Неприкаянные письма (сборник) - Харрис Джоанн - Страница 19

– Понятно. Вы хотите, чтобы я приехала за ним?

– О нет, вам нельзя, – возразила я. – Ну, в принципе-то могли бы, невозможного тут нет. Но я звоню из Лондона.

Неожиданно эта фраза все изменила.

– Карен, это ты? – резко бросила она. – Что, не знаешь, когда перестать?

– Я не знаю никакой Карен, – говорю. – Мое имя…

– Значит, вы в шестерках у Карен. Мне безразлично. Кончено. Отец мой мертв, ищите себе другую мишень.

– Прошу вас, мисс Паррис, я не Карен, я не понимаю, о чем вы говорите, честно. Просто у меня это письмо, и складывается впечатление, что оно, возможно, важное. Тут еще черная карточка…

– Ну да, как же. Перешли ее копам в участок на Эйвон и Соммерсет, – сказала она. – Или, если ты и в самом деле в Лондоне, то вези ее хоть прямо в Скотленд-Ярд, мне наплевать. А теперь отвяжись и больше сюда не звони.

Раздался щелчок: она вроде трубку повесила – и я разочаровалась. Целые поколения живут, кому никогда не познать удовольствия шмякнуть трубку на рычаг.

Я взяла записку «Майклу». Итак, «К» (наверное) означает Карен. Тоже мне достижение: весьма худосочно для развития фактов. Даже зная, что она была тем, кто очень рассердил дочь Майкла Парриса, не много-то поймешь. Черт, я даже не узнала имени его дочери. Паршивый из меня получился бы детектив.

А впрочем, может, я и лучше стать смогу. Притащила из соседней комнаты свой ноутбук.

Вбила в строку поисковика Майкл Паррис Бристоль без кавычек – и получила, похоже, бесконечный перечень ссылок на истории со словами «Майкл», «Паррис» и «Бристоль», расположившиеся сразу под вопросом: «Возможно, вы имели в виду Париж?» Потом я полезла в бристольскую полицию и выяснила, что просто по запросу получить список сотрудников правоохранительных органов нельзя, если только они в «Твиттере» не регистрируются. Тогда даже иконки фоток посмотреть можно. Но среди них не было сотрудников уголовной полиции. Я к нескольким подобралась, думала расспросить их про Майкла Парриса по прямой связи, да только выяснила, что напрямую выйти можно лишь с теми, кто сам дает позволение на прямую связь.

Искала я, искала, и в конце концов нашла некролог Майкла Парриса. Он был удручающе краток. Скончался два месяца назад в возрасте пятидесяти шести лет, оставил безутешными своего мужа Марка Рамиреса и своего брата Артура Парриса – вот и все. Никаких детей. Кремация состоялась в Южно-бристольском крематории. Вместо цветов желающие могли прислать пожертвования в Макмиллановский фонд онкоподдержки или в «Боллбойз», благотворительную организацию по предотвращению рака яичек.

«Боллбойз» (парни с яйцами) – против рака яичек. «Сэйв Ти-тас» (береги титьки) – против рака груди. Рак матки для подобных вывертов не годится. Впрочем, и рак прямой кишки тоже – хотя и мог бы. Упустили возможность раздавать ленточки с надписью: «Сракам тоже нужна любовь».

О каком только дерьме не думаешь, когда у тебя рак. Я все еще в мыслях витала, когда зазвонил телефон, перепугав меня так, что я чуть из кожи вон не выскочила. Взглянула на дисплей: светился номер, по которому я звонила час назад. Вот уж не ожидала, подумала я, нажимая на кнопку ответа.

– Алло? – говорю, слегка нервничая.

– Это дочь Майкла Парриса. Это вы звонили мне ранее? – Ни капельки гнева, на сей раз, на деле, голос так и исходит заботой.

– А что? – спрашиваю.

– Просто хотела извиниться за тон, каким говорила с вами. Я все еще скорблю по отцу. Не могу поверить, что его нет. Мы были очень близки.

– Ну-да, – говорю. – До того близки, что вас даже в некрологе не упомянули. – Долго тянулось молчание: я практически слышала, как ворочались колеса, пока она пыталась подобрать на это ответ.

– Мой отец был человеком сложным. Не всегда легко было быть его дочерью. Долгое время мы были разобщены, а потом, в конце прошлого года, наконец-то вновь сошлись.

– У-гу, – киваю.

Опять недолгое молчание.

