Повелитель Человечества (ЛП) - Дембски-Боуден Аарон - Страница 23

– Вот почему мы лишаем человечество утешения в религии. Оно – заноза уязвимости, которыми вера вскрывает человеческое сердце. Даже если вера в ложь помогает творить добро, в конечном счёте, это ведёт к истине – что мы одинокая раса во тьме, страшащаяся смеющихся игр разумных злобных сущностей, которых смертные нарекли бы богами.

Ра вытер снег с лица ладонью перчатки. Его дыхание оставалось спокойным. Сердце билось медленно. Но пальцы дрожали:

– Они – боги?

– Что такое бог? – ответил Император сразу, но без раздражения. В его голосе прозвучало любопытство, а не вызов.

– Не знаю, сир.

– Возможно, сущность огромной силы. Тогда я – бог?

– Конечно, нет.

– Тогда бог – сосредоточие молитв и ритуалов? Тебя назвали в честь бога. Ра – бог солнца. Сколько культур поклонялось солнцу или считало, что оно движется по небесам благодаря божественному покровительству? Больше, чем я могу сосчитать. Больше, чем я видел. Каждый бог или богиня солнца обладали разными именами и почитались разными людьми. Солнце заходило и восходило, как и всегда. Оно делало это благодаря их молитвам и приношениям?

Несмотря ни на что Ра хмуро и безрадостно улыбнулся. – Нет, мой король.

– Посмотри на небо над нами, пасмурное из-за приближающейся бури. Большинство людей назвало бы цвет облаков серым на разных языках. Как нам узнать, видит ли мужчина серый такого же оттенка что и женщина рядом? Или такой же серый что видели его мать и отец? Слепая женщина ничего не увидит, но она всё равно почувствует приближение бури благодаря ветру. Она знает, что небо серое, потому что ей так сказали, но она никогда не видела его. Что тогда является серым? Это цвет, который я вижу, или оттенок, замеченный глазами другого человека? Это только цвет или ещё ощущение ветра на коже, предвещающее бурю?

Ра выдохнул. – Понимаю.

Император неожиданно показался уставшим. Он покачал головой в редком моменте человеческой эмоции. – Есть создания, обладающие отличающимися чувствительностью и воздействием, которых по-разному называли в различных культурах и расах. Боги. Ксеносы. Сущности. Это не имеет значения.

– Не думаю, что хочу знать такие вещи, сир.

– Твои желания не важны, Ра. Ты станешь сражаться упорнее, когда поймёшь за что сражаешься. Именно поэтому я рассказываю тебе всё это.

– Вопрос практичности? – спросил он Императора, не обидевшись. – Не доверия?

– Вопрос победы. Ты всё ещё видишь войну в паутине, как битву за мои мечты и амбиции правителя. Но я уже говорил тебе – это война за выживание человечества.

Внезапный треск активированного силового поля вернул внимание Ра к заснеженной тундре. Кровь зашипела на клинке Императора. Обезглавленное тело жреца-короля упало в грязный снег, из обрубка шеи поднимался пар.

Сагиттар схватил отрубленную голову за длинные волосы и поднял к пасмурному небу. Он взревел и тысячи Громовых Воинов взревели вместе с ним.

Император вытер выключенный меч о плащ мертвеца, а затем вложил в ножны за спиной:

– Как всегда по-варварски, Сагиттар.

Кустодий швырнул голову на землю. – Тожество победы, мой король. И только.

Император поставил бронированный ботинок на голову жреца-короля. Сервомоторы колена загудели. На долю секунды Он остановился, пока все взгляды не уставились на Него.

Затем ботинок опустился, раздробив трофей в грязи под снегом. Когда Он убрал ногу, остались только влажные красные черепки с прилизанными волосами.

– Сожгите тело, – произнёс Император. – Сожгите все их тела.

Вооружённые огнемётами Громовые Воины шагнули вперёд.

+ Проснись, Ра. +

Сагиттару снилось объединение, дни, когда он был рядом с Императором. Сам титул – Imperator, как они называли Его на высоком готике – был ещё в новинку в те дни. Император был военачальником, боевым королём, но ещё не королём королей. Терру всё ещё предстояло поставить на колени болтером и клинком.

