Пока дремлют аспиды (СИ) - Петрук Вера - Страница 55

– Да, – только и смогла выдавить она.

– Я слишком тебя уважаю, – улыбнулся Доминик, зажигая походной фонарь. В тусклом свете стало видно, что палатка завалена сундуками, ящиками и мешками. В одном из коробов Безликий принялся деловито копаться, продолжая ее изумлять:

– Я бы, конечно, не отказался, ты красотка, но хочу, чтобы ты знала – я тебя никогда не обижу. Кстати, зачем я тебя сюда притащил? А вот за этим.

Безликий извлек из сундука подвеску с ярким красным камнем и аккуратно опустил ее на грудь лежащей Ламии.

– Я благодарен тебе за то, что ты столкнула меня в ту яму. Таких сокровищ я еще не встречал. Эту подвеску носила мать Каэла Великолепного, я украл ее портрет, где она сидит в этом украшении. Теперь оно твое. И дело даже не в золоте, которого я нашел в той змеиной дыре столько, что не смог вытащить с первого раза. Когда я летел вниз и прощался с жизнью, то понял, насколько сильно застрял в собственных страхах в Хартуме. Поэтому, когда я выбрался с целым состоянием на спине, то понял, что получил второй шанс. Я никогда не участвовал в воровских гарах, считая их забавой и глупым развлечением. Мой выход в мир, мое возрождение начнется с короны Селены, потому что в воровском мире мне нет равных. А потом я убью Крона и начну жизнь заново.

Кажется, не один маг толкал сегодня пафосные речи.

– Значит, ты на меня не злишься? – осторожно уточнила Ламия.

Вместо слов Безликий взял ее руку и молча поцеловал.

– Как ты помнишь, я не делюсь краденым. Но если бы не ты, я бы остался прозябать в Хартуме до конца моих дней. Падение в ту яму было необходимо. Ты убила меня, чтобы воскресить.

Понятно, подумала девушка. Он упал в яму, стукнулся головой, словил галлюцинации, захотел измениться. Вот бы все ее ошибки заканчивались подобным образом.

– А змея там не было? – не удержалась она от любопытства.

– Был, – улыбнулся Доминик. – Если бы я упал в ту яму лет десять назад, то, наверное, задохнулся бы от зловония. А сейчас труп гада уже разложился, осталась лишь голова, да позвонки. И огромная до безобразия куча сокровищ вместе со Звездным Алмазом, который давно ищут по всему Альцирону. Подозреваю, что даже сам Каэл не знал о том, сколько богатства насобирал под землей его безумный отец. Теперь я один из самых богатых людей королевства.

Безликий помолчал, вспоминая момент, и продолжил:

– Я бы хотел, чтобы до столицы ты жила в моей палатке. Я собрал банду головорезов со всего Хартума и не всем доверяю. Они хорошие ребята, знают дело, профессионалы, но женщина в лесу для них все равно, что бутылка рома перед пьяницей. Никто не устоит. К тому же, мне хочется позлить твоего друга. Я не ожидал, что он так легко тебя отпустит. Не люблю давать советы, но на твоем месте я бы выбирал более подходящих друзей.

– Он мне не друг, – глухо ответила Ламия. – Я согласилась помочь ему убить Крона. Из личных соображений. У нас тоже сделка.

Это был правильный ответ, и Безликий кивнул, не зная, какие силы потребовались Ламии на эту небольшую ложь.

– Я так и подумал, – сказал он. – Поспи, все равно отправимся только к ночи, чтобы на королевские патрули не нарваться. Нам лишний шум ни к чему. Я сейчас принесу тебе поесть. Отдыхай, здесь ты в безопасности.

Ламия хотела было сказать, что ей нужно к Крону, но потом хорошо подумала и решила, что она лукавит. Ей не нужно было к магу, потому что ему не нужна была она. Их сделка была в силе, но ниток, которыми она зашивала дыры, появляющиеся в ней слишком часто, уже не хватало. И еще – она как никогда чувствовала себя в безопасности. Может, Безликий прав, и ей нужно выбрать более подходящего друга?

