Герои и злодеи (СИ) - "Schneewolf" - Страница 72

— Потому что он конченый мудак! Потому что он меня ненавидит! Потому что он всю жизнь надо мной издевается! И каждый грёбаный раз в больнице, я оказывался из-за него, — под конец монолога Рамси сник и плюхнулся на диван. Хоть на душе было гадко, но слова лились нескончаемым потоком, обнажая горькую истину. — Я хотел уйти, поэтому украл этот идиотский контракт, хотел его пошантажировать. Там завязаны большие деньги, если фараоны узнают ему не хилый срок светит. Я думал — у меня получится всё изменить. Я просто хотел быть свободным, — он сглотнул и посмотрел в окно, представляя, что он и вовсе один в комнате.

Теон сел рядом и положил руку ему на плечо. Оказывается, что он умеет молчать, когда надо. Рамси с удивлением обнаружил сочувственное выражение у него на лице, наверное, он действительно выглядит жалким и глупым. Ему обычно не удавалось уловить эти посредственные эмоции, но кажется, что это и вправду было сочувствие. Тогда решил он всё рассказать, раз уж начал вечер откровенных бесед. Наверно, он и сам не смог бы остановиться.

— Я не понимаю, зачем он меня в детстве к себе забрал. Может просто хотелось над кем-то поиздеваться. Или приобрести личного раба, который будет выполнять все приказы, и у которого нет никаких прав, и его можно лупить, просто по тому, что он от тебя зависит. Уж точно, не потому что у него что-то там ёкнуло и он вспомнил, что у него есть сын, о котором он пять лет не думал, — признание было горьким, как аптечная пилюля, невыносимо тяжелым, как могильная плита. Произнесённое вслух это откровение звучало и вовсе отвратительно, но словно заклинание обретало силу, повиснув в воздухе незримой сетью слов. Если наедине с самим собой он ещё мог потешить себя надеждами, то в этот самый миг, когда произнёс эти слова, понял, что так и есть — отец его никогда не любил. На минуту, он даже замолк, потрясённый окончательным признанием этого факта. А затем продолжал говорить, а слова всё не кончались и не кончались. Поток печальных и страшных истории казался бесконечным. И всё это время, Теон сидел рядом, положив руку ему на плечо, слушал и не перебивал.

Он говорил сбивчиво, то и дело перескакивая с одного на другое. Начал с того, что рассказал, как отец его чуть не утопил, когда ему было шесть лет. Как он его бил постоянно за отметки ниже отличных, за то, что на прогулке задержался, или, если у него просто было плохое настроение. По любому поводу. Как он притворялся добрым и любящим при врачах и полиции. Как он его в подвале запер, когда ему было девять, и обращался с ним как с паршивым псом. Рассказал о том, что всё детство он провёл в страхе перед наказаниями. Историй оказалось множество, но он выставил на обозрение лишь малую часть своих кошмаров — поделился самыми яркими и красочными из них. Поведал самые болезненные и устрашающие сказки своего детства. А когда же закончил, то чувствовал себя опустошённым и раздавленным. Больно и противно было переживать всё это снова, подобно тому, как упасть с обрыва, в полную камней, грязную яму.

Теон, молчавший всё это время, теперь решил высказаться.

— Это просто полный пиздец! Я думал, что такого в жизни не происходит, только если в новостях, где показывают, как родителей лишили прав, а детей в детдом отправили, — он пребывал в шоке. То, что происходило с его другом, словно было где-то в другой извращённой реальности и он полностью ещё не осознал услышанное. А когда же взглянул на него, то и вовсе не мог подобрать нужных слов.

Рамси сидел, закрыв лицо руками.

— Уходи, я хочу остаться один, — тихо попросил он.

— Мне жаль, что с тобой так плохо обходился отец, — посочувствовал Теон.

— Да уйдешь ты, наконец?! — Рамси опустил руки, и, стараясь выровнять дыхание, прикусил губу изнутри. Он уже больше не мог сдерживать слёзы, столько всего на него навалилось. А теперь ещё пришлось распотрошить перед Теоном свои детские кошмары. И вот в итоге, он чувствовал себя полностью разбитым, словно где-то внутри раскрошилась на части хрупкая стенка из мягкого известняка, что хранила за собой все эти страшные истории. Видно, её куски вставали комом в горле и не давали дышать, и наверно, от пыли и каменной крошки так щипало в глазах.

