Песнь лихорадки (ЛП) - Монинг Карен Мари - Страница 3

Мои усилия обошлись мне недешево. Я может и Фейри, но моя спина и плечи горят от длительного полета, живот, все еще не пришедший в норму после повторяющегося потрошения на скале, скручивает спазмами.

Под рухнувшим бастионом находится лабиринт подземного города, в котором располагается и тюрьма Крууса. Поскольку он все еще не вырвался из недр земли, справедливо предположить, что подземная крепость все же устояла. Возможно, выжившие ши-видящие смогут перейти под землю. По крайней мере, та стена, что располагалась прямо над темницей Крууса, больше не стоит в опасной близости к черной дыре и не угрожает экспоненциальному росту прожорливой аномалии. Я обрушил ту стену внутрь аббатства мощным ударом воздуха, и теперь она превратилась в пыль на приличном расстоянии от радиуса черной дыры.

Крики разрывают воздух — ши-видящие кричат имена погибших и зовут помощь к тем, кто еще жив.

Я лечу над аббатством, темнокрылая тень в небе, полном грозных грозовых облаков, наблюдаю прищуренным взглядом за движениями на поле битвы. Те из людей Риодана, что сражались в человеческой или звериной форме за спасение аббатства, теперь патрулируют периметр великой стены, готовясь к следующему нападению. Хоть эта атака и подошла к концу, последует новая. Кампания за освобождение Крууса только начинается.

Краем глаза я замечаю дрожь крадущегося движения. Невидимый ползет между грудами покрытых льдом, обезглавленных тел. Когда он пересекается с ши-видящей, ищущей выживших, я камнем падаю вниз, рубя с плеча и калеча, пока он не перестает двигаться.

Когда ши-видящая оказывается в безопасности, я прекращаю свою атаку с воздуха, крылья тяжело хлопают по ветру, соединяющемуся с призванным мною льдом, и я поднимаюсь в небо. После нескольких кругов над местностью, во время которых я не замечаю ничего подозрительного, я приземляюсь посреди поля битвы, складывая крылья назад и вверх, близко к телу, чтобы потом перед сном не пришлось часами отчищать с ним кровь и кишки бессмертных созданий.

Подобрав труп ши-видящей, которая мертвой кажется совсем ребенком и, наверное, им и была, я спотыкаюсь о покрытого льдом и обезглавленного Невидимого, отвлекаясь на то, как много вокруг меня мертвых. Не их тел. Чего-то еще. Умирающие в момент смерти оставляют физический отпечаток; тело испражняется, душа омерзительно пердит одними из самых сильных эмоций, страхов и желаний. Останки повсюду. Они липнут ко мне. Я чувствую их ярость, слышу неслышные никому другому крики, эхом раздающиеся в воздухе вокруг меня. Я живу одной ногой в мире, который больше никто не может видеть.

Женщины дрожат на неестественно холодном ветреном воздухе, собравшись вокруг растущей кучи тел их падших сестер, настороженно глядя в мою сторону, когда я приближаюсь к ним, украдкой косясь на меня и поспешно отворачиваясь. Мои выцветшие джинсы, туристические ботинки и серый рыбацкий свитер лишь придают мне облик крадущегося волка, наполовину прикрывшегося овечьей шкурой и не спрятавшего ни одну из пугающих частей. Я вижу себя их глазами: огромный мужчина с отстраненным ледяным взглядом, который берет свою цену, если сомкнутые величественные черно-бархатные крылья, замерзшее ожерелье и татуировки, скользящие по моей коже точно черные змеи, как это всегда бывает, когда я охвачен жаждой — убийства или чего-то еще — несет на руках молодую светловолосую девочку. Выглядит, без сомнений, так, будто это я ее убил. На моем лице читается больше жестокости, чем ощущается внутри. Мы с этим трупом не могли выглядеть еще более неподходящими. И все же мы идеально гармонируем. Я возьму в свои руки лишь ту девушку, которая уже мертва или скоро умрет.

Одна из женщин слишком пристально смотрит мне в глаза.

Мысли ее очевидны, но я не из тех, кто умерит ее жажду сражения агрессивным сексом за оградой аббатства. Дура проклятая, говорю я ей глазами, встречаясь с ней взглядом. Отвернись. И больше не поворачивайся.

Кровь струйками вытекает из уголков ее глаз, и она смежает веки, прижимая руку к виску.

