Борт 556 (СИ) - Киселев Андрей Александрович - Страница 42

   Психанул, и ударил кулаком свой каютный из красного дерева шкаф. Да, так, что проломил дверку и ушиб до крови правую руку.

   Я выругался и помню, на себя и все, что вокруг было меня. И упал на расстеленную свою постель. Глядя в потолок своей каюты.

   - Что мне теперь на коленях ползать, что ли?! Просить прощение?! -я помню, забурчал сам с собой - Я не мог поступить иначе! - сказал громко я, надеясь что меня будет слышно - Джейн, тоже хороша. Нет, чтобы поддержать меня, ты ему потакаешь! Ведь он, твой брат!

   И я уснул. И не помню, сколько проспал. Сказывались последствия еще той болезни. Сохранилась болезненная во мне усталость. И я отключился и спал без задних ног. А, когда, проснулся, то увидел свою Джейн. Она была, снова в белом своем теплом махровом халате. И сидела напротив меня в кресле, у моей постели в моей каюте в ночном уже полумраке.

   Было наверное часа два ночи. Когда она вошла ко мне.

   Она держала в своих миленьких женских загорелых ручках бокал с красным вином и смотрела на меня. Потом, она, привстав, отставила бокал в сторону на прикроватный столик. И, снова уселась в стоящее в моей каюте кресло.

   Она навалилась на спинку стула, изящно, выставив свою левую, почти целиком голую загорелую до черноты ногу в мою сторону, из-под своего того махрового теплого белого и длинного халата.

   Она смотрела на меня с грустным видом. Как-то не так совсем как раньше. В ней была все та же страсть от любви ко мне, но была и некая грусть c чувством некоего беспокойства и сожаления.

  - Джейн! - прошептал я, протирая свои заспанные глаза - Ты пришла любимая!

  - Я, еле успокоила брата Дэниела - сказала тихо она мне - Он в шоке и еле отошел. И теперь, спит.

  - Милая моя, прости меня за тот с Дэниелом поступок - я, было, произнес, помню своей милой Джейн.

  - Не говори больше ни слова - тихо и спокойно произнесла она, не отрываясь, глядя на меня черными своими цыганскими завораживающими в полумраке каюты глазами.

  - Любимая! - произнес снова я, приподымаясь с постели - Прости меня!

  - Молчи! - произнесла сердито моя Джейн.

   Она встала с кресла и подошла быстро ко мне, сбросив свой тот белый махровый халат с обворожительной загоревшей до черноты девичьей полностью нагой фигуры. Без купальника. Сверкнув, в какое-то мгновение, голым овалом крутых, почти черных от загара крутыми бедрами девичьи ног, и голым выпяченным в мою сторону пупком девичьего загорелого до черноты живота. В полумраке в слабом освещении моей каюты, повалила на постель. Сдирая буквально с диким остервенением с меня мои русского моряка летние брюки. А, затем и плавки. Бросая их в сторону на пол каюты.

  - Я оскорбил тебя, любовь моя! - я пролепетал нежно и тихо ей - Я, поверь, не хотел. Так вышло. Я... - Молчи! - произнесла моя Джейн - Я простила тебя и молчи. Прошу, молчи!

   Я запнулся на новом полуслове, смотря на такую убийственную и только мою ночную красоту.

  - Люби меня, любимый - страстно произнесла, тяжело задышав, моя красавица Джейн. Стоя передо мной в наготе морской русалки

   - Люби, как не любил еще никогда, Володя - произнесла помню, нежно и ласково она мне.

   Я встал и схватил ее за гибкую узкую женскую спину руками. Молча, прилип к ее полным сладким женским страждущим любви губам, своими мужскими губами.

  - Я - произнес, снова я, еле оторвавшись от ее взаимного цепкого поцелуя.

   Она обхватила меня за мужской торс своими полными красивыми загоревшими до черноты ножками, скрестив их маленькими своими ступнями с миленькими пальчиками на моей мускулистой спине

  - Я сказала, молчи! - громко приказала повелительным тоном Джейн мне.

   Схватив цепко в мертвой хватке пальчиками обеих рук меня руками за мою голову. И обхватив ее, прижала мое лицо к своей пышной упругой и полной груди. К своим торчащим, вновь от возбуждения черным, как и ее загоревшая грудь соскам. И, снова, уронила на постель. Та, громко ударилась изголовьем об корабельную стенку яхты.

