Герои и злодеи (СИ) - "Schneewolf" - Страница 56

На рождественские праздники отец уезжал с друзьями на охоту. А Рамси первые три года, оставался дома с нянькой, так же, как и тогда, когда отец отбывал в командировки, (хоть это и случалось нечасто). В общем, ему даже нравилось: не надо было бояться наказаний и окриков. Только он не понимал, почему должен слушаться постороннею женщину, которую видит впервые в жизни, и следовать её правилам.

Сначала, нянька пыталась с ним подружиться, трепала его за щёки, приговаривая: «какой ты миленький» (он тогда вывернулся и хлопнул её по рукам). Ему вовсе не нравилось, что какая-то неизвестная тётка лезет к нему, родители прикасались к нему почти всегда, чтобы ударить или причинить боль, и Рамси не думал, что может быть как-то иначе, предпочитал, чтобы его никто вообще не трогал. Словно дикий зверёк сторонился чужих людей. У матери он привык делать всё, что угодно и никому не было до него дела. При отце всё время жил в страхе перед наказанием за очередную провинность. А с нянькой он решил, что снова может делать всё, что пожелает и совсем отбился от рук.

Можно было сбежать на прогулке и болтаться на улице до сиреневых сумерек, допоздна смотреть телевизор, сколько угодно лопать конфет и ложиться спать, когда захочешь, пропуская мимо ушей требования няни. Можно было не слушаться и делать всё, что душа пожелает — всё равно ему за это ничего не будет.

Вскоре нянька поняла, что фальшивой улыбкой и сюсюканьем ничего не добьётся, и попыталась быть строгой и требовательной, но опять мимо. Пыталась наказывать и ставить в угол, но Рамси просто убегал и запирался в своей комнате, полностью игнорируя постороннего человека. Нянька так и не смогла с ним сладить и когда, наконец, Болтон-старший вернулся домой, она в красках расписала ему плохое поведение наследника. Отец распрощался с нянькой, заплатив ей сверх оговоренного, и позвал сына в свой кабинет.

— Дорого же ты мне обходишься, дурачок. Вёл себя отвратительно. Нянька тебя малолетним террористом считает, — начал отчитывать отец.

— Мне она не понравилась. Она прикидывается доброй, а на самом деле плохая, — оправдывался Рамси, изучая жесткий ворс коврового покрытия на полу и не смея взглянуть на отца.

— Вот как, значит, — удовлетворённо хмыкнул Русе, услышав его ответ. Кажется, его даже повеселило такое заявление. — Что ж, плевать на эту курицу. Ей деньги платят, за то, чтобы смотрела за детьми. А если не может найти с ними общий язык, то это её проблемы. Меня больше другое интересует: ты почему меня ослушался? — Болтон-старший сидел в своём удобном кресле, закинув ногу на ногу, и покачивая ступней в мягкой домашней тапочке, ожидал ответа.

Рамси перебирал в уме все свои грехи, и думал, что же растрепала нянька — не зря ведь она ему не понравилась. Он развернулся к двери, хотел рвануть наверх и закрыться в комнате, как это делал с нянькой, но совсем забыл, с кем имеет дело.

— Стоять! — оглушающее-ледяным тоном приказал отец. Не спеша поднялся из-за стола, и, подойдя к сыну, положил ему руки на плечи и развернул к себе. — Тебе врач запретил чипсы, орешки и газировку, и конфет тебе много нельзя. Ты хочешь, снова тут загибаться? Понравилось на скорой кататься и больнице лежать? Мамаша твоя, шлюха, подкинула мне больного уродца, а я теперь должен с тобой возиться. Столько денег тебе на лекарства извёл, а ты тупой ублюдок, ещё и не слушаешься! — поговаривая весь монолог, отец притащил его за шиворот на кухню. Он открыл верхний шкафчик кухонного гарнитура и выложил на стол увесистый кулёк конфет.

Рамси не знал, что же сказать в своё оправдание. Он ведь надеялся, что отец никогда не узнает о его проказах и нарушении запретов. Он стоял, потупив глаза и закусив губу. Он был готов расплакаться, но понимал, что этим только разозлит отца ещё больше. Но сложно сдержать слёзы, когда тебе шесть лет и тебя трясёт от страха.

— Любишь конфеты? — отец поставил чайник, насыпал себе в кружку листовой зелёный чай и открыл пакет со сладостями. — Бери, уродец, — пододвинул к нему упаковку Русе.

