Из тупика. Том 2 - Пикуль Валентин - Страница 6
- Предыдущая
- 6/28
- Следующая
Действительно, с моря незаметно подошел крейсер «Олимпия». Броско горел на фоне скал штандарт САСШ – кусок синего неба, на котором рассыпаны золотые звезды штатов.
– Я проиграл, – сказал Уилки, берясь за телефон. – Но я сейчас отыграюсь… Лейтенант Мартин? Здорово, приятель. Как военно-морской атташе, сознайся по дружбе: где ваш крейсер «Олимпия»?.. Не знает, – шепнул Уилки Вальронду. – Я же говорил, что они болтаются по морям без плана… Хочешь пари, Мартин? – сказал он американцу. – Ну, для начала полсотни долларов, и так и быть: я тебе скажу, куда пропал забулдыга-крейсер.
Так Уилки рассчитался за проигрыш с Вальрондом.
– В дураках все равно остался американец, – сказал при этом дружески. – Янки люди богатые, их надо грабить без жалости. До чего же бестолковый народ: то их не дождешься, то появятся, когда их не ждешь. Этим горлопанам еще учиться и учиться… у нас! Ты Юрьева сегодня увидишь?
– Я его вижу каждый день, и он мне осточертел…
Все последние дни мичман провел в тесном общении с Юрьевым, от которого Москва потребовала, чтобы он властью совдепа запретил пребывание союзных кораблей в русских заполярных водах. Вальронду было даже интересно наблюдать, как Москва начинает поджаривать Юрьева: этот проходимец теперь шипел и брызгался, как плевок на раскаленной сковороде.
И – надо же так! – как раз в это время высший военный совет в Версале решил создать на Мурмане главную базу для проникновения в Россию с севера. Причем командующим всеми союзными войсками на севере (генерал Звегинцев, вам больше делать нечего!) был назначен опытный солдат и дипломат – генерал Фредерик Пуль. Ходили слухи, что Пуль уже в пути на Мурман.
Юрьев страдал головной болью. Делал себе малайский массаж, растирая пальцами виски и темя под белобрысыми волосенками. Брамсон стоял над ним как воплощение духа зла и таскал из портфеля бумаги – все важные. Сказал:
– Архангельск тоже протестует… Не чуется ли вам влияние Москвы на Целедфлот?
– Ну да. Там есть большевики. Чего они требуют еще?
– Архангельск настаивает, чтобы Мурманск – в вашем лице! – издевался Брамсон, – поделился с Целедфлотом углем и продовольствием, завезенным сюда добрыми союзниками.
– Конечно, – отозвался Юрьев, – я их знаю: они сами не сожрут, а отправят в Петроград… ради пролетарской солидарности; Павлин Виноградов для того и сидит в Архангельске, чтобы собирать куски там, где они валяются. А чем, – спросил Юрьев, – я буду свою шантрапу кормить? Кстати, адмирал Кэмпен еще не дал «добро» на разгрузку транспортов с продовольствием. Вон стоят на рейде. Видит око, да зуб неймет…
Вошел Шверченко, похвастал:
– Сейчас перчатки купил. У одного янки! Посмотри, Алешка, какая шкура… Говорят – лосевые. Такие бывают?
– Иди ты к черту! – заорал Юрьев, вспылив. – Дурак ты, что ли? Нам только и дела, что до твоих перчаток… Борис Михайлович, – сказал Брамсону, – это не вам, извините… А вы, мичман, – повернулся к Вальронду, – прошу, останьтесь.
Они остались вдвоем. Юрьева мутило.
– Вляпался я в эту политику… Теперь бы кишки отрыгнуть! Прополоскать их в тазу с тепленькой водичкой. Да с мыльцем! И потом заглотать обратно…
– Как жаль, Юрьев, что вы не птица ибис!
– Это еще что такое?
– Птица ибис имела столь длинную шею и такой формы клюв, что сама себе ставила клизмочку. Вам бы это тоже подошло.
Юрьев не понял, что Вальронд над ним издевается.
– А вы знаете, мичман, – сказал он вдруг с опаскою, – Басалаго-то хитрый малый: он втихую выторговал для себя охрану у англичан. Звегинцеву они тоже дали.
– Что ж, просите и вы. Дадут.
– Придется. Мне уже подкидывают анонимки. Ветлинского-то, – поежился Юрьев, – убрали чистенько. Из-за угла избушки…
– А кто убрал? – спросил Вальронд.
– Заугольники, – ответил Юрьев непонятным намеком.
…Был теплый июньский день (слишком теплый для Мурмана), когда на британском крейсере с войсками прибыл в Кольский залив генерал-майор Фредерик Пуль. В тот же день новый командующий провел совещание в узком кругу приближенных лиц о срочном формировании на Мурмане Славяно-Британского легиона.
