Пока дремлют аспиды (СИ) - Петрук Вера - Страница 27

– Тебя зовут не Миза, – произнес первый маг с довольной ухмылкой. – Твое имя – Анонга Пикша Тул, колдун четырнадцатого уровня, отказавшийся получать лицензию, из-за чего и прозябающий в этой дыре. Твоя мать была угериткой, а отец – цертусским шаманом. Ты незаконно проник в Альцирон, живешь в доме старьевщика, которого сам же и убил, лечишь шлюх, варишь яды для местного ворья и платишь стражникам района пятьдесят золотых в месяц, чтобы не загреметь в Седьмую Башню Силы. А теперь главный вопрос. Кто я?

Если минуту назад жирный старик был похож на разъяренную крысу, которую выселили из облюбованного мусорного ящика, то после слов Крона он как-то сдулся и даже уменьшился в размерах. Подойдя к кровати, старый колдун тяжело опустился на тряпье.

– В Башню не пойду, – обреченно сказал он. – Я уже надкусил яд в зубе и сейчас сдохну, а ты сдохнешь от моего дыхания, потому что это яд белокожей ящерицы, а уж в чем я хорош, так это в ядах, ты сам только что сказал.

Ламия дернулась, поспешно закрывая нос и рот рукой, но Крон даже не шелохнулся. По-прежнему ехидно улыбаясь, он уселся на единственный стул и придвинул его к столу.

– Ой, Анонга, может, в ядах ты и силен, но врать никогда не умел, – фыркнул он. – Ты слишком себя любишь, чтобы отравиться. Но пора представиться. Меня зовут Гарет Норк и в отличие от тебя я обычный старик с той разницей, что меня послал Крон.

При упоминании Крона жирный дед вдруг закашлялся, от чего его подбородок будто зажил собственной жизнью, а бугры на черепе задвигались, словно под кожей у старика ползали черви.

– Врешь! Крон в Цертуссе, слава Кормаку! И говорят, сгинул там с концами!

– Правильно говорят. Крон сам эти слухи и распустил. Но сейчас он возвращается и по всему Альцирону разослал таких, как я. Нас много. Мы являемся к каждому колдуну, чтобы убедиться в его лояльности. Теперь настала твоя очередь.

Старый Анонга вдруг побледнел.

– Так это вы по всему Хартуму животы магам вспарываете?

– Лично мы с Ламией используем другие методы, – уклончиво ответил Крон. – Но некоторые наши коллеги весьма агрессивны. Среди Сияющих заговор, и предателей ждет суровое наказание.

– Я без лицензии, Крон это знает, но обет Сияющих никогда не предавал, – быстро заговорил Анонга, и Ламия поняла, что дед им поверил. – Что вам от меня нужно? Кто вы вообще такие?

– Мы не маги, – уклончиво ответил главный маг Альцирона. – Крон специально готовил нас, чтобы Сияющие не смогли увидеть в нас соперников. К тем, в чьем предательстве мы уверены, мы приходим совсем иначе. Тебя, Анонга, еще ни в чем не обвиняют. Наоборот. Крон признает твое право на свободу и никогда не потребует от тебя лицензии, если ты поможешь нам, не спрашивая, что мы делаем и зачем. Договорились?

Анонга вздохнул, посмотрел по сторонам и как-то жалко протянул:

– А если вы все-таки от церковников? Котел с варевом еще не доказывает моей причастности к нелегалам. Вдруг хотите взять меня с поличным? Я вам тут наколдую, а вы меня и повяжите. Не знаю, правда, как. На вид вы не сильно-то крепкие ребята.

– Ты лучше не проверяй, – вдруг посерьезнел Крон. – Я дважды повторять не люблю. Жена твоя, Камлин, не была такой тугодумкой. Кстати, я видел ее там, в Цертуссе. Она вернется вместе с Кроном.

– Не верю, – произнес старик, и по его щекам вдруг покатились крупные слезы. – Крон вернет ее мне? Мою крошку?