Надеюсь, я обеспечил ей головную боль. Больше она не станет смотреть мне в глаза.

Мое имя — Смерть. Моя фамилия — Келтар. Второе имя — Целибат.

Я вхожу в небольшую толпу. Женщины резко вздыхают и отстраняются, оставляя для меня широкий коридор. Некоторые из них, впрочем, включая ту, что таращилась, украдкой глядят в мою сторону. Хоть и будучи Невидимым, я сражался рядом с ними, погасил огонь, так что в своих головах они переписывают миф обо мне, романтизируя, одомашнивая превращенного Горца. Я не отрываю взгляда от трупа, который несу, движения мои жестки и холодны, будто проклинают их за то, что хоть на один безумный момент они допустили идею заняться сексом с Принцем Невидимых.

Впрочем, я это понимаю.

Война в этом плане забавная штука. Адреналин порождает жажду еще большего количества адреналина, пока все мы не превращаемся в наркоманов, когда мы лишь в опасности перестаем чувствовать боль, когда мы чувствуем себя живыми, лишь сцепившись челюстями со Смертью. Закаленные в сражении солдаты понимают, как спасти поставленный под угрозу день.

Но мы никогда уже вновь не поймем, как проживать нормальные дни.

Я бережно кладу тело мертвой девушки в общую кучу. Освободившись от легкого бремени и выпрямляясь, я неподвижно застываю, чувствую новопришедшего. МакКайла Лейн близко. Я знаю ее запах — это солнечный свет на коже, почти неуловимый запах хлорки из летнего бассейна и чего-то слишком неясного и сложного, чтобы дать этому имя. Для меня она всегда пахнет так — обещанием новой горячей девочки, которая может оказаться чокнутой.

Я проталкиваюсь сквозь ши-видящих, кругом огибаю замерзший фонтан и направляюсь в мрачное темное утро к южному крылу. Небо столь плотно заволокло грозовыми тучами, что на земле практически стоят сумерки. Мак где-то там, посреди ледяной горы обрушившихся камней, хотя я и представить не могу, почему она остается там одна, когда ее сестры здесь. Сегодня ее преданность аббатству, Дэни, человеческой расе не стояла под вопросом. Она принадлежит к их числу. В отличие от меня.

Чья-то рука приближается к моему плечу сзади. Я отбрасываю ее в сторону и разворачиваюсь, раскрывая крылья в предупреждении. Вокруг моей шеи извивается ожерелье, пылая холодным черно-синим светом. Никто не касается меня. Я решаю, кто. Я решаю, когда.

— Привет, — говорит та ши-видящая, что смотрела слишком долго.

Я бросаю на нее взгляд. Он говорит: Заткнись и уходи. И сделай это немедленно, не то умрешь.

Она выгибает бровь.

— Тебя что, убьет поздороваться в ответ?

У нее прекрасный голос, хриплый, резкий, как острие ножа, и с сексуальным французским акцентом.

— Ах, блестящий собеседник, — саркастично отвечаю я. — Чем ты поразишь меня в следующий раз? Остроумным «Как дела?»

— Ты сделал лед, который потушил огонь, — говорит она.

Я позволяю своему взгляду наполниться холодом, в который я превратился, молча бросая ей вызов вновь посмотреть на меня, но она уставилась в мою грудь.

— Я не мужчина для светских бесед. Говори по делу или проваливай.

Она стоит на своем, невозмутимо игнорируя мои попытки прогнать ее.

— Я слышала, у тебя проблема.

— И что за проблема?

Я пойду увижусь с Мак, проверю Дэйгиса, а потом отправлюсь домой, где и останусь в одиночестве, пока не подвернется что-нибудь, что покажет меня как мужчину, а не как монстра.

— Когда ты занимаешься сексом с женщиной, она умирает. И все же тебе это нужно как воздух. Я слышала, ты больше не делаешь этого, потому что не хочешь никого убивать. Как это тебе удается?

Почему она решила, что может подойти к Принцу Невидимых и завязать бойкий разговор о сексе? Кто знает о том, что я не занимаюсь сексом, и обсуждает меня с ши-видящими?

— Откуда ты это услышала?

— От Колин. Твоя сестра беспокоится о тебе.

Ее руки сжимаются в кулаки на талии. Этой девушке свойственно самоуверенное бахвальство и слегка желание смерти. Чертова Колин распускает сплетни среди своих чертовых друзей о своем чертовом брате. Придется с ней поговорить.