Песнь лихорадки (ЛП) - Монинг Карен Мари - Страница 8

Она закрыла глаза, вновь переживая нападение на аббатство, кровавую баню сражения, столько погибших, столько вырезано молодых, адский огонь, момент, когда ее мозг переклинило.

Шазам.

Риодан, спотыкаясь, выходит из ада, неся ее и ее мягкую игрушку целыми и невредимыми.

Что заставило ее подумать о законченной татуировке у основания позвоночника, сотовом телефоне в кармане и уверенности, что Риодан может найти ее, куда бы она ни пошла.

Конечно, теперь, когда она получила то, что так долго хотела, она не могла оправдаться преследованием личных мотивов.

Забытый в руке протеиновый батончик подтаял, и шоколад тепло и липко потек по пальцам. Она заглотила его в два укуса, едва прожевав, облизнула руку и запихнула обертку в карман.

Руки сжались в кулаки.

— Риодан, у нас проблемы. Мак мертва. Она пыталась спасти нас от Чистильщика, воспользовавшись Синсар Дабх. Когда она взяла оттуда заклинание, Книга ее поглотила. Я не могу найти Бэрронса. Я не знаю, жива ли Мак где-то там. Я знаю лишь то, что Книга разрушит все на своем пути, — она помедлила, а потом спокойно сказала: — Логика говорит, что я должна убить ее при первой же возможности.

Которая, технически, уже осталась позади.

Она забрала копье Мак перед тем, как снять ее путы, действуя в интересах предосторожности. Она должна была атаковать в тот самый момент, когда Книга проявила себя через белладонново-токсичный взгляд. Она была быстрее, а Книга, очевидно, испытывала трудности с акклиматизацией, с трудом спустившись со стола и покачнувшись, как только встала на ноги. Она могла ранить ее копьем, разрубить мечом пополам, позаботившись, чтобы тело, содержащее Синсар Дабх, сгнило и умерло.

Тело Мак.

В конце концов.

Медленно и ужасно.

Ей, женщине, живущей по принципу «лови момент или двигайся дальше», в ту секунду меньше всего хотелось ловить момент.

Она знала, почему, и в сердцах сказала об этом мужчине без сознания.

— Потому что друзья не отворачиваются от друзей. Они никогда не сдаются.

Тело на матрасе дрожало, но ничего не говорило.

Потеряться в Зеркалах или потеряться в Книге: Джада воспринимала шансы на спасение как примерно идентичные. Исход, однако, может быть кардинально иным: одна девочка, которую больше никого не увидит, против полного покорения и разрушения Земли. При условии, что черные дыры не разрушат ее раньше.

— Лор сказал мне, что ты не знал, куда я пропала, — произнесла она в тишине комнаты. — Это не твоя вина. И не вина Мак. Людям надо перестать считать себя ответственными за мои действия. Я не нуждалась в спасении. Я никогда не нуждалась в спасении.

Она всегда находила способ спастись самой.

И все же она не понаслышке была знакома с отчаянием пролетающих друг за другом дней, за которыми приходят ночи — холодные, голодные, одинокие, и убежденность в медленной смерти.

Мак пожертвовала собой, чтобы обеспечить выживание Джады. Если бы Мак не открыла Синсар Дабх и не использовала заклинание, чтобы спасти их, Чистильщик выпустил бы на свет ужасающе «исправленные» версии Мак и Джады, которые могли оказаться столь же смертоносными, как и Книга, спущенная с поводка. И кто сказал, что работа Чистильщика над Мак не освободила бы Синсар Дабх? Этим вечером не было хороших, простых решений, лишь выбор меньшего зла — уничтожение двух женщин или одной.

И только через ее труп Мак останется ждать спасения, которое не придет.

Когда она встала и направилась к двери, Риодан пробормотал что-то слишком невнятное даже для ее острого слуха.

Она обернулась.

— Тебе не стоит пытаться разговаривать. Отдыхай. Выздоравливай. Встань на ноги.

Он снова забормотал, дергаясь с такой силой, что несколько кусочков ткани, защищавших его кожу, упали на пол. Когда она подошла к матрасу и опустилась на колени, чтобы поднять их, он сдул ткань с лица и мгновенно зашелся в конвульсиях от усилий.

Она не приказала ему прекратить попытки заговорить. Риодан сам принимает свои решения. Что бы он ни пытался сказать, он очень хотел, чтобы она это услышала.

