Пока дремлют аспиды (СИ) - Петрук Вера - Страница 39

В результате кроновских усилий Ламия превратилась в еще большее чучело, чем она была, когда ей приживили крылья. Когда девушка увидела, что Крон сделал с ее волосами, то была готова немедленно звать Кормака, чтобы тот вернул ее обратно в семью. Ламия не очень уважала свой цвет волос, но рыжий не могла терпеть еще больше. Маг не только превратил ее голову в огненно-рыжую, но еще завил ей ужасные кудри, едва не ошпарив щипцами, позаимствованными вместе с краской у парикмахера. Если бы не искушение посмотреть, как Крон будет управляться с таким сложным инструментом и красить ей голову, Ламия никогда бы не согласилась на подобный эксперимент. А вот когда он капнул ей в глаза из пипетки, чтобы изменить цвет с голубых на черный, стало по-настоящему больно.

– Потерпи, – ласково произнес маг, и Ламия поняла, что слышит это слово от него слишком часто. Себя Крон почти не изменил, объяснив, что в новом, более молодом обличье, его мало кто видел. Однако волосы он себе, хоть и с трудом, но все же перекрасил. Рыжая краска не могла соперничать с черной смолью кроновских волос, поэтому голова у мага теперь стала и вовсе какого-то непонятного цвета.

– Запомни, ты моя дочь Людмита, путешествуешь по Хартуму в честь твоего дня рождения, такой вот подарок сделал папочка своей провинциальной дочурке – внушал ей Крон, помогая забраться в карету, которую непонятно где раздобыл вместе с голубым платьем для Ламии. Маскарад дополняли шляпка, накидка и чулки, которые он почему-то надел на нее сам, заявив, что у них нет времени ждать, пока она справится с этой сложной деталью женского туалета. Ламия хотела было заявить, что хоть и выросла в деревне, но чулки носит с пятнадцати лет, и что сложной эта деталь туалета является, видимо, только для Крона, однако, подумав, промолчала. В теле сохранялась слабость и сил на препирательства с магом не было. К тому же он и так ее везде облапал, пока лечил спину. Что уж тут говорить о каких-то ногах.

Сам Крон вырядился в сюртук кирпичного цвета и пышную рубашку, на которой, по мнению Ламии, было слишком много кружева. Мужчины в ее деревне так не одевались, но Крону, конечно, было виднее, как должен был выглядеть фермер.

Безголовое тело Анонги маг аккуратно положил на кровать, где до этого лежала Ламия. Было видно, что старый угеритский колдун глубоко запал в душу первого мага Альцирона.

Их выпустили из города, не задав ни одного вопроса. То ли рыжие не привлекали внимание, то ли стража была занята другими проблемами.

Уже в дороге Крон снизошел, чтобы рассказать о плане. Хартум и его окрестности закончились быстро, и теперь за окном кареты неспешно протекал сонный сельский пейзаж. Цвела акация, и воздух был напоен медовым ароматом, от которого тянуло в негу. Ночью прошел дождь, освежив тракт и очистив придорожную зелень от пыли. Изредка мир тускнел – то на солнце набегали редкие облака, но тоски они не нагоняли. Наоборот, их причудливые формы, хорошо видимые из окошка, навевали сладкую ностальгию по детству, потому что редкий ребенок не воображал диковинных зверей из пушистых клубков. Иногда в карету лениво залетали пчелы и осы, приманенные леденцом, который грызла Ламия. Она выпросила его у мага еще в Хартуме, когда они проезжали лавку со сладостями, и собиралась растянуть удовольствие на всю дорогу. Леденец был чуть меньше ее головы и изображал солнце. После всего пережитого ей казалось, что она попала в чудесный сон, из которого не хотелось просыпаться.

Ламия не ходила в школу, но кое-что о географии Альцирона знала из рассказов младших братьев, посещавших церковные классы для мальчиков. Городов, таких, как Хартум, в Альцироне было мало. Столица Сияющая, военная крепость Скорпион, северные приграничные города Шабакан и Ульпий, пара крупных поселений в Святой Долине и порт Беловосточный – по пальцам пересчитать. Еще в Альцироне было много замков и крепостей, которые возводились рядом с Башнями Силы – как Замок Крона. Но, в основном, ее страна была страной деревень и поселков, которых было не счесть. Ламия гордилась, что знала названия аж восьми сел рядом с Яниковым Светочем, и конечно, не поверила Крону, который хвастливо заявил, что ему известны абсолютно все поселения Альцирона.