– Когда вы позвонили, я переживала кое-что, связанное с нашей семьей, и была очень взвинчена. Боюсь, что перенесла свое раздражение на вас.

– Извинения приняты, – сказала я ей. – Что-нибудь еще?

– Вы сказали, что у вас есть некое письмо, возможно, важное, содержащее черную карточку, так? Понимаете, эта карточка должна была быть в бумагах моего отца, но после вашего звонка я проверила: ее там нет. По-видимому, вы ее нашли…

– Ну-да, и последовала вашему совету.

– Простите?

– Я отослала ее по почте в полицейское управление Бристоля. Вам следует к ним обратиться…

– Лгунья. – Вот так-то: вновь в голосе ее зазвучал рык.

– По голосу судя, вы опять взвинчиваетесь, – отозвалась я беззаботно. – Каждый справляется с горем по-своему. Не трудитесь опять звонить с извинениями, я вас заранее прощаю…

– Мне известно, что она все еще у вас.

Я хмыкнула:

– Не знаю, чего вы добиваетесь, но это и цирк-то не мой, и обезьянки не мои[17].

– О, будь уверена, цирк это твой. Только попробуй и дальше под ногами путаться. Я из тебя обезьяну сделаю. Сбереги себе кучу времени и избавься от многих бед – перешли мне Майклово письмо. Адрес я тебе дам.

– Окей, – говорю, – дай только карандаш возьму или еще что, чем записать. – Опустила телефон, посчитала до пяти и вновь поднесла его к уху: – Диктуй.

– М. Паррис, Шестая авеню, 89… – Пока она говорит, я вбиваю адрес в интерактивную карту, увеличиваю ее, затем жму на «показать улицу». – Повторите, пожалуйста, сказанное мною, чтоб быть в полной уверенности, что вы записали правильно. – Теперь она старается изо всех сил не проявлять нетерпения.

– Не буду, – возразила я. – На изображении улицы на Шестой авеню нет ничего, кроме складов и гаражей.

– Умной себя считаешь? – рявкнула она. – Мы тоже гуглить умеем. У нас есть номер твоего телефона, и мы знаем, что ты в Лондоне. Хочешь цирка? Что ж, цирк въезжает в город, и когда мы с тобой покончим…

Я дала отбой и отключила телефон. Потом уселась, уставившись на пустой экран и раздумывая, аккумулятор ли мне вынуть или симку пополам разломить, как в кино показывают.

Нет, я должна включить телефон и позвонить в полицию. Еще лучше: отнести это попавшее не по адресу почтовое отправление в ближайший полицейский участок и сделать заявление. Потянулась за конвертом и замерла. «Господин полицейский, я хочу заявить, что мне на телефон позвонила какая-то женщина и угрожала устроить мне цирк».

Сама расхохоталась. Вот и говори тут про безумные речи, когда у тебя рак. Кстати об этом: «Да, господин полицейский, мне сегодня поставили диагноз. Года два, сказали. Да, мне предстоит химия, но пока терапия еще не началась. Боюсь ли я? Если честно, то думаю, что по-настоящему еще не осознала этого. Сочла бы я, что я в шоке? Нет, не совсем. Что принимаю? Ибупрофен и антиоксиданты. Ах, вы имели в виду наркотики…»

И это – если предположить, что они станут так долго возиться со мной.

Я снова взяла карточку. «Клуб Вечности». Номер 47. Взгляд мой упал на листок из гостиничного блокнота:

«Стелла» – 47

СРЕДЫ

18–00

Перевела взгляд на экран ноутбука, просто чтоб убедиться. Ну-да, было почти два часа дня, среда. Может, это было самым безумным дерьмом, какое мне за всю жизнь в голову приходило, но я не могла поверить, будто это все – простое совпадение.

Как и любая другая, я способна с чем-то перемудрить. Большую часть взрослой жизни прожила, анализируя сведения для страховых компаний, пока преждевременно не ушла на пенсию. Первое свое столкновение с раком восприняла как сигнал побудки: вы ж понимаете, время обонять аромат роз. Думаю, с этим я не перемудрила. Вообще-то я бы отметила, что я – дама основательная, но без фанатизма… обычно.

Но сегодня день не совсем обычный. За всю жизнь никто мне не угрожал – ни по телефону, ни в глаза, никак. Даже когда мы развелись с отцом моего сына, большой драмы не случилось. Страсти порой закипали, но не до того, чтоб цирковые метафоры в ход пошли.