Тогда видящий сны и сам был военачальником. В часы после победы он вдыхал вонь тел и запах экскрементов сотни полей битв. Он чувствовал нежные прикосновения могильных ветров на коже и пронёс золотое копьё в испачканных кровью руках через целый континент.

Дни силы. Дни славы.

Он стал первым из своего вида, кто погиб. И за это унижение, за этот несмываемый позор они почитали его.

Битва за Маулланд Сен стала последним днём радости, последним днём, прежде чем его кости погребли в колыбели пронзительного холода, а в разуме вспыхнул позор поражения.

– Сагиттар.

Это было его имя. Его главное имя. Его золотые доспехи покрывала гравировка множества его других имён, все заслуженные в триумфе и чести, все дарованы самим Императором.

Императором, каким Он был, а не каким Он стал. Будущим Правителем Терры, всё ещё далёким от восхождения до Повелителя Человечества.

Император был в Маулланд Сен за часы перед тем, как Громовой легион сойдётся с хищническими ордами жреца-короля. Облачённый в старомодный доспех, археотек, в котором кожи и бронзы было не меньше, чем керамита, Он стоял на высокой скале, а восходящее солнце превратило орлов на его броне в чистое золото.

Его армия стояла на юге в низине. Их путь к врагу вёл в гору, предстояло подниматься по скалистому склону, старясь сохранить хоть какое-то подобие порядка. Враг расположился к северу на плато последнего горного оплота, орда татуированных фанатиков и грязных жителей пустошей, облачённых в механизированную броню и одетых в некачественные клонированные меха, чтобы противостоять холоду. Неуклюжие скоты уплотнили их ряды, судя по внешнему виду, они скорее являлись результатом неудачных генетических манипуляций, чем колдовства.

Они истекут кровью. Наконец с падением Маулланд Сен Нордик будет поставлен на колени. Проклятая замёрзшая земля. В воспоминаниях Сагиттара мороз пронизывал до костей – и конечно так и было – но холод не стал неожиданностью в сегодняшних воспоминаниях. Все его воспоминания были холодными.

Император посмотрел на ближайшие к Нему бронированные ряды воинов в грубых керамитовых доспехах, отремонтированных на скорую руку, переделанных и повреждённых. Кампания оказалась длиннее и намного изнурительнее, чем ожидалось. Его войска в последнем сражении уступали в численности в семь раз, хотя такие числа означали, что никто не переживёт рассвет. Высокие стены врага значили столь же мало, а коварный подъём к ним волновал меньше всего. Армия Императора несла потери, как несла потери любая армия. Но жертвенность вросла в их кости. К концу дня победа будет за ними.

Жизни под Его знаменем были там, чтобы ими заплатили за мир.

В тот день Сагиттара раздражало затянувшееся бездействие. Ни один воин на самом деле никогда не бывает спокойным перед битвой. Они переступали с ноги на ногу, меняли положение тела. Скрежет стольких керамитовых пластин брони стал монотонным постоянным лязгом, соперничающим с океанским приливом. Сердитый гул искусственных мускулов и активных силовых модулей за спинами стал жужжанием стаи саранчи, заглушавшим слова монотонным шумом. Единственным надёжным способ общения осталась радиоракульная сеть, которую всё равно прерывали случайные статические помехи.

Ближайшие к Императору воины – всего тридцать человек и среди них Сагиттар – были облачены в многослойную благородную золотую аурамитовую броню, напоминавшую доспех их повелителя. В последующие годы в их снаряжении появятся красные плащи и громоздкие дополнительные пластины брони, но в битве за Маулланд Сен они носили полудоспехи из священного золота и являлись драгоценным камнем в авангарде армии, охраняя своего повелителя. На их боевом знамени была изображена голова орла их царственного владыки, пересечённая четырьмя молниями.

За кустодиями стояли ряды прото-легионеров в зловещей помятой броне. Громовые Воины. Даже тогда Сагиттар знал, какая судьба ждёт этих солдат Объединения. Их место, как и время, было здесь и сейчас: они станут покорителями Терры… и затем от них избавятся. Их доспехи будут стоять рядами в личных палатах Императора и военных музеях Терры, их деяния будут подробно записаны во всех имперских архивах.