Трудный выбор. Радужная (СИ) - Великанова Лариса - Страница 2

Один раз в неделю по субботам до сих пор, начиная с десяти лет, папа возит нас на ипподром кататься на лошадях. Лошадей я люблю самозабвенно. За последние четыре года я подружилась с конем по кличке Пегас. Гнедой красавец с золотистой шелковой гривой, он как будто парил над землей, когда скакал, полностью оправдывая свое имя. Я познакомилась с ним, когда он был еще жеребенком, помогала его кормить, когда мы приезжаем на ипподром я всегда привожу ему сахар и яблоки, он их очень любит. Мы с Пегасом обожаем скакать по ипподрому и окрестностям, так что ветер свистит в ушах. За одиннадцать лет я хорошо научилась держаться в седле, а занятия танцами и карате добавили осанки и силы. У брата тоже есть свой любимый конь Бастион, и тоже выращенный им из жеребенка. Брат зовет его Баст, в отличии от моего гнедого, Бастион вороной, чисто черный с такой же черной с двумя по бокам белыми прядями гривой.

Такое количество разнообразных занятий не давало нам с братом особо расслабится и обрастать ненужными компаниями. Хотя время на шалости мы находили всегда. И дома, и у бабушки на даче, куда летом на каникулах мы любили приезжать, обязательно придумывали какие-нибудь проказы.

Однажды мы разыграли папиного друга дядю Толю, позвонив ему с домашнего на сотовый и сказали, что у него дома потоп и это звонит соседка. Как дядя Толя не узнал Родиона и не разобрал номер на телефоне мы не поняли, мы думали он догадается, а он напугался и убежал скорей домой. Влетело нам с Родькой по первое число.

Самым страшным наказанием для нас от родителей — филологов, любящих Пушкина, было учить его наизусть. А он написал много. К окончанию школы мы с братом знали наизусть всего «Евгения Онегина», большую часть лирики, поэмы и все сказки и даже кое-что из прозы. Помимо Пушкина учились и другие классики русской словесности. Короче, стояние в углу никогда не было бесцельным, а выученное однажды периодически проверялось на протяжении дальнейшей жизни любимыми родителями. Как это все умещалось в их голове, я не знаю.

Папу зовут Александр Ширазович Криз, он профессор, доктор филологических наук, писал обе диссертации по каким-то исследованиям по Пушкину, заведует кафедрой русской словесности в нашем гуманитарном университете. А мама у нас соответственно Людмила Ивановна Криз, известный в нашем городе тележурналист и между прочим кандидат филологических наук и тоже защищала диссертацию по Пушкину. Где-то на этих исследованиях жизни великого поэта они и познакомились. Маму неоднократно звали на центральное телевидение, но она, смеясь, всегда говорила: «Здесь я звезда, а там одна из многих.»

           Папины родители бабушка Мари и дедушка Шираз живут во Франции. Мы зовем их просто по имени Мари и Шираз, хотя деда – чаще просто дед, а Мари — ба. Они приезжают к нам в гости раз каждый год, привозят кучу подарков для всех. Живут ровно три дня и уезжают. Мы не были у них ни разу. Общаемся через папу, он рассказывает, что звонила Мари или Шираз и передают нам привет. Ни интернетом, ни телефоном они не пользуются, сначала мы удивлялись и все спрашивали их, а они все отшучивались, а потом приняли как должное и привыкли.

Мамина мама бабушка Таня живет за городом, в дачном поселке. У нее там хороший, хоть и небольшой, всего шесть комнат и кухня, двухэтажный домик с балконом и террасой. Мы все любим там отдыхать, а бабушка живет там круглый год. Мамин папа, наш дедушка давно умер, мы были совсем маленькими, и я его почти не помню. Помню, что он был таким же рыжим как мама и Родик и весело хохотал над нашими проделками. А еще у нас есть два брата близнеца, Микс и Лекс, в просторечии Лешка и Мишка, десяти лет отроду, оба рыжие и кудрявые и оболтусы еще хуже, чем мы с Родькой. Только Микс огненно-рыжий, как Родька, а у Лекса волосы цвета темной меди, и он темнеет с каждым годом, как долго не чищенное медное украшение.