– Да, – не моргнув глазом, ответил Крон. – Он излечил ее, и теперь она вернется в Альцирон вместе с другими колдунами, которые доказали первому магу свою преданность. Ну что, готов нам помочь?

– Да! – решительно произнес старик и поднялся с кровати, словно помолодел лет на десять. – Все, что угодно просите. Но сначала давайте поедим и выпьем. Надо выпить. Моя Камлин! Слава Кормаку Черному! Она вернется! А я ведь думал, что она отправилась туда умирать. Но нет, только не моя Камлин! Теперь понятно, почему она выбрала Цертуссу. Она искала Крона и не ошиблась. Все изменится, уж теперь точно все будет только хорошо!

Ламия посмотрела на непроницаемое лицо Крона и почувствовала дурноту. Каким бы мерзавцем ни был Анонга, но играть на чувствах людей было пошло, скверно, плохо. Даже не зная истории старика, Ламия понимала, что Крон блефовал и делал это блестяще. И он получил, что хотел – как всегда. Кажется, в ее ненависти к первому магу открылись новые грани.

Она не успела выдохнуть, как комната преобразилась. Исчезли грязные тряпки, неприятные знаки на стенах, мусор на полу и котел с человеческой рукой, унесший основную долю зловония. Зато явился массивный подсвечник с новыми свечами, пара стульев с подушками, белая скатерка, пузатый графин, тарелки, кружки, ножи и несколько блюд, накрытых крышками. В комнате сразу стало светлее и как будто уютнее. Прежняя стариковская вонь еще слабо ощущалось, но с каждой секундой ее вытесняло благоухание розовой воды, которая появилась в тазу посреди стола.

– Моем руки и налетаем! – гостеприимно предложил Анонга, который преобразился и сам. Льняная шапочка скрыла уродливую лысину, а просторный сюртук – излишнюю полноту. Шея угеритского колдуна утонула в пышном воротнике белой рубахи, а начищенные до блеска сапоги с вышивкой смотрелись нелепо с домашним вязаным жилетом, выглядывающим из-под сюртука. Весь колдун сиял, как монета, которую Крон так безответственно подарил босоногому оборванцу.

Маги, неприязненно подумала Ламия. Живут на всем готовом. Захотят есть – наколдуют еду, подумают о свете – вот тебе и свечи, захотят прибраться – и снова щелчок пальцами. Все это было неправильно, слишком легко, слишком быстро. Может, где-то в глубине нее и говорила зависть, но вряд ли она смогла выдержать такую жизнь долго. Умерла бы от скуки и безделья.

Впрочем, мрачные мысли сразу испарились, как только Анонга открыл блюда, добавив к благовонию роз ароматы горячей, только что приготовленной пищи. Еда была обильной, простой и весьма соленой. Ламия с жадностью набросилась на тушеное мясо с горохом, зачерпнула ложку вареного лука из глиняного горшочка, обожгла пальцы, отламывая кусок свежеиспеченного хлеба. Поспешно запила все это пивом и сморщилась от горького вкуса. И лишь потом вспомнила, что за столом не одна.

Анонга и Крон к еде не притронулись. Крон где-то раздобыл листки бумаги и строчил на них мелким, неразборчивым почерком, с трудом держа перо скрюченными пальцами. Анонга же ударился в воспоминания о жене, не умолкая ни на секунду. Он часто путался в словах, как человек, привыкший больше молчать, но Ламия суть уловила: его жена Камлин в старости тяжело заболела и отправилась умирать в Цертуссу согласно традициям своего рода. Анонга не хотел отпускать ее, и она ушла, не попрощавшись. Это было десять лет назад, и старик до сих пор верил, что Камлин жива, просто долго ищет лекарство от недуга. Он отправился бы на ее поиски в Цертуссу, да только ему туда путь закрыт из-за каких-то прегрешений перед шаманами. Слушая старика, Ламия постепенно теряла аппетит. В конце концов, у нее застрял ком в горле, и, отставив миску с похлебкой, она принялась за пиво, надеясь, что горький напиток смоет чужую боль, поселившуюся в ее сердце.