Матильда. Тайна Дома Романовых - Павлищева Наталья - Страница 8

Он не сразу понял, что произошло, но успел увидеть главное – глаза Кшесинской.

Ники не заметил ни обнаженную грудь, ни реакцию окружавших Кшесинскую балерин на сцене, он увидел мелькнувший в глазах ужас и сменившую его упрямую решимость. Для другой случившееся стало бы концом карьеры, возможно, станет и для Кшесинской, но пока балерина не сдавалась. Она не убежала за кулисы – осталась на сцене и танцевала!

У Ники почему-то мелькнула мысль: такая и в бою не подведет. Нелепо про бой, но, по сути верно. Кшесинская не сдалась перед огромным залом.

И этот зал ответил такой овацией, какой не удостоилась даже Леньяни.

В директорской ложе тоже аплодировали.

Когда оборвалась бретелька, император разглядывал балерину, мысленно сравнивая с фотографией. Да… фотограф явно сумел польстить малышке. Хороша, но первой красавицей не назовешь.

И вдруг эта злосчастная бретелька! Император тоже увидел, как Кшесинская справилась с собой и продолжила танец. Обернулся к Марии Федоровне:

– Какова малышка, а? – И великому князю Владимиру Александровичу: – Это та, которую ты мне торговал? Не так и хороша, но что за характер!

Князь Всеволожский тут же добавил:

– И грация, Ваше Величество. Грация…

– Грация – это не по моей части, это императрицу спросите.

Чуть лениво отозвался великий князь:

– Это не та. Я тебе Юлию показывал, а это младшая. У нее зубы кривые.

Александр Александрович обернулся к Всеволожскому, тот подтвердил:

– Старшая Кшесинская тоже танцует. Красива, но не ловка. А это младшая, Кшесинская-2.

– Один черт, – отмахнулся император. – Покажешь после спектакля. Она не лошадь, чтобы зубы разглядывать, я на ноги смотрю. Достойная малышка. Упрямая, как сто чертей.

– Саша… – привычно протянула Мария Федоровна, страшно не любившая крепких выражений из уст супруга. Но тот к замечаниям давно привык и не обращал внимания.

Мария Федоровна перевела взгляд на цесаревича. Увиденное неприятно поразило. Кажется, Ники аплодировал яростней всех и не отрывал взгляда от маленькой Кшесинской.

Материнское сердце тревожно заныло, словно предчувствуя неприятность.

Императрица сделала знак начальнику охраны Власову, неизменно присутствовавшему где-то рядом, тот бесшумно возник из темноты.

– Разузнайте о ней все.

– Сделаю, Ваше Величество.

А за кулисами едва не заработавший сердечный приступ Иван Карлович почему-то тряс своего ассистента Виктора, словно грушу:

– Какова, а?! Какова!

Виктор мотался на своих роликах туда-сюда и кивал:

– Да, Иван Карлович, да.

В стороне стояла, кусая губы, Пьерина Леньяни. Она вовсе не желала зла маленькой Кшесинской и была абсолютно уверена, что та не сможет составить конкуренцию, но иметь напористую и упрямую соперницу вовсе ни к чему. Петипа из русских танцовщиц любит Ольгу Преображенскую? Прекрасно, Олечка лишь оттеняет Пьерину, потому не страшна. А вот эта самонадеянная девчонка замахнулась на большее.

Да, неудачно вышло с бретелькой, кажется, сработало наоборот, Кшесинскую запомнили…

После выступления давали обед. Выпускницы, обсуждая произошедшее с Кшесинской (все еще долго не могли успокоиться), собирались, чтобы приветствовать императора с семьей.

Сначала полагалось подходить на поклон пансионеркам, то есть тем, кто жил в училище на пансионе. Матильда стояла в стороне, поскольку приходила на занятия из дома, к тому же чертова бретелька… Публика аплодировала ее мужеству, но кто знает, что скажут завтра, Матильда даже мрачно пошутила в ответ на заверения сестры, что все прекрасно:

– Угу, теперь придется сбрасывать верх в каждом спектакле, иначе не воспримут.

Это была серьезная угроза, нередко публика именно так и запоминала артиста или актрису – по случившейся неприятности.

– Атенсьон! – завопил Иван Карлович, от волнения переходя на дискант и прононс фотографа. – Их Императорские Величества и Высочества. Красавицы мои, не подведите!

