Chiedimi scusa (СИ) - Лионкурт Алира - Страница 11

Когда после обеда они спустились по тропинке от дома на берег, она первой остановилась у кромки прибоя и, бросив на него взгляд через плечо, начала снимать с себя одежду. На песок полетел кардиган, потом шорты, а после майка. Любуясь ее фигурой на фоне моря, Пересмешник склонил голову к плечу и улыбнулся.

– Санса? – имя сорвалось с губ вместе с сомнением. Бейлиш до последнего с трудом мог поверить, что она готова купаться обнаженной при свете дня.

– Вода должно быть такая теплая… – будто бы размышление вслух тихо прозвучали ее слова. – Я хочу плавать, – когда и после этого он не двинулся, Старк с долей недовольства и раздражения добавила: – с тобой, Петир.

Но начать избавляться от шмоток его сподвиг вовсе не тон, которого он, к слову, не потерпел бы ни от кого другого. Он стянул с себя майку только после того, как она завела руки назад и расстегнула лифчик, бросив кружевную вещицу поверх остального. К тому моменту, когда она осталась без трусиков, он успел снять обувь и спустить джинсы. Санса обернулась снова, когда он, балансируя на одной ноге, вылез другой штанины.

– Какой же ты медлительный!

Он мог поклясться, что она специально поддразнивала. Он видел это по тому, как она помедлила, прежде чем забежать в воду. Пообещав себе наказать ее за оскорбительную клевету, он сделал это через несколько минут, когда, плавая далеко от берега, ребром ладони начал создавать волны брызг и направлять их в Сансу. Он чувствовал нечто странное в себе, когда смотрел, как она смеется, пытаясь увернуться, как закрывает глаза и посылает волны в ответ, но делая это наугад, не достигает желаемого эффекта. В груди становилось теплее, когда она подплывала к нему и обвивала руками за плечи, даря нежные поцелуи. Он мог бы поклясться, что целую вечность не чувствовал ничего подобного, становясь рядом с ней чище, лучше, оставляя ложь и честолюбие где-то там, где Пташки еще не было с ним. Удивительно, но он верил ее глазам, в которых отражалось море. Он тонул в них, прекрасно зная, как опасно иметь слабости в этом насквозь прогнившем мире. Даже самому себе он не желал признаться, что снова стал уязвим.

Уже после купания в море, когда они неторопливо шли через небольшой лес, Старк вдруг высвободилась из его объятий и, закусив губу, сделала пару шагов в сторону. Она едва уловимо прищурилась и вдруг сорвалась с места, выкрикнув:

– Догони меня!

Бросившись по тропинке, она петляла между деревьев, словно заяц. Надо признать, Петир не думал, что она может так быстро бежать по лесу. Как бы она ни старалась, он все равно догнал ее меньше, чем за минуту. Схватив Пташку за талию, он крепко удерживал ее не давая вырваться, но уже через пару секунд она сама развернулась в его объятиях и обвила за плечи. Вот только Бейлиш заметил в ее взгляде тень лукавства и, опережая какую бы то ни было каверзу с ее стороны, начал щекотать девушку. Звонко смеясь, она не удержалась на ногах и повалилась на мягкий ковер из травы и мха, увлекая за собой Пересмешника.

Воскресное утро Санса проснулась первой. Открыв глаза, она с несколько минут смотрела в окно и наслаждалась пением птиц. Убедившись, что Петира, мирно спящего под боком, её пробуждение не потревожило, она неслышно поднялась с кровати и сладко потянулась, после чего торопливо оделась и выскользнула из спальни. Приведя себя в порядок, она надела уютный кардиган, забрала ключи от машины, лежащие на небольшом столике в прихожей, и уехала в город. Спустя десять минут поисков и расспросов у местных, она отыскала цветочную лавку и позволила себе потеряться в разнообразии саженцев и семян, находящихся на полках.

Набрав целую охапку пакетов, по дороге обратно она заехала в магазин и купила продукты. Надеясь, что Бейлиш не будет зол за то, что она взяла его машину, Старк убедилась, что он все еще спит и принялась за посадку цветов. Стараясь работать как можно тише, она вырыла неглубокую лунку по периметру дома и посадила в нее семена и луковицы. А когда с садовыми работами было покончено, Старк принялась за завтрак. Стремясь успеть приготовить его до того, как Петир проснется, она ограничилась яичницей с беконом, тостами с клубничным джемом и ароматным кофе.