— Хорошо, извини, — Теон видел, что он и так уже, дошёл до точки, поэтому понимающе кивнул.

Рамси глубоко вздохнул и стиснул зубы, пытаясь не разреветься, самым постыдным образом. Довольно и того, что он чувствовал себя слабаком и тряпкой. Ковриком у входной двери, о который вытерли грязные ботинки.

Теон поднялся с дивана, но всё так же, сочувственно смотрел на него, и от этого становилось ещё более паскудно, будто бы, он какой-то калека.

— Тебе, что нравится на меня смотреть?! Тебе, блядь, нравится видеть меня таким?! — «Растоптанным и униженным», — хотел бы сказать он, но чем больше слов, тем труднее держать себя в руках. Рамси старался бороться с собой. Он глубоко вздохнул, пытаясь загнать слёзы назад, но от этого стало только труднее дышать, и он упал лицом в подушку, чтоб хотя бы не позориться.

— Я и не думал, что ты умеешь плакать. Это как-то слишком по-настоящему для тебя, — Теон ляпнул первое, о чём подумал. Лишь пару секунд спустя, решил, что это прозвучало грубо, хотя он вовсе этого не хотел. Что поделать, если у него, что на уме, то и на языке.

— Хочешь надо мной посмеяться?! Теперь можешь думать, что я такой ублюдок, потому что меня били в детстве! Хотя нет, я же и есть ублюдок, мои-то родители не жили в счастливом браке! — его ярость переросла в глухие рыдания и он больше не отрывал лицо от подушки. — Доволен теперь?! — произнёс он между всхлипами. Теперь он и вовсе чувствовал себя погано. Было бы просто замечательно, если бы у Теона хватило ума уйти.

— В том, чтобы плакать нет ничего стыдного. Я, правда, тебе сочувствую. Это всё ужасно, что случилось с тобой, — сказал ему в спину Теон и поспешил выйти из комнаты. Ему и впрямь стало неловко видеть Рамси в таком состоянии. Это было как-то слишком по-человечески для такого жестокого циника, как он.

Впрочем, Теон уже и не знал, может это всего лишь маска, броня, которую он носит. Судя, по его рассказу, всю жизнь он был безумно одинок и угнетён. Запуганный и забитый своим отцом, нелюбимый и отверженный своей матерью. Его судьбе вряд ли можно позавидовать — скорее ужаснуться. Сам он и представить не мог, каково это жить в постоянном страхе и унижении, когда не можешь никому довериться, некого попросить о помощи, некому излить душу. В такой атмосфере, сложно оставаться психический здоровым. Трудно не стать неврастеником и социопатом. Теону нужно было время, чтобы осмыслить всю эту информацию, а Рамси нужно было время, чтобы успокоиться.

Теон спустился на кухню и закурил, задумчиво рассматривая пейзаж за окном. Уже стемнело, на небе проступили первые звёзды. Минут сорок он просидел на кухне, размышляя о том, что услышал. А потом заварил чай, булькнул в кружку три куска сахара — он знал, что Рамси любит сладкий чай. Всё-таки вынужденное соседство, заставляет узнать привычки друг друга. В интернатской комнате у них был чайник, купленный в складчину, и можно было в любое время гонять чаи. Он поднялся наверх, и поставил кружку на стол.

Рамси всё так же лежал на диване, лицом в подушку, но больше не плакал, лишь прерывисто дышал.

— Я тебе чай принёс.

Рамси вытер лицо об подушку и сел. Отхлебнул из кружки и скривился.

— Что за дрянь? — он отставил кружку и посмотрел на Теона.

— Это чай успокоительный — из ромашки, — ответил он. Тётя любила презентовать им подобную ерунду: чай, настойки, травяные сборы, которые лечат от всего на свете. Она даже ими торговала по каталогам и кажется, успешно.

— Зачем этот твой успокоительный чай? Я что на психа похож? — Рамси нервно рассмеялся, хоть ему было и вовсе невесело. Он хотел поскорее обо всём забыть и сгладить всю эту историю.

— Если честно, то у тебя, по-моему, с нервами проблема, — продолжать Теон не стал, но Рамси угадал его мысли.

— И с головой тоже. Это хотел сказать?