Рамси испугано моргнул, не понимая, что происходит. Он несмело протянул руку к пакету, ожидая, что отец просто решил подразнить его, и ему вот-вот прилетит леща. Но у Болтона-старшего был более коварный план.

Рамси съел одну конфету, второю, а после третьей сказал: — Спасибо, я больше не хочу, — и, выкинув фантики в мусорное ведро, хотел пойти к себе. Он подумал, что может быть отец решил его простить. В любом случае, он хотел поскорее сбежать к себе.

— Сядь на место! — отец дождался, когда мальчишка уселся на табурет, придвинул к нему кулёк с конфетами. — Бери ещё, — попивая ароматный зелёный чай без сахара, Русе взял и себе одну конфету.

— Можно мне тоже чай? Или воды? — Рамси потянулся к стакану, чтобы налить воды, но отец хлопнул его по руке.

— Нет. Ты же хотел конфет, ешь, — отец допил остатки чая и поставил кружку в мойку. Спокойно наблюдал, как ребёнок давиться конфетами всухомятку.

Рамси отодвинул пакет на край стола и встал с табурета.

— Я больше не могу, — замотал головой он.

— Жри, давай, уродец, — отец силой усадил его на место.

Рамси всхлипнул и покачал головой.

— Не хочу, — едва слышно проговорил он.

— Пасть открой! — для убедительности отец отвесил ему подзатыльник, и впихнул в рот сразу несколько конфет, зажал челюсть, чтобы он их не выплюнул. Таким образом, он скормил сыну полпакета сладостей.

— Не могу больше, меня сейчас стошнит! — завывал мальчик на одной ноте, размазывая по лицу слёзы и шоколад.

— Говоришь, ещё хочешь? Хорошо, дурачок, мне для тебя ничего не жалко, — отец прижал его к себе и как он не брыкался, заставил проглотить ещё пару конфет. Пакет опустел уже на две трети, и в итоге ребёнка вывернуло прямо на кафельный пол.

— Да… Вот так поросёнок! Тряпку неси, убирай за собой, — покачал головой Русе и отпустил его. Он проконтролировал уборку и брезгливо оглядел сына.

— У меня живот болит, — захныкал Рамси, после того, как вытер пол.

— А я тебя предупреждал. Морду вымой, когда прекратишь скулить, — отец ушёл, оставив его одного, плакать и корчиться от боли на кухонном полу. После этого Рамси целый год на шоколадки и конфеты даже смотреть не мог.

Таким выдалось первое Рождество в отцовском доме. Следующее, когда ему стукнуло семь, прошло спокойно. Он опять остался с нянькой, на этот раз с другой, которая была не придирчивой и спокойной, не пыталась набиваться к нему в друзья, но и совсем уж распускаться не давала. Она выставила чёткие требования, и если он был послушным и вежливым, то заслуживал награды: погулять подольше или на час позже лечь спать, или любимое блюдо за обедом, а может даже и поход в цирк воскресным вечером. К тому же, она пообещала рассказать отцу, каким он был примерным и послушным. Рамси оценил такую систему поощрений за хорошие поступки, а главное никаких наказаний, если он где-то позволил себе лишнего. И с этой нянькой они нашли общий язык, ему даже стало жаль прощаться, когда вернулся отец. Собственно эта нянька была последней, а потом отец посчитал его достаточно взрослым, чтобы оставлять на все праздники одного. А на все летние каникулы он отправлял его в школьный лагерь, начиная с первого по пятый класс.

После шестого класса он даже ездил в настоящий загородный лагерь. Там помимо походов и костров ничего интересного не оказалось, и на следующий год Рамси туда не поехал. Правда, пожалел об этом, когда отец заслал его почти на всё лето к своим друзьям вкалывать в саду, на этой грёбаной яблоневой плантации он ощущал себя настоящим невольником. За полтора месяца он безумно соскучился по ребятам из тусовки, и на следующий год, после восьмого класса, он отказался ехать за город: и в лагерь, и к отцовским друзьям. Отец сказал, что если ему так охота глотать пыль в городе, то снова придётся ходить в школьный лагерь, чтобы не слонялся без дела. Рамси пришлось подчиниться, хоть он и не был в восторге, но так хотя бы в выходные мог зависнуть с неформалами, а когда отец уезжал в отпуск, то Рамси даже оставался пару раз в гостях у Бродяги. После девятого была та же история.