Философия. Книга первая. Философское ориентирование в мире - Ясперс Карл Теодор - Страница 45

Между техническим владением вещами (technisches Beherrschen der Dinge) и свободной коммуникацией экзистенций лежит еще поприще заботы (Pflegen) и воспитания: здесь иное хотя и трактуют еще как объект, однако признают в его самосущности (Eigenwesen). В заботе и воспитании мы ожидаем изначальности от иного, вступаем с опекаемым (растение, животное) в своего рода обиход (Umgang), который без языка представляет аналог вопроса и ответа; в отношении к воспитуемому мы образуем цели и методы воспитания, прислушиваясь к нему и позволяя ему направлять наши действия, хотя сам он о том и не знает (dem Erzogenen gegenüber erwachsen Ziele und Methoden durch ein Hinhorchen und Sichleiten-lassen von ihm, ohne daß er es weiß).

Граница этой деятельности установлена, в том числе, в самом ее принципе: Условием целенаправленного целеполагания (zweckhaften Zielsetzens) со стороны того, кто заботится или воспитывает, остается самостоятельность (Eigenständigkeit) иного. Вследствие своих действий он может изменить не только метод, но и самую цель их, заново открывая в них для себя самостоятельность своего предмета (durch neues Offenbarwerden der Eigenständigkeit seines Gegenstandes).

Однако остается возможно трактовать как механически используемый материал то, что в себе есть жизнь, душа, дух. Тогда специфическая граница деятельности открывается в силу неадекватности метода материалу в типически обманутых ожиданиях (воспитуемый проявляет возмущение) и в разрушении самостоятельных единиц (живое гибнет, воспитуемый подвергается простой дрессировке). Правда, можно с ограниченной уверенностью утверждать, что репродуцируемые методики имеют определенный успех, более всего - в биологии; в разведении растений и животных деятельность приближается по характеру к техническому действию, но все же и тогда специфическое дарование заводчика отличает ее от чисто технической; всего меньше эта уверенность там, где речь идет о человеке, который, как существо историческое, меняется и сам со всяким опытом, который он переживает и осознает, а потому и не становится устойчивым объектом сам для себя; в его сущности заложено то, что ее познание меняет ее самое непредсказуемым образом.

Политической мы называем деятельность, обращенную на волю других людей, поскольку их действия значимым образом участвуют в произведении нашего мира (Wir nennen politisch das Handeln in bezug auf den Willen anderer Menschen, sofern deren Tun an der Hervorbringung unserer Welt relevant beteiligt ist). В этой деятельности пробуждается и образуется воля совместно действующих, и противодействуют противнику, т.е. заключающемуся в некоторой воле сопротивлению. Границы этой деятельности - это:

а) Необозримость реальных условий и фактического и возможного воления всех вовлеченных в деятельность как ее субъекты и объекты приводит к тому, что возможное и запланированное может всякий раз оказаться бесконечно многосторонним, и что наступающая действительность в целом со всеми ее последствиями всегда оказывается также иной, нежели та, которой кто-нибудь желал достичь;

б) Действительность, с которой мы действуем, сама не является окончательной, как некая прочная база, из которой мы могли бы исходить как из некоторого материала; но эта действительность сама ретроспективно делается иной под воздействием тех целей, которые мы ставим перед нею. В отношении к ней я не могу высказать никакого ожидания, которое бы было объективно устойчиво; ибо уже сообщение этого ожидания, осознание грозящих или желательных возможностей изменяет события - изменяет их, может быть, так, что теперь не происходит то, что произошло бы непременно, если бы все это осталось неосознанным;

