, а так как раньше не была сильно религиозной, и часть меня всё ещё противится этому…

— Не думай обо всех этих религиозных штучках, — посоветовал я. — Я здесь не для того, чтобы поучать тебя. Почему бы нам просто не поговорить? Возможно, ты захочешь присоединиться к какому-то виду мероприятий или группе, если, конечно, будешь нуждаться в этом.

— А если я не захочу? Ты будешь относиться ко мне как к методисту?

— Никогда бы так не поступил, — сказал я с притворной серьёзностью. — Я всегда ссылаюсь на лютеран.

Это принесло мне ещё одну улыбку.

— Так как ты оказалась в Канзас-Сити?

Она колебалась.

— Это долгая история.

Я откинулся на спинку кресла, показывая всем своим видом, что готов слушать.

— У меня полно времени.

— Но это скучно, — начала отнекиваться она.

— Каждый мой день — это практика с библейскими законами, которые датируются Средневековьем. Поверь мне, я знаю, что такое скука.

— Ладно, ну, даже не знаю, наверное, следует рассказывать с самого начала, да? — она пробежалась взглядом по стенам, а затем по книгам, и как всегда от волнения закусывала нижнюю губу, когда пыталась начать свою историю. — Я не твоя типичная беглянка, — сказала она спустя минуту. — Я не сбегала через окно, когда мне было шестнадцать, и не воровала автомобиль отца, чтобы уехать к океану. На самом деле я была послушной дочерью-любимчиком своего отца вплоть до того, как получила диплом магистра экономики управления (прим.: MBA) на сцене Дартмутского колледжа. Я была той дочерью, которой гордятся родители… Пока не увидела, кем являлась для них на самом деле… Просто ценным вкладом, ещё одна папка, как лежащие в этом портфеле. «Вот она, наша юная леди, — я мог представить, как они говорят это семье рядом с ними. — Окончила колледж с отличием и, знаете, училась в лучших школах. Провела три последних лета волонтёром на Гаити. Она бы могла танцевать в Джуллиарде, но вместо этого предпочла продолжить своё дело, какая рассудительная девочка».

— Ты была волонтёром на Гаити? — перебил я.

Она кивнула.

— Программа называлась Дом рождения. Это место для деревенских матерей Гаити, которые получали бесплатный уход, пока были беременны, они также могли там родить. Это единственное их спасение, и мне впервые, за исключением летнего дома в Марселе, пригодилось моё знание языка, не зря же я училась во французской школе-интернате.

Дартмут. Марсель. Школа-интернат. Я предполагал, что Поппи из знатной семьи с неким богатством и привилегиями за спиной, но теперь мог точно видеть, сколько в ней привилегий и сколько богатства. Изучал её лицо. На нём разрасталась уверенность, было что-то даже старомодное в склонности к этикету и вежливости, но при этом никакой вычурности, никакой элитарности.

— Тебе нравилось там работать?

Её лицо тут же ожило.

— Конечно! Это прекрасное место с замечательными людьми. В моё последнее лето я помогла родиться семи младенцам. Двое из них близнецы… Они были такими крохами, после акушерка сказала мне, что если бы их мать не пришла сюда, то, вероятнее всего, они бы погибли. Я даже помогала этой женщине выбрать имена для её сыновей, — она немного засмущалась, и я понял, что это был первый раз, когда ей удалось поделиться с кем-то этой радостью. — Я так скучаю по этому.

Я ухмыльнулся ей. Это вышло как-то произвольно, ведь ещё никогда я не видел такой светлой радости на чьём-то лице из-за помощи нуждающимся людям.

— Идея моей семьи заключалась в том, чтобы помогать людям, но она использовалась в политических целях, — сказала Поппи, копируя мою улыбку, но получилось у неё не очень натурально. — И ещё они любили делать пожертвования для животных, таким образом имея возможность фотографироваться с гигантскими чеками. А затем, идя по улице, проходили мимо бездомных. Это стыдно.

— Это общепринято.

Она покачала своей головой.

— Но так не должно быть. Я, по крайней мере, отказалась от такой жизни.

Повезло ей. Я тоже отказался, хоть и вырос в семье верующих и добрых людей. Для меня это было легко сделать, но не думаю, что для неё так же. Я хотел узнать о ней побольше, о той жизни, которую она вела на Гаити, представить, как она помогает всем людям, находясь здесь, в церкви Святой Маргариты. Нам нужны такие люди, которые смогут отдать своё время другим, подарить им частичку своей заботы, а не только деньги. По факту, я чуть не сказал это вслух. Чуть не упал перед ней на колени, умоляя, чтобы она помогла нам с готовкой еды или панкейков на завтрак, потому что на самом деле нам не хватает людей (таких же отзывчивых и добрых); я хотел занять её всем, потому что мне необходимо видеть Поппи везде.

Но, с другой стороны, это не было лучшей идеей. Поэтому я сменил тему:

— Итак, ты окончила колледж…

— Колледж. Точно. И я поняла, глядя на своих родителей, что я — это всё, о чём они мечтали. Они очень для этого старались. Я была одета с иголочки, словно какая-то кукла, полный пакет: наманикюренная, холёная, дорогая упаковка.

Она была всем этим. Поппи действительно представляла собой эти вложения… Но под ними скрывалось гораздо больше. Грязная и пылкая, незрелая и творческая: циклон, спрятанный в яичную скорлупу. Неудивительно, что оболочка дала трещину.

— Моя жизнь была очень красочной: много красивых машин, много номеров отелей, слишком много сборов средств и вечеринок. Жизнь, предопределённая наперёд, ведь мне предстоял выбор между двумя богатыми детьми коллег моих родителей, которые тоже окончили Дартмут и уже были готовы жениться и заделать ещё богатых детишек. Мне было суждено работать где-нибудь в офисе и водить Мерседес S-класса до тех пор, пока я не выйду замуж, а затем уволюсь и начну заниматься благотворительностью, пока, конечно же, не рожу двух младенцев, чтобы повесить наше счастливое семейное фото в рамочку, — она опустила свой взгляд на руки. — Это всё звучит смешно. Словно я героиня романов Эдит Уортон (прим.: американская писательница и дизайнер, первая женщина-лауреат Пулитцеровской премии.) или что-то в этом роде.