           Мари говорит, что рыжая мама всю их брюнетистую породу испортила, одна радость, что хоть глаза всем достались папины, темно синие, почти черные, иногда казалось, что зрачок сливается с радужкой и только мамины золотые искорки оживляют их.

После школы наши пути с братом разошлись. Он поступил в университет на юридический факультет, а также параллельно решил продолжить занятия спортом, всерьез увлекшись фехтованием. А я решила не идти на филологический, как советовали родители и неожиданно для всех и прежде всего для самой себя, поступила в университет на факультет международных отношений. С языками у нас в семье все в порядке. Английский и французский будьте любезны не напрягаясь. Мы начинали на них говорить вместе с русским. К одиннадцатому классу меня еще заинтересовал итальянский, а папа у нас вообще говорил на шести языках свободно и сколько-то со словарем. Мама тоже к языкам способная. Мари и Шираз тоже говорили на нескольких языках, но с нами, с детьми, разговаривали исключительно по-французски и по-английски. С родителями как придется, все и так всё понимали. Поэтому экзамены я сдала легко, выбрав основным языком французский. В этом году мы с братом наконец-то заканчиваем универ, но это будет еще через месяц, а сейчас усиленно готовимся к сдаче дипломов.

От такой нашей насыщенной жизни близких друзей у нас с Родионом практически не было. У меня есть подружка Аленка, младше меня на полгода, она же дочка того самого дяди Толи, так что мы с детства часто общались. А у брата есть друг Денис, он живет в нашем дворе, правда в соседнем доме, переехали они, когда мы уже заканчивали школу, учились в девятом классе, попал с нами в один класс и сразу сошелся с Родькой, ходил вместе с нами на тренировки и иногда на ипподром. Это Дэн утащил Родьку в фехтовальную школу, его мать отдала туда еще раньше, правда Денис занимался на рапирах, а вот Родион влюбился в шпагу.

Денис тоже заканчивает наш универ, но факультет информационных технологий. Если в нашей семье талант к языкам и словесности, то Денис просто бог цифр. Что он с ними делает, не укладывается в моей голове, хотя он все время подначивает меня и говорит, что для него выучить одно стихотворение тяжелее, чем доказать теорему Ферма. В отличии от меня Алена девочкой всегда была спокойной и рассудительной. Она никогда не принимала участие в наших проказах, но надо отдать ей должное и никогда не сдавала нас родителям. Всегда говорила: «Не знаю, не видела, зачиталась». Наверное, поэтому мы и подружились. Она вся такая основательная, как ее мама и правильная как ее папа. К моменту нашего с Родькой второго совершеннолетия Аленка только заканчивала четвертый курс экономического факультета. Это как раз Аленкино. Вот такая у нас компания.

Родька вошел в мою комнату и, увидев мое заплаканное лицо, нахмурился.

— Что случилось, Рина?

— Вот. — Я достала кулон и показала Родьке.

— Он шевелится, и я его боюсь, а еще он изменился.

— Он и должен был измениться, ведь он подстраивается под тебя. Тебе, что папа об этом не сказал?

Нет, если бы он мне сказал, что он на мне начнет изменяться, я бы его никогда в жизни не надела. Ты же знаешь.

— Знаю, Ринушка. Ну откуда в тебе эта дурацкая фобия? Ничего в этой жизни не боишься, куда мы с тобой только не лазили и где только не шарахались, от хулиганов отбивалась молча, а увидев паука, даже нарисованного падаешь в обморок. Не реви все будет хорошо. Поверь мне. Ты же всегда мне верила?

Я кивнула.

— Ну вот и сейчас поверь.

— А ты мне свой покажешь?

— Ну вот, узнаю свою любопытную Ринку-картинку, конечно покажу, у меня от тебя никогда секретов не было, — и с этими словами брат достал из- за пазухи свой кулон. Цепочка было толще и мощнее, как и положено мужской, а кулон был в виде маленького дракончика с изумрудными глазками и весь усыпанный алмазной крошкой, казалось, что дракончик покрыт чешуей. У дракончика были черные лапы, красный гребень и красная вязь на боку.

— Какой красивый, — протянула я нараспев, — Ну вот так всегда, тебе дракона, а мне паука.