в) Помимо мотивов, доступных познанию психологии и социологии, на этот мир воздействует безусловность экзистенции и духовность идей (die Geistigkeit der Ideen). На них решительно невозможно полагаться, но можно только рискнуть в непрерывном, постоянно обновляющемся и изменяющемся соприкосновении (Fühlung) с ними. Доступные общему пониманию мотивы и рационально объективируемые смысловые возможности имеют своей границей непонятное (das Unverstehbare). Это последнее, как обусловливающий момент, отчасти может быть познаваемо извне в географических, технических, метеорологических, психологических факторах и в ограниченном объеме поддается управлению по типу технической деятельности. Но, с другой стороны, это непонятное, как идея и как экзистенция, есть то, чем нужно овладевать в участии и в коммуникации, а не то, что объективно доступно для сугубо пассивного наблюдения. В политической деятельности я, как свободное существо, из некоторой конкретной позитивности вступаю с другими свободными существами в отношение, которое составляет в одно и то же время границу и исток этой деятельности;

г) Политический деятель движется в потоке, который объективно выглядит как последовательность событий, но который в глубине определяется в то же время свободными решениями. Его воля влечет его туда, где собственно принимают решения, и развитие ситуаций может на миг поставить его у руля. Там он может получить возможность направлять движение мира, но, может быть, пусть и никогда не бесследно в объективном смысле, растратить эту свою власть впустую. Или же, действуя, он может делать так, что его жизнь как бы срастается воедино с историческим процессом. Даже в самом благоприятном случае остается сопротивление в собственной среде и в противнике, остается краткость индивидуальной жизни и изменчивость всех ситуаций, так что его собственное дело остается незавершенным и, если продолжается силами других, претерпевает также коренное преобразование.

2. Утопия завершенного устройства мира и трансценденция.

- Утопическая мысль, будто мир есть нечто целое и может быть завершен как целое, обманом напрашивается у нас чаще, чем мы готовы в этом признаться, как самоочевидная предпосылка, так что мы отказываем ей в согласии только там, где эту мысль внятно высказывают вслух. В принципе мир, пусть и не действительно при нынешнем состоянии нашего знания, все же обозрим, как полагают тогда; поэтому необходимо только, насколько это в наших силах, правильно устроить мир на основе завершенного познания и на основе всеобщезначимого идеала. Пусть это и бесконечная задача, но это в принципе возможная задача, как истинная идея. Мы хотели бы тогда отменить смерть, или сделать ее, по крайней мере, безразличным и безболезненным угасанием в том самом преклонном возрасте, когда даже и воля к существованию уже ничего не волит. Мы хотели бы тогда отменить борьбу и навсегда привести человечество в некоторое окончательное состояние при помощи совершенного порядка устройства его заботы о собственном существовании. Мы хотели бы техническими средствами овладеть миром и осмысленно и однозначно направлять всякое движение вещества в соответствии с волей человека.

Смысл этих мыслей неистинен, поскольку, во-первых, всякая деятельность терпит крах из-за своих границ, а во-вторых, мир не является обозримым не только фактически, но и в принципе. Ибо всякое познание и действие пребывает в мире, оно никогда не обозревает весь мир и не господствует над ним, разве только в собственном воображении.

Эта мысль, как идея бесконечной задачи правильного устроения мира, бывает каждый раз истинной в отношении к ограниченным явлениям в мире, но не в отношении к миру вообще, которого, как возможного предмета и возможной цели, и не существует.

Если бы совершенное и окончательное устроение мира было осмысленной целью существования, то как имманентное исполнение оно было бы абсолютным бытием. Трансценденция была бы взглядом в абсолютное ничто. В таком случае была бы непостижима, и даже была бы лишь бессмыслицей и обманом, та абсолютная деятельность, которая выступает в явлении как трансцендирование возможной экзистенции в существовании к самой себе в достоверном сознании некоторого бытия. Ибо целесообразная деятельность постижима в своей цели и оправдана своим успехом; конечная цель стабильного и совершенного мироустройства, как знаемая цель, могла бы поэтому дать достаточный объективный масштаб и смысл всякой деятельности. Но безусловная деятельность совершается только в среде целесообразной деятельности, не будучи достаточно определена и обоснована самим целями этой последней; в успехе или неудаче она не находит окончательного критерия своей истины, но предстоит своей трансценденции, как подлинному бытию.