Конечно же, он пожелал встретиться и с Юрьевым, как с председателем краевого совдепа. Генерал Пуль – бродяга, солдат, колонизатор, атташе, шпион, стрелок и драчун – с пренебрежением отнесся к Юрьеву, сверкавшему вытертыми сзади штанами.
Первое замечание Пуля:
– Что вы ответили Москве в связи с нотой Ленина?
– Я ответил, – покорно подхватил вопрос Юрьев, – что симпатии краевого населения несомненно на стороне союзников, с которыми оно привыкло с 1914 года вести дружеские отношения. И я заверил Центр, что военная сила, неоспоримо, на вашей стороне.
– Сэр! – добавил за него Пуль.
– Да, сэр, – обалдело согласился Юрьев, теряя остатки своего бахвальства и гонора.
– И впредь, – настоял Пуль, – когда разговариваете со мною, прошу вас добавлять: сэр! Мне так хочется. Москве же вы… напутали: позиция краевого населения, насколько мне известно из верных источников, враждебна не только к нам, но и к вам тоже, товарищ Юрьев…
Слово «товарищ» Пуль произнес отчетливо по-русски. Еще в чине полковника он служил атташе при русской армии, и язык Пушкина и Толстого был ему относительно знаком. Надо признать: англичане умели подбирать людей, которые бесстрашно входили в русские условия, как рыба в воду.
Из дальнейшего разговора выяснилось, что Пуль уже извещен о большевистской позиции Совжелдора, о протестующей тени башен крейсера «Аскольд», о том, что отряд чекистов Комлева не ушел, он здесь, он не уйдет…
– Отныне, – заключил генерал Пуль, – мы, союзные вам державы, в моем лице, берем власть на Мурмане в свои руки.
– А я? – удивился Юрьев. – А совдеп?
– Мы, – ответил на это Пуль, – будем укреплять ваш совдеп!
– Но чтобы укрепить влияние совдепа, – пояснил Юрьев, – необходимо обеспечить край продовольствием. Однако транспорта с продуктами еще не поставлены вами под разгрузку. Они стоят на рейде… давно стоят!
Пуль задержался возле иллюминатора. Транспорта с продовольствием – под охраною катеров – тягуче дымили за Ростой.
– Мы их поставим к причалам, – согласился Пуль, – но тогда, когда положение прояснится.
– А когда вы думаете, сэр, оно прояснится?
– Тогда, когда население края выразит нам свои симпатии.
Юрьев уныло опустил плечи. Кувалда его боксерского подбородка вдруг жалко отвисла. Он… думал. Соображал. Взвешивал.
– Вы меня оставляете одного? – спросил вдруг тихо. – Вы берете власть на Мурмане, отняв ее у меня, и… Тогда объясняйтесь с Москвой и Лениным сами.
– Сэр! – гаркнул на него Пуль.
– Да, сэр. Сами, сэр.
– Переговоры с Москвой, – отвечал Пуль, пристукивая каблуком, – будете вести вы, как и вели их раньше. Для нас же время торжественных слов кончилось. Нам теперь понятно, что такое большевизм… Мы уже в Кеми и в Кандалакше. Завтра мы будем в Архангельске – сразу, как только окажутся в безопасности члены дипломатических миссий, которые сейчас томятся в руках опытных вологодских инквизиторов… Постарайтесь, – намекнул Пуль, – вырвать у Совнаркома признание нашего пребывания в этих краях как… де-факто! Больше, – закончил разговор Пуль, – я вам ничего посоветовать не могу…
При этой беседе присутствовал и Вальронд, как офицер связи. Но мичман не проронил ни единого слова. Зато каждое слово постарался осмыслить и запомнить. Он понимал – это история, и он, мичман Вальронд, свидетель ее беспристрастный. Пуль уедет потом в Англию и, чего доброго, выпустит мемуары, такие же безапелляционные, как и сам автор; что же касается Юрьева, то ему вряд ли предстоит писать мемуары. А вот ему, Женьке Вальронду, надо сохранить правду о предательстве…
Вскоре на весь Мурман раздалась первая речь Пуля.
РЕЧЬ ГЕНЕРАЛА ПУЛЯ В СОБРАНИИ ЦЕНТРОМУРА:
– Я, главнокомандующий всеми союзными силами в России, говорю вам… Мы здесь нашли способный совдеп, который не только способен, но и желает работать. Но способности работы этого совдепа препятствуют – население и моряки. Мы не можем работать с совдепом, если он не может проводить в жизнь те заключения, к которым он пришел… А потому мы намерены помогать совдепу, чтобы он был в состоянии проводить свои резолюции.
- Предыдущая
- 6/28
- Следующая