  - Ни каких слов, просто люби меня любимый! - произнесла, страстно, задышав моя Джейн.

   Она как безумная стала целовать меня, отбросив мне на живот согнутую в колене левую девичью ногу, и прижалась своим волосатым лобком, и влажной в смазке наполненной страстью безумной любви промежностью к моему вверх уже торчащему возбужденному детородному члену.

   Джейн сползла на постель с меня своим обнаженным красивым, вновь пышущим любовным жаром телом, и опрокинулась на спину передо мной.

   Я набросился на нее и придавил собой. Джейн раскинула вширь согнув коленях свои полные в ляжках и бедрах, почти черные от загара девичьи ноги. И мой торчащий как стальной стержень возбужденный член, вновь проник в нее. Проник в ее женское раскрытое перед ним в течке влагалище, очерченное по контуру темной полоской как тропический раскрывшийся листьями цветок.

   Джейн была не такая как раньше, как всегда. Сейчас, была какая-то, совсем другая. Какая-то бешеная и неуправляемая. Даже в сексе. Что-то, случилось сегодня с ними обоими. И с Дэниелом и с Джейн. Что-то, вообще со всеми нами, похожее на обреченность или отчаяние. Отчаяние от того, что скоро нам предстоит увидеть или пережить. Отчаяние от нашей размолвки. После того, как я вышел из главной каюты Арабеллы, кляня себя в той несдержанности и срыву, ругая себя за то, что обругал свою в запале нервов мою ненаглядную и любимую Джейн, мы разминулись с ней и разошлись по своим каютам. Я услышал, как она стала успокаивать Дэниела, пока не уснул и вот...

   Джейн дико и надсадно застонала. Застонала, так как безумная. Змеей за извивалась под моим голым мужским лежащим на ней телом, выгибаясь на постели вверх своим голым животиком. Прижимая его круглым пупком к моему голому животу, задрав вверх волосатый свой лобок, и раскрытой промежностью, насаживаясь до предела на мой детородный торчащий член.

   Она закатила черные как ночь глаза под веки, жарко дыша в мое над ней повисшее лицо. Так же, как тогда в той рыбацкой в кокосовых листьях хижине. Так же, как и тогда, схватив меня за волосы, вдавила лицом в свою полную трепещущую любовью и трепыхающуюся грудь.

  - "Что с ней происходило этой ночью?! Джейн! Что с тобой?! Что, моя любовь?!" - думал я, любя ее, молча и без слов сейчас, как и она меня этой ночью среди нависших скалистых берегов незнакомых и мертвых островов. Здесь в пункте нашего конечного путешествия.

   Мои мысли все перепутались. Я думал черти, о чем от дикого тихого сексуального безумия, спутавшего все мое сознание. Наша любовь, это какое-то, тихое безумное помешательство. Мы как чокнутые любили, тогда друг друга. Безотчетно и не думая ни о чем, кроме, как только о любви. Я как в тумане навалившейся очередной любовной оргии с силой всаживал свой торчащий член, в чрево раскрывшейся для меня, снова этой ночью промежности Джейн, закатив свои помутненные в помутненном рассудке глаза.

   Иногда у меня были всплески прояснения просветленного сознания. И я думал о Дэниеле - "Что сейчас с Дэниелом?!" - думал я - "Спит или нет? Если нет то, что делает в этом месте нашей конечной стоянки? В месте гибели их отца? В месте гибели борта 556?".

   Потом, снова уходил в сексуальное умопомешательство. И стонал на всю каюту как безумный от несравненного удовольствия, которым одаривала меня сейчас в очередной раз Джейн.

   На океане стояла темная и тихая ночь. Лишь, было слышно шум волн, в раскрытый оконный иллюминатор верхней палубной надстройки, бьющихся о борт Арабеллы.

   - Что с тобой! Ты пугаешь меня, любимая! - произнес сквозь стон я, на какое-то время опять прейдя в себя. И целуя свою безутешную в любви Джейн.

  - Я же сказала, молчи, и люби меня! - Джейн, произнесла, стеная громко, и остервенело и жестоко, вцепилась зубами в мою грудь, кусая, как бешеная сучка ее в неистовом наслаждении, как словно в последний раз.

   Я схватил ее своими, снова пальцами правой руки за распущенные черные как смоль волосы, сжав в своей ладони. И, оторвал ее голову от своей до крови укушенной груди, придавил к подушкам. И впился губами в ее оскаленный зубами в неистовом экстазе рот.