Аккуратно неся перед собой поднос, она зашла в комнату как раз в тот момент, когда Бейлиш открыл глаза и сонно улыбнулся ей. Перевернувшись на спину и подтянувшись, он устроился сидя в кровати и помог ей поставить ношу себе на ноги.

– Доброе утро, – хрипловатым ото сна голосом поприветствовал он девушку и окинул ее соблазнительным взглядом, от которого внизу живота стало теплее.

– Доброе утро… – прошептала она и склонилась к Петиру, целуя его в губы.

К началу рабочей недели возвращаясь в Дублин, Петир смотрел на дорогу, убегающую вперед, и вспоминал, как накануне вечером они пили Гиннесс и танцевали у костра. В серых предрассветных сумерках дремлющая на переднем сидении девушка, казалась ему невероятно хрупкой и абсолютно беззащитной. Нежно коснувшись ее щеки ладонью, он заметил, как на востоке начинает светлеть. Сквозь приоткрытые окна внутрь автомобиля проникал ветер, приносящий утреннюю прохладу. Чтобы хоть как-то разбавить сонную тишину дороги, Бейлиш включил музыку, и салон тут же наполнил томный голос:

Touch me, yeah.

I want you to touch me there.

Make me feel like I am breathing,

Feel like i am human…

Усмехнувшись прозвучавшим словам, он задумался о том, что рядом с ней действительно чувствует себя живым. Чувствует себя человеком. Именно она стала причиной, по которой он стал ощущать каждую прожитую минуту. Не только просчитывать действия наперед, планировать то или иное событие, но и просто ощущать, что вот она – настоящая жизнь. И он наслаждался ею сполна целые шесть месяцев.

После того, как Брана забрали в Винтерфелл, Старки будто бы забыли о старшей дочери. Видимо, она нашла какой-то способ известить их о том, что все в порядке и что она не собирается возвращаться домой. Как бы то ни было, но ни ее родители, ни Эдмур больше не доставали Петира. На работе все вернулось на круги своя, зато дома его теперь ждала рыжая красавица.

Наверное, ему следовало быть внимательнее к Сансе с тех пор, как она нашла работу, как только стала моделью известного бренда. Ему стоило бы догадаться, насколько это все может вскружить девчонке голову. Но вспоминая, как сияли ее глаза, когда она сообщила, что наконец-то будет работать, а не сидеть без дела в его квартире, Бейлиш смягчался. Он понимал, что показы и фотосессии предполагают перелеты в другие города, понимал, что теперь не всегда она может в срок вернуться обратно, но он был горд за свою Пташку, мелькающую на глянцевых обложках и в рекламе. До тех пор, пока не увидел в ординаторской на столе медсестер свежий выпуск журнала, на развороте которого Старк была запечатлена в обнимку с каким-то голубоглазым брюнетом в явно не рабочей обстановке.

Говоря себе, что это всего лишь рекламный ход, что это ничего не значит, Пересмешник, тем не менее, купил в ближайшем магазине экземпляр глянца. Ближе к четырем часам он понял, что ни на чем не может сосредоточиться. Его мысли то и дело возвращались к злополучной фотографии, на которой Старк выглядела такой довольной, прижимаясь к чертовому французу! Прикрыв глаза, он отклонился на спинку рабочего кресла и попытался взять себя в руки, но ревность разъедала внутренности, отравляла ядом.

Петир всегда верил, что знание – это сила. Но сейчас ему казалось, что лучше не знать правды. Чем меньше знаешь, лучше спишь – Бейлиш всегда считал эти слова отговоркой для слабаков, но теперь осознал, насколько мудрым чёртом был тот, кто это выдумал. Этому человеку наверняка было знакомы потери.

Внутренности жгло огнем при одной только мысли, что другой мужчина мог обнимать его Пташку, мог целовать ее и наслаждаться ощущением ее бархатной кожи под ладонью. Как давно она спала с тем другим? Как скоро в ней появилась эта грязь? Задавая себе этот вопрос, Пересмешник приходил в состояние ледяной ярости. Его душа требовала крови того, кто стал между ним и самым дорогим, что у него было. Петиру становилось противно от самого себя. Он понимал, насколько размяк за эти месяцы, превратившись в слепца. Но теперь пришла пора стать самим собой, вновь воспользоваться собственной болью для того, чтобы обернуться неприметным пересмешником и взлететь над головами людей, мороча их своими лживыми песнями. Это было то, благодаря чему он поднялся из низов. Это было то, от чего не стоило отклоняться.