Волчья песнь (СИ) - Верещагин Олег Николаевич - Страница 23

- Я вот что не понимаю... - задумчиво сказала Сашка. - Уж больно всё это... сказочно, что ли? Волки - чуть ли не говорящие... крепость Рейнджеров... какие-то полуволшебные вещи... Там же, - он указал вверх пальцем, - космос. Там война на пол-Галактики. А мы...

Горька негромко рассмеялся:

- Ты знаешь, что нашему человечеству - каких-то пятьдесят тысяч лет? (1.) А нашей цивилизации - и вовсе пара веков? Или считаешь, что, если мы вышли к звёздам, то мы самые умные и развитые?

1.Горька ошибается, и сильно, преуменьшая возраст человечества в тридцать раз. Но в это время такая точка зрения всё ещё считается вполне научной.

- Да, - искренне ответил Сашка.

- Хм... - Горька привычно сунул в уголок рта травинку. - Мы наверняка самые упорные и нахальные. А что до остального... - он помолчал и продолжил: - Был в XIX веке такой американский поэт и учёный-оккультист - Джастин Джеффри.

- Кто такой "оккультист"? - поинтересовалась Галя. Вместо Горьки ответила Люська, легонько поправляя волосы, упавшие во сне на лицо Димки:

- Так раньше, кажется, называли людей, которые занимались чем-то по тогдашним понятиям сверхъестественным.

- Да, - кивнул Горька. - Ну так вот. однажды его нашли в собственном доме - он лежал на столе с перекошенным лицом, сжимая в левой руке бумажный листок с наспех нацарапанными строками... - и Грин прочёл задумчиво:

- Твари Старых Времён лишь забыты,

Но они никуда не ушли!

И Врата до сих пор открыты,

Чтобы тени ада вошли... (1.) Когда наши предки появились на Земле, там уже существовало немало всякого - и ужасного, и прекрасного - что нам сейчас и вообразить трудно. А сколько всего люди привезли с собой?

1.Это история из рассказа Роберта Говарда "Дом, окружённый дубами". Говард при жизни утверждал, что история - реальна.

- И откуда у тебя такие сведения? - спросил Сашка, тайком улыбнувшись горячности друга.

- Отсюда, - Горька хлопнул по своему рюкзаку. Там были полдесятка печатных книжек, которые Горька упорно таскал с собой во всех неприятностях. Книги эти читали, в общем-то, все (а кое-кто по ним и учился читать!), и Сашка понял, что Горька имеет в виду первый том "Истории человечества". Он читывал эту книгу и сам - и сейчас безапелляционно подвёл черту:

- Человек всё равно царь Вселенной, не есть, так будет.

- Будем надеяться, что нам и в самом деле повезёт, - серьёзно отозвался Горька.

- Конечно, повезёт, - Галя коснулась его плеча; Горька накрыл пальцы девушки ладонью и ласково улыбнулся ей.

- Братцы, - задумчиво предложил Сашка, - а почему бы и нам не сбегать поплескаться? - он вскочил: - Будите Димку, бежим!

19.

Речушка текла в довольно крутых песчаных берегах недалеко от временного лагеря. Ещё днём Горька, осмотрев ров, объявил, что когда-то тут тоже текла вода - видимо, из этой самой речки. Впрочем, этот вопрос никого не заинтересовал.

По всей реке слышался плеск и крики - народ явно играл в морской бой с использованием подводных лодок и штурмовой авиации. Как раз когда "опоздавшие" мчались вниз по откосу, с воплями расшвыривая одежду и обувь, взобравшийся на откос Дик нырнул "ласточкой".

- А он выздоровел! - крикнул Сашка, врезаясь в воду. Она была холодной, хорошо, если градусов пятнадцать, но привередничать было не в духе партизан. Им приходилось (правда, когда прижало!) плавать в только-только вскрывшейся реке, буквально расталкивая лёд носом.

Прибытие новой партии внесло в схватку ещё большее оживление - плеска стало больше вдвое, воплей - втрое, неразберихи - в десять раз. Все ныряли, хватали друг друга за ноги под водой, притапливали сверху, боролись... но в конце концов холод выгнал-таки из воды всех, и они, попрыгав по берегу и постучав зубами, помчались обратно к костру - греться - на бегу собирая разбросанное.