ГЛАВА 21. Откровения Крона

То были странные три дня, наполненные сном, вкусной едой, отдыхом и грустью. Ламия с удобством ехала в карете, о насильственной краже которой свидетельствовали бурые пятна на спинках диванчиков. Их пытались почистить, но пролитую кровь спрятать трудно. Впрочем, девушку пятна волновали меньше всего – причиной тревог и душевной грусти был Крон. Маг хоть и держался рядом с каретой, гарцуя на великолепном скакуне, которого от неожиданной щедрости предоставил ему Безликий, но на Ламию обращал столько же внимания, сколько и на остальных разбойников. Большая их часть передвигалась по лесу, экипаж же сопровождало человек шесть.

Вместе с Ламией в карете ехал хозяин ситуации – Доминик Рианский, а также Тарсильда – старуха, которую все бандиты, и в первую очередь Безликий, почтительно называли матерью. Соседи девушку не беспокоили – все были заняты своими делами. Доминик постоянно разглядывал чертежи королевской гробницы, которые на память набросал ему Крон, бабка же была настолько дряхлая, глухая и слепая, что заметила Ламию только на второй день поездки. Всю дорогу старушенция дремала, либо перебирала скрюченными от старости пальцами заскорузлые карты, за что девушка прозвала ее «гадалкой». Она с детства не любила картежниц и, следуя совету матери, старалась держаться от них подальше. Когда Тарсильда спросила, не хочет ли Ламия, чтобы ей погадали, та так поспешно затрясла головой, что рассмешила Безликого.

Четвертым пассажиром стал разбойник, укушенный гадюкой. Это случилось на второй день пути, став особым поводом для беспокойства Ламии, которая ловила взгляды Крона, требуя объяснений, но маг по-прежнему ее не замечал и разговоров сторонился. По словам Тарсильды, бандит должен был скончаться на месте, так как укусили его в щеку – гадюка упала ему на голову с ветки, – однако человек жил, хоть и пребывал в беспамятстве. Безликий не только не бросил своего, но распорядился перенести его в карету и пообещал, что в Сияющем им займутся лучшие лекари.

Доминик Рианский сдержал слово, и Ламию никто не трогал. По ночам она отправлялась спать в его палатку, пытаясь разгадать невозмутимое выражение на лице Крона, который добродушно посматривал на нее и изредка улыбался. Эта улыбка бесила Ламию сильнее всего, и она решила ничего ему не рассказывать. В конце концов, какое ему дело, с кем она проводит ночи. А то странное чувство, которое, как ей показалось, вспыхнуло между ними в деревне, было, действительно, странным, и продолжения у него быть не могло.

Поэтому Ламия молча глядела на Крона из окна кареты и понимала, как сильно запуталась в его сетях. Она страдала и пыталась найти в маге недостатки. Их было безумно много, и они все ей нравились.

– Привал! – скомандовал Доминик, вырвав ее из грез. – До Альцирона пара часов пути, надо отдохнуть и подготовиться. В город въедем на закате – тогда пересменка стражи, и экипажи смотрят не так тщательно.

Ламия равнодушно кивнула и полезла из кареты размять ноги. Доминик подарил ей не только красивый медальон матери Каэла Великолепного, но удобное походное платье, теплый плащ-накидку и корзинку с косметикой. О том, где он взял все эти женские штучки, Ламия спрашивать не стала, догадываясь, что они имели отношение к украденной карете. Отчасти от скуки, отчасти от желания позлить или хотя бы привлечь внимание Крона, она накрасила губы и ресницы, а также втерла в щеки полбаночки ароматного крема, пахнущего земляникой. В шкатулке также нашлись сережки и кольца, которые Ламия нацепила на себя, и теперь чувствовала себя феей из сказки – обленившейся и объевшейся. Кормил ее Доминик так, словно хотел, чтобы к концу путешествия она не влезла ни в одно платье. Специально для Ламии на костре пекли булочки, а Тарсильда постоянно угощала ее конфетами. Ламия не отказывалась, заедая свою тоску по Крону и прежней жизни сладким. Только теперь она поняла, насколько беззаботно жила до того, как устроилась посудомойкой в замок главного мага Альцирона. Как же сильно ей хотелось вернуться в прошлое.