Звучало это так, словно наступил его последний миг, и спасти могли только балерины…

В зал вошли Александр III, Мария Федоровна, князья и сопровождающие, впрочем, числом не очень большим. Великий князь Владимир Александрович сразу бросил взгляд на Леньяни, стоявшую в числе первых, хотя она и не была ни пансионеркой, ни вообще выпускницей. А вот император…

– Где Кшесинская?

Матильда обмерла, но вынуждена была выступить вперед и приветствовать императорскую чету.

– Хорошо танцевали. Прекрасно! Будьте украшением нашего балета.

Император терпеть не мог комплименты, совершенно не умел их делать, а потому такая похвала означала высшую степень довольства. Императрица снисходительно улыбалась…

Пьерина Леньяни, впервые за последний год оказавшись не в центре внимания, хмуро стояла в стороне.

Императору представили еще нескольких выпускниц, но, перед тем как садиться за праздничный стол, он вдруг поинтересовался у Кшесинской:

– А где ваше место?

– У меня его нет, Ваше Императорское Величество.

– Почему?! – У Александра III не только рост внушителен, голос ему под стать.

– Я не пансионерка, не обедаю в столовой.

– Тогда садитесь рядом со мной. Вот здесь, – он показал на место подле наследника, который в смущении едва не уступил свой стул кому-то. – Но не очень кокетничайте, молодые люди.

Едва ли можно покраснеть больше, чем покраснели Николай и Матильда. К счастью, Александр III отвлек внимание окружающих, принявшись расспрашивать о чем-то своем.

Все было словно в тумане, Матильда с наследником о чем-то говорили, но она не понимала, о чем, знала только одно: влюблена! А он? Боже мой, разве она вообще могла на это надеяться?!

Дома уже знали о бретельке и о том, что Малю сам император попросил стать надеждой и славой балета.

Феликс Иванович строго нахмурил брови:

– Только не вздумай зазнаваться! Ты должна работать в десять раз больше, чтобы доказать…

– Я все понимаю, папа́, – чмокнула его в нос Матильда.

Отец в ответ расплылся в улыбке и заключил дочь в объятия:

– Я знал, что ты станешь настоящей балериной!

Сестре Маля раскрыла свой секрет:

– Юля, я весь обед сидела рядом с наследником.

– И как он?

– Не знаю… Мы все время болтали, но я не помню, о чем.

Через пару дней они, гуляя по Большой Морской, увидели наследника.

– Маля, смотри, – показала сестре Юлия.

– Вижу.

– Он смотрит на тебя! Ей-богу, смотрит. Повернись и улыбнись!

Случайные встречи, мечты, неясное предчувствие…

Что могло быть общего у выпускницы Театрального училища, пусть и зачисленной в корифейки балетной труппы Императорских театров, и наследника престола?

Приходилось констатировать, что ни-че-го.

Матильда упрямо возражала сестре:

– Но мечтать-то мне никто не может запретить!

– О чем, Маля?

– Просто так. Без мечты скучно…

Она уже танцевала в Мариинском театре, получая роли в бенефисных спектаклях других исполнителей. У начинающей балерины завелись даже поклонники, особенно усердствовал рослый поручик какого-то из гвардейских полков. Матильда не разбиралась в их форме, да и не желала разбираться. Поручик не пропускал ни одного спектакля с ее участием и бросал на сцену букеты угрожающих размеров. А еще кричал, подражая супругу блестящей Екатерины Вазем:

– Браво, Катька!

Почему Катька? Вероятно, поручик просто не знал имени своей прелестницы, а Матильде это давало повод отнекиваться, мол, не меня приветствует.

Из-за этого сумасшедшего недолго заработать прозвище «Катька»!

В тот вечер, вернувшись со сцены за кулисы, Леньяни посмеялась:

– Малечка, готовь ведро, там опять твой поручик вот с таким букетом.

Она показала объем руками. Кшесинская только зубами заскрипела, уже весь театр знал его фамилию. Над Кшесинской посмеивались, словно она виновата, что приглянулась этому Воронцову, который почему-то считает балерину обязанной отвечать на его ухаживания. Матильда танцевала, стараясь не смотреть в зал, но невольно слышала восторженные вопли поручика.