Что ответить дарвинисту? Часть I - Рухленко Илья - Страница 30

И вот теперь ко всему этому филогенетическому «беспределу» добавилась еще и «генетическая конвергенция».

Хотя на самом деле, «генетическая конвергенция» начала поражать биологов несколько раньше. Например, ранее уже была установлена удивительная «генетическая конвергенция» между механизмом, обеспечивающим формирование речи у человека, и механизмом, обеспечивающим способность к пению у певчих птиц. Оказалось, что и в том и в другом случае развитие этих способностей опирается на одно и то же молекулярно-генетическое основание, связанное с геном FOXP2 (Bolhuis & Okanoya, 2010). Несмотря на то, что в рамках дарвинизма, эволюция этих механизмов у людей и птиц должна была протекать совершенно независимо. Между тем, генетические механизмы «по странной случайности» оказались сходны. Причем сходство здесь имеется не только на генетическом уровне, но еще и на анатомическом – наблюдается удивительное сходство в анатомии соответствующих зон мозга (Bolhuis & Okanoya, 2010). Кроме того, освоение речи человеческими младенцами и освоение пения птенцами певчих птиц выглядит сходным еще и на поведенческом уровне (Bolhuis & Okanoya, 2010).

Наконец, в совсем уже недавнем исследовании выяснилось, что ген этого же семейства (dFoxP) каким-то образом задействован еще и в высшей нервной деятельности плодовых мушек дрозофил (DasGupta et al., 2014). Причем, похоже, задействован этот ген у плодовых мушек именно там, где мухе необходимо «общаться» с окружающим миром и принимать решения.

Но ведь членистоногие – настолько далеки от позвоночных, насколько вообще может быть удалено одно билатеральное животное от другого. Получается, что либо «последний общий предок» всех билатеральных животных уже был весьма сообразительным парнем, либо это очередное «случайное эволюционное совпадение». Либо (самая простая гипотеза) это результат сходного дизайна разных биологических таксонов.

Кстати, так получается не только по этим генам, но еще и по многим другим. Например, совсем недавно выяснилось, что химические механизмы, ответственные за возникновение тревоги в нервной системе раков и позвоночных животных – тоже одинаковы (Fossat et al., 2014).

Нашлись «случайные эволюционные совпадения» и между нервной системой круглых червей и позвоночных. Конкретно, химический механизм, отвечающий за процессы обучения и полового поведения круглого червя Caenorhabditis elegans, оказался сходен с аналогичным механизмом, играющим важную роль в регуляции поведения (особенно полового и социального) у млекопитающих (Марков, 2012а).

Столь же интригующую информацию выдала нам еще одна научно-популярная заметка (Марков, 2012б). Оказывается, гены, склоняющие психику (того или иного животного) к поиску чего-нибудь новенького… являются сходными у пчел и млекопитающих. Условно назовём эти гены – «генами любопытства». Так вот:

Действительно, очень интересно. Опять получается одно из трех:

1. Или (в свете «единственно верного учения») общий предок всех билатеральных животных был уже не только сообразительным, но и весьма любознательным парнем. И еще он мог тревожиться (по разным поводам). А также обучаться.

2. Или это всё снова «чисто случайные эволюционные совпадения».

3. Или же это хорошие свидетельства сходного дизайна (нервной системы беспозвоночных и позвоночных животных).

Заключение, сделанное автором заметки (глубоко верующим дарвинистом Александром Марковым), следует, наверное, привести прямо отдельными фразами (с комментариями):

Да уж, заставляет.

А еще, судя по сходству других групп генов (между совершенно разными биологическими таксонами животных), этот загадочный общий предок, помимо развитой нервной системы с механизмами высшей нервной деятельности, тревоги, внутреннего вознаграждения, стремлением к новизне и способностью к обучению… имел еще и глаза, сердце, конечности, половое поведение, механизм развития через метаморфоз и т. п. (см. ниже). В связи с этим хочется спросить, а не курил ли этот «общий предок» еще и трубку?

Продолжаем цитату:

Действительно, любопытно. Значит, сходство с круглыми червями имеется еще и в этом отношении.

Но когда это выяснится, этот поразительный факт, конечно же, всё равно не будет свидетельствовать в пользу единого дизайна животных. Из этого факта всё равно сделают вывод, что «учение Дарвина всесильно, потому что оно верно».

Если же говорить серьезно, то нервная система членистоногих и позвоночных анатомически различается очень сильно. Отсюда, в рамках самого же эволюционного учения неизбежно следует вывод, что общий предок этих животных мог иметь только очень примитивную нервную систему. Допустим, как у гидры, у которой нервная система представляет собой сеть разбросанных по телу нервных клеток. Или что-нибудь немного более сложное. Например, как у круглых червей. И уже от этого простого исходного состояния, нервная система членистоногих постепенно эволюционировала в одну сторону, а нервная система позвоночных – в другую. При этом нервные системы обоих таксонов в ходе воображаемой эволюции постепенно (и независимо!) усложнялись, вплоть до появления элементов высшей нервной деятельности – специальных механизмов принятия решений и «общения» с миром, механизмов, обеспечивающих любопытство, реакции тревожности и прочее. Казалось бы, в ходе случайной эволюции, эти механизмы в конечном итоге должны были получиться биохимически разными, просто в силу фактора случайности (мутаций). Но нет, эти механизмы вдруг (!) оказались сходными. Если мы не хотим совершать революцию в математике, опровергая теорию вероятностей, но при этом желаем оставаться в рамках дарвиновского учения, нам придется заключить, что членистоногие и позвоночные просто унаследовали механизмы высшей нервной деятельности от некоего общего предка, чья нервная система уже была достаточно совершенной, обладая всеми перечисленными выше свойствами. Но в таком случае мы вступаем в противоречие с только что сделанным (нами же) заключением об исходной примитивности нервной системы этого общего предка, которое следует из наблюдаемых анатомических различий между нервными системами членистоногих и хордовых.