– Деревня, куда мы едем, называется Лихая Козулька, – рассказывал Крон, пока Ламия хрустела своим сладким солнцем, отпугивая назойливых пчел. – После первого шага заклинания начинается опасное время. Возникает иллюзия, что все под контролем, времени много, а враг позади. Нельзя останавливаться и расслабляться. И хотя у нас еще больше трех недель в запасе, сделаем передышку после второго, а лучше после третьего шага, перед последним рубежом. Сейчас нам нужна нечистая сила.

– И где мы ее возьмем? – лениво спросила Ламия, отряхивая с подола сладкие крошки. Леденец предательски разломился пополам, обсыпав ее сахаром. Ее все сильнее клонило в сон, но послушать Крона тоже хотелось. У мага был такой чудесный голос, не то, что у нее – хриплый и сорванный. Крон обещал сварить волшебный напиток, который вернет ей голос, но в суете, видимо, забыл. Надо будет напомнить. Ламия собиралась как-нибудь удивить мага своим певческим умением. Отчего-то ей очень хотелось доказать ему, что она не только деревенская жительница, волею случая ставшая помощницей первого мага Альцирона, но еще и прекрасный человек с разнообразными талантами. И хотя внутренний голос подсказывал, что старания ее будут напрасны – уж слишком далеко друг от друга лежали их миры, Ламия решила попробовать. И начнет она с пения, потому что другие ее таланты – например, умение разбираться в травах, которому ее научила бабка, – пока Крону проигрывали.

– В Альцироне найти нечистую силу легче, чем приличную гостиницу, – тем временем, продолжал маг. – В свое время Святая Война уничтожила все нечеловеческие дружественные людям расы, но нечисть, конечно, уцелела. Вампиры, оборотни, призраки, неспящие мертвецы, теневеки, пожиратели – видов огромное множество. Десять лет назад мы проводили опись нежити, но эти твари плодятся быстрее, чем комары летом. И это при том, что действует специальная комиссия из опытных ведьмаков, которая занимается отловом нечистой силы.

– Плохо занимается, раз ее столько много, – не удержалась от замечания Ламия. – Хотя у нас в деревне никого страшного не водилось. Может, сказки все это?

– Ваша деревня рядом с моим замком лежит, и я лично переловил большую часть мерзости. Одни утопленники чего стоят. На Маро Озере бережок имеется, который один сумасшедший маг заколдовал. Любой, кто оттуда свалится в воду – нарочно или нечаянно, обязательно встанет и отправится за живыми, чтобы с собой в озеро уволочь.

– Это ты про Лысый Утес, что ли? – поинтересовалась Ламия, вспомнив, как на спор прыгала с него в воду. Вообще-то берега там и не было – подножье утеса ровной стеной исчезало в пучине водоворота, образующегося в небольшом заливе, отделенном от основного озера гигантскими каменными глыбами. Вся сложность заключалась в том, чтобы не сражаться с водяными вихрами, а позволить себя унести вглубь, где течение ослабевало, и можно было выплыть в подводную пещеру с воздухом. Если бы она знала про живых утопленников, то не согласилась бы прыгать ни за какие бусы, которая тогда обещала затейница спора, трусливая деваха из соседней деревни, проезжавшая мимо с семьей.

– Неважно, что было тогда, важно, что есть сейчас, – отмахнулся маг и натянул поводья. – Подъезжаем. Лихая Козулька – первая крупная деревня недалеко от Хартума. Ехать дальше нет смысла. В этом поселении каждый год отлавливают десятка три нежити. За Козулькой лежат обширные болота, рядом с которыми упрямая деревенщина продолжает хоронить своих мертвецов. Леонард, наш первый священнослужитель, зубы сломал, пытаясь выбить суеверия из голов этих обывателей. Идея единого бога оказалась для них слишком сложной, и сегодня в Лихой Козульке сохраняется самое большое число еретиков, справляющих древние обряды. Будь уверена – нежити там полно. Священников местные не любят, зато ведьмаков уважают. Ты, наверное, догадалась о нашей следующей роли. Говорить буду я, а ты помалкивай. Я, разумеется, буду ведьмаком, а ты моей дочкой Людмитой. Люди сами нам подскажут, где нечисть в последний раз видели.