Черная книжка - Паттерсон Джеймс - Страница 46

— Нет, — успокоил ее я, втайне радуясь смене темы. — Просто факты, относящиеся к нашему делу. Они пока что отложили вопрос о черной книжке.

Кейт стала молча смотреть на меня, пытаясь что-то прочесть по выражению моего лица. Из наших ртов вырывалось что-то похожее на серый туман. Ветер то и дело набрасывался на меня, пытаясь проникнуть под пальто.

— Ее больше не интересует маленькая черная книжка? — в конце концов отреагировала Кейт. В ее словах чувствовалось неприкрытое удивление, хотя она и попыталась задать вопрос как бы между прочим. — Я думала, книжка — единственное в жизни, что мотивирует нашу мисс Эми. А теперь она ее не интересует?

Я пожал плечами. Говорить от имени Эми — не моя работа.

— Ну что же, Билли, поздравляю: ты отвлек ее внимание от этого предмета. Ты, должно быть, трахал ее очень хорошо.

— Кейт, хватит.

Она наклонила голову и подняла брови.

— Не говори, что она изображала из себя недотрогу. Невинная девочка из Висконсина с наивными глазками? Которая не хочет спешить, желает подождать подходящего момента, потому что это имеет для нее большое значение? Которая вертит тобой как хочет, обращается с тобой как с каким-то щенком…

— Я с этим закончил, — отрезал я, уходя. — Я не играю в эту игру.

— Нет, — громко возразила она. — Ты играешь в ее игру. И даже не знаешь об этом.

Лейтенант Майк Голдбергер разрезал яичницу на части ножом и вилкой с таким видом, как будто он — генерал, реализующий стратегию «разделяй и властвуй». Он суетился — что было для него необычным, — и суета эта проявлялась, в частности, в той манере, в которой он кромсал яичницу. Мы когда-то частенько ходили с ним перед работой завтракать в «Митчеллс». Правда, в последний раз это было очень давно, но в начале недели Гоулди вдруг решил возродить нашу традицию — возможно, потому что совсем скоро должно было состояться судебное заседание, посвященное секс-клубу.

— Какие последние новости относительно Рамоны Диллавоу? — поинтересовался я. — И относительно Джо Вашингтона? Есть какие-то зацепки по убийствам?

— Кто бы их ни совершил, он действовал толково, — нахмурился Гоулди. — Никаких улик на месте преступления. Сработано чисто. Почти профессионально.

Он перешел к своей сосиске и стал разрезать ее так энергично, как будто от этого зависела его жизнь.

Я взял со стола свою чашку кофе, но тут же поставил обратно.

— Черт побери, Гоулди, ты заставляешь меня нервничать. Мне ведь придется давать показания.

— Вот это-то меня и беспокоит, — признался Гоулди, а такое он говорил весьма редко. Когда Гоулди волновался, он не показывал этого — наоборот, всячески старался казаться абсолютно невозмутимым. — Если дело примет невыгодный оборот и судья решит, что у тебя не было достаточных оснований врываться в особняк, то, мой мальчик Билли, виноватым станешь ты. Ты — и никто другой.

— Ты полагаешь, что я не догадываюсь?

— Если догадываешься, то почему же ты не нервничаешь, парень? — Гоулди помахал рукой перед моим носом. — Сидишь с таким видом, как будто тебе абсолютно на все наплевать. Ты всегда себя так ведешь. Ты и раньше так себя вел. Когда ты был ребенком, твои братья делились с тобой и друг с другом всеми мыслями, которые только приходили им в голову. А Пэтти? Пэтти вечно о чем-то переживала, боялась, что ее будут ругать. Ты же всегда хохмил, но никогда не выказывал своих эмоций — как будто все, что происходило, ты знал заранее. Ты вел себя всегда так, будто тебе уже все известно.

Это была всего лишь моя обычная манера поведения. Мне следовало бы стать игроком в покер.

— Вообще-то я нервничаю, — признался я. — Но Эми полагает, что нам есть чем крыть. Лично я бы сказал, что руководствовался исключительно своей интуицией, когда я устраивал облаву в особняке. Но она придала моим показаниям такой вид, как будто я составил себе целый список достаточных оснований, прежде чем вломился туда. Она толковая, Гоулди. Она замечательный адвокат.