- Уаххх! - Олмер, схватив целую охапку хвороста, швырнул её в пламя, отчего то со свистом рванулось вверх, закручиваясь тугими смерчами. - Вот так - намного лучше, а?

Ему никто не ответил - все удовлетворённо пыхтели, весело посматривая друг на друга. Прогнав первый холод - стали потихоньку разбредаться за вещами, которые не успели поднять...

...Галя, накинув куртку, быстро распрямилась. Но человек, шагнувший из кустов, поднял ладонь:

- Это я.

Это был Горька. Он держал в руке фляжку, глаза поблёскивали. Юноша улыбался:

- Хочешь берёзового сока? Последний в этом году, - Горька подал девушку фляжку, сам прислонился плечом к дереву, продолжая улыбаться. Галя отпила сладковатого, холодного сока. - Пей всё. Это я для тебя собрал... сегодня ведь восьмое мая... - он вздохнул.

- Праздник памяти предков! - вспомнила Галя и грустно продолжала: - Нам не очень подходит этот праздник... (1.) - она отпила снова. - Я почти не помню, как это было до войны... а ты помнишь? - в голосе её прозвучала почти мольба.

1. 8 мая - один из двух праздников, посвящённых памяти предков. В этот день вспоминают тех, кто мирным трудом закладывал основы могущества нации и страны.

Грин не стал отвечать. Вместо этого он достал откуда-то золотой перстень - волкоподобное животное гналось за собственным хвостом, держа зубами рубин.

- Это тоже тебе. Возьми.

- Ой, как красиво! - девушка только что в ладоши не захлопала. Взяв перстень, Галя надела его на правый указательный палец и отстранила ладонь, любуясь изящной вещью: - Мне идёт?

- Конечно, - Горька в самом деле залюбовался тем, как сидит перстень на руке его подружки, всё больше и больше понимая: тут ему самое место. - Хотя, сказать по чести, на тебе и бусы из рябины смотрятся, как драгоценности короны... мне бы просто смотреть на тебя - и ничего не надо больше...

- Не надо? - девушка лукаво улыбнулась. - Ты в этом так уверен? Обычно ты взглядами не ограничиваешься...

- Единственное, за что я на самом деле благодарен этой войне - так это за тебя, - Грин пропустил левую руку под крутку на спине девушки, правой откинул с её лба и волосы и несколько раз поцеловал в нос и губы. Галя еле слышно довольно заурчала. Обычно так начиналась великолепная ночь, заканчивавшаяся полный удовлетворением, сонной усталостью и распухшими губами.

- А что бы ты сказал, если бы у нас появился ребёнок? - вдруг спросила девушка. Грин немного отстранился:

- Ребёнок?! Это здорово, но... Галь... вынашивать его на ногах, рожать здесь, носить с собой... у тебя действительно будет ребёнок?

- Нет. Пока нет, потому что ты прав, - вздохнула девушка. - А потом? После войны? Ведь она скоро кончится... мы будем жить по-человечески... как тогда?

- И тогда я против ребёнка, - твёрдо сказал Горька, запуская пальцы глубоко в волосы изумлённо и обиженно открывшей рот Гали. - Меньше, чем на троих, я не согласен. А какие сказки ты им будешь рассказывать? Ты не будешь против, если они узнают, как развлекалась в юности их мама?

Галя тихо засмеялась:

- Однажды добрая фея спустилась на поляночку, где спали шесть оборванных мальчиков и пять обтрёпанных девочек. Пожалела их фея, разбудила и спросила, какое у них самое заветное желание. И поднялся прекрасный принц Саша Унтеров - и сказал: "Патронов бы..."...

...Стараясь не хрустнуть веткой, Сашка отошёл подальше от места, где слышались вздохи и стоны, где плавно и медленно сплетались два обнажённых тела. Нет, он не позавидовал - ему просто сразу стало грустно, померкли ночные краски и мир сделался похожим на пустынный дом с грязными окнами.

Возле костра спала Машка - в обнимку с винтовкой - и сидел, от нечего делать подсушивая остатние сухари, Олмер. Остальные, очевидно. Всё-таки вспомнили, что сегодня праздник, грустно подумал Сашка. Спать лечь, что ли? Он присел у огня и начал стаскивать сапоги.