Когда он вновь успокоился, она склонилась к его рту. Его некогда прекрасное лицо теперь превратилось в обугленную уродливую маску, веки покрылись волдырями, губы обгорели до голой плоти.

Она сотворила это с ним. Ее срыв. Ее сердце, которое Чистильщик оценил как бракованное. Она всегда великолепно играла в притворство. Но в этот раз зашла слишком далеко. Она потеряла грань между вымышленным и реальным. И это стоило им всего — тем, о ком ей ненавистно было заботиться, и все же она никогда не переставала этого делать.

Он старательно заговорил, а потом вырубился так сильно, что даже перестал дрожать. У него ушли все силы на то, чтобы пробормотать одно предложение.

Джада аккуратно вернула на место заколдованную ткань, глаза ее сияли, а сама она разрывалась между немым восторгом и отчаянным желанием захихикать.

Он сказал: «Святые чокнутые компы, Робин, у нас убийственный МакБук[10]на свободе!»

— Бэтмен, — сказала она, надеясь, что он в месте, где ему не больно. — В этот раз плащ придется надеть мне.

***

Она перепрыгивала через три ступеньки, поднимаясь в комнату Мак на четвертом этаже.

Ее там не оказалось.

Комната все еще занимала прежнее место, но была уже не той, что прежде. Уютную и захламленную спальню в ее отсутствие вытеснил кабинет с диваном из красного мятого бархата, выцветшим персидским ковром, хрустальными светильниками и веселым огнем, горевшим в эмалированном очаге.

Она вышла обратно на лестничную площадку и, прищурившись, осмотрелась.

Раньше, когда она последовала за Мак, лестница не продолжалась дальше четвертого этажа. Там, где был лишь потолок с затейливым потолочным плинтусом, теперь возносилась головокружительная лестница.

За годы в Зеркалах Джада научилась передвигаться в трехмерных измерениях. В «Книгах и сувенирах Бэрронса» имелось как минимум одно мощное, искажающее Зеркало, если не больше — тайна, которую нужно будет исследовать в дозволенное время. Она находила секреты Девятки интригующими до помешательства.

Она нашла спальню на шестом этаже по левую сторону коридора, а не по правую, выпуталась из пальто, сняла свою рубашку и надела одну из рубашек Мак. Ее одежда была заляпана высохшей кровью, внутренностями и едко пахнущей желтой пылью от смирительной рубашки поедающего-зомби-призрака, в которую она недолго была одета. Сочетание вони заполонило ее нос, подавляя обоняние. Вытерев лицо влажным полотенцем, она сняла и штаны с ботинками.

Она схватила черную мотоциклетную куртку Мак и принялась рассовывать по карманам многочисленное оружие, протеиновые батончики и последний оставшийся энергетический боб. Пристегивая меч и засовывая копье в толстые ножны, она заметила на столике у кровати браслет, который отдала Мак.

Она понятия не имела, почему Мак сняла его, но не собиралась оставлять его просто валяться здесь. Она немало рисковала, заполучая его. Пересекая комнату несколькими широкими шагами, она надела браслет на руку и затолкала его под рукав куртки.

Обгоревшая мягкая игрушка с распотрошенным животом, засунутая между подушками на кровати, укоризненно наблюдала за каждым ее шагом черными блестящими кругляшами глаз.

Я вижу тебя, Шазам.

Она резко встряхнулась. Эмоции смертельны. Планы и цели вносят ясность.

Она запихнула наполнитель обратно внутрь, стянув края, и осторожно усадила плюшевого мишку на верхнюю полку.

Затем повернулась, сбежала по лестницам и вылетела через заднюю дверь в хмурый дублинский рассвет.

Она использовала левую руку, которой обычно сражалась, чтобы проследить то же заклинание, благодаря которому раньше пробралась сквозь крутящийся вихрь вокруг «Книг и сувениров Бэрронса». Черные вены полыхнули под ее кожей, расползаясь по ее запястью, и рука сделалась холодной как лед. Много лет назад она ударила Охотника Мечом Света, и что-то просочилось через оружие в ее пальцы. В Зеркалах она поняла, что ее левая рука накладывает более сильные и хорошие заклинания. Рука часто чесалась и звенела, а иногда по ночам она просыпалась и обнаруживала, что рука похолодела и почернела. Шазаму особенно нравилось, когда она чесала ему за ушком левой рукой, он заявлял, что это ощущается иначе, но когда она потребовала больше информации, мрачный чокнутый зверек лишь сверкнул улыбкой чеширского кота и отказался углубляться в тему.