Гоулди вытер рот матерчатой салфеткой и покосился на меня.

— Ну ты на меня и посмотрел! — Я откинулся на спинку стула. — Говори, что там у тебя за мысли.

— Почему бы тебе попросту не признаться, что ты влюблен? — спросил Гоулди.

Я уже открыл было рот, чтобы возразить, но передумал.

— Вообще-то это замечательно, — продолжал Гоулди. — Прекрасно. Великолепно. Настало время прийти в себя после утраты Валерии. Никто так не рад за тебя, парень, как я.

Я наклонился к нему:

— Чувствую, что следующую фразу ты начнешь со слова «но».

Гоулди вздохнул, отхлебнул кофе и поставил чашку обратно на стол.

— Но, — сказал он, — неужели это обязательно должна быть Эми Лентини? Я не хочу никого обижать, но она — настоящая акула. Она сжует тебя и выплюнет.

— Не хочешь никого обижать? А что же тогда это было — комплимент?

— Эй, послушай. — Он поднял руки, как будто хотел сдаться. — Она умопомрачительно шикарная дама. По шкале от одного до десяти она соответствует отметке «сто». Тут никаких сомнений. Желаю хорошо провести с ней время. Однако, Билли, эта женщина не переживает о твоих кровных интересах.

— Неужели?

Гоулди на несколько секунд задумался, наклонился вперед.

— Она в конце концов найдет маленькую черную книжку. Ты сказал, что она отложила вопрос до того момента, когда закончится судебное разбирательство. Однако судебное разбирательство состоится уже на этой неделе. И когда оно завершится, она снова займется черной книжкой. Я прав?

— Да, — согласился я.

— И она думает, что ее взял ты. Я опять прав?

— Она говорит, что так не думает.

— Она говорит, что так не думает. Она говорит, что так не думает. — Гоулди покачал головой. — А ты, конечно же, веришь, потому что она никогда от тебя ничего не скрывала.

Справедливый упрек. Но я и в самом деле верил ей. Я был не способен отделить свой мозг от своего сердца.

— Ты думаешь, что маленькая черная книжка — у меня, — предположил я. — Ты думаешь, что ее забрал я. Это — единственная причина, почему ты так встревожен.

Гоулди вдруг переключил свое внимание на кофе: опустошил чашку и снова налил доверху из чайничка цвета меди, который официантка оставила на столе.

— Я никогда не спрашивал тебя об этом, — напомнил он. — Ни единого раза.

— Так возьми и спроси.

Он покачал головой.

— Не имеет значения. Забрал ты ее или не забрал, ты — лучший полицейский из всех, кого я знаю. Ты делаешь честь полиции тем, что работаешь здесь. Да и вообще ты офигенно классный парень.

Его лицо покраснело, а по выражению глаз было видно, что он говорит искренне. У Гоулди никогда не было собственных детей. Его жена умерла от рака в возрасте двадцати девяти лет, и они не успели обзавестись детьми до ее болезни. Гоулди был лучшим другом моего отца и, можно сказать, дядей для меня и моих братьев с сестрой. Но он оставался полицейским: всегда старался быть невозмутимым и не выказывать своих чувств. Поэтому пришлось признать, что сегодняшняя его откровенность меня обезоружила.

— Звучит так, как будто ты составляешь мой некролог, — хмыкнул я.

Он позволил себе на секунду улыбнуться.

— Если ты и в самом деле ее взял, у тебя были на то свои причины, и я их знать не хочу. Понятно? Вот на этом давай и остановимся.

— Спроси у меня, — сказал я. — Спроси, взял ли я ее.

— Да заткнись ты уже. Я не собираюсь спрашивать. — Он положил руку на стол. — Сделай мне одно одолжение, хорошо? Не позволяй никому другому спрашивать тебя об этом. Ни Пэтти, ни Кейт, ни, конечно же, Эми.

Не съев ни крошки, а только яростно искромсав еду, Гоулди посмотрел на счет и бросил на стол несколько купюр. Я попытался добавить десять баксов, но он жестом остановил меня, как будто я оскорбил его до глубины души.

Заплатив по счету, он посмотрел мне прямо в глаза.

— Просто помни: кто-то убивает людей ради того, чтобы найти маленькую черную книжку, — предупредил он. — Поэтому, если она у тебя, друг мой, то будь очень осторожен.