Нортланд (СИ) - Беляева Дарья Андреевна - Страница 50

Рейнхард запустил руку мне под платье и лифчик, сжимал мою грудь, вызывая внизу живота пульсирующее возбуждение. Его пальцы кружили вокруг соска, он ласкал меня, а потом вдруг резко, сообразно толчку, который совершал в мой рот, собственнически трогал мою грудь. Пульсация внутри от этой ласки становилась нестерпимой, и я запустила руку себе под платье не для того, чтобы показать, какой могу быть развратной, а чтобы облегчить возбуждение, почти ставшее болью. Рейнхард вдруг втащил меня на сиденье, легко и быстро, дернул к себе за ногу. Теперь я лежала на животе, растянувшись на сиденье. Рейнхард принялся ласкать меня прямо через ткань белья, эта преграда была мучительной, и я протянула руки, чтобы снять белье, но Рейнхард не дал мне этого сделать. Он ласкал меня, только слегка надавливая пальцами. Это было нестерпимо, но в то же время безопасно, отчего-то я все еще боялась почувствовать его внутри, может быть дело было в ожидании боли, а может быть в страхе перед ним.

Я застонала, я была вся мокрая, и в то же время отчасти я не хотела заполнять голодную пустоту внутри. Мужское по-прежнему воспринималось мною со страхом.

Я забылась, погрузившись в болезненную яркость ощущений, и вынырнула только когда он навалился на меня и вогнал в меня член. Это было неожиданно, но почти не больно, потому что к этому времени я была мокрой насквозь. Я громко застонала, и он на секунду зажал мне рот.

— Не забывай о приличиях.

— В таком случае ты мог бы спросить, — сказала я. Или подумала, что сказала. Я не была уверена в том, что произнесла нечто вразумительное. Он прижимал меня к сиденью, и я скользила по нему с каждым толчком Рейнхарда, он держал руку у меня на лбу, чтобы я не ударилась о дверь.

Мне хватило нескольких его толчков, чтобы кончить. Он продержался немногим дольше, это был подчеркнуто быстрый секс, и в этом была его прелесть. Вернее, секс был вполне обстоятельный, но проникновение должно было завершить его, а не продолжить. Я почувствовала его разрядку — пульсацию во мне, усилившуюся хватку, с которой Рейнхард прижимал меня к себе, влажность его семени внутри, и это почти заставило меня кончить снова, настолько противоречило это ощущение моим представлениям о безопасности и чистоте.

Он поцеловал меня в затылок, затем приподнялся, и я поняла, что все это время дышала с некоторым трудом.

— Тебя куда-нибудь подвезти? — спросил он. Рейнхард тяжело дышал, и я тяжело дышала. Я с некоторым трудом собралась с мыслями, села.

— Нет. Я лучше пройдусь. У тебя есть салфетка?

После секса все слова, то есть вообще все, казались мне просто чудо какими циничными. Рейнхард пожал плечами:

— Могу спросить у водителя.

Он потянулся к кнопке, но я остановила его.

— Не надо.

Тогда Рейнхард опустился к моим коленям, поцеловал их, раздвинул мне ноги. Теперь, когда все закончилось, я ощутила неловкость с новой, неизведанной прежде силой.

Рейнхард вылизал меня дочиста, без стыда и с удовольствием. Он снова сел, запустил руку в карман и вытащил салфетку, промокнул губы.

— Так тебя точно не нужно подвезти?

Отчего-то я страшно разозлилась.

— Удачного совещания, Рейнхард.

— Приятно, что ты помнишь мое расписание.

Я распахнула дверь и вышла из машины, ожидая, что меня снова сопроводит дождь. Однако, выглянуло несмелое солнце, и я зашагала от машины прочь, шлепая по лужам самым нелепым образом.

Некоторое время я обходила машины и один раз едва не упала в лужу. Постепенно моя локационная система пришла в норму, и я все-таки выбралась с парковки. Я решила пойти самой длинной дорогой, чтобы подольше не возвращаться домой. Я дошла до бульвара с влажными липами и мокрыми скамейками. Солнце становилось все игривее, все смелее. Я чувствовала, как испаряется с асфальта влага.

Я села на одну из мокрых от дождя скамеек, достала из сумочки сигареты и спешно закурила, словно бы куда-то опаздывала.

Влажная листва, с которой веселилось солнце, казалась такой яркой, что глаза мои невольно следили за ней. Я и не заметила, как кто-то подошел ко мне.

— Привет, сестричка.

Я обернулась на голос. Передо мной стояла молодая девушка, нарядная, как кукла.

У нее были особенные глаза, словно стеклянные. Ресницы ее были похожи на паучьи лапки, такие тонкие, такие нежные и разрозненные. Казалось, что ее сделали, в ней было нечто рукотворное. На девушке было нарядное платье в атласным бантом посередине, слишком старомодное и яркое, чтобы его забыть. Оглушающе-розовое, пышное, нежное, оно говорило детскими представлениями о красоте, такими искренними и притягательными, что сложно было с ними не согласиться. На ее ногах были белые, непрозрачные чулки, делавшие ее ноги похожими на фарфоровые ноги куклы.

Она широко улыбнулась мне. У нее были большие, круглые глаза болотного цвета, распахнутые так широко, что, казалось, она удивлена. Аккуратные черты лица, чуть курносый носик и пухлые губы подчеркивали то игрушечное впечатление, которое она произвела на меня с самого начала. Настоящая куколка, если бы я была маленькой девочкой, мне бы непременно захотелось забрать ее домой.

Но мне было тридцать пять лет, а дома у меня жили бывшая Крыса и мой брат с гендерной дисфорией, вызванной психологической травмой.

— Здравствуйте, — сказала я вежливо. Девушка чуть склонила голову набок, как заводная игрушка, а потом села рядом со мной.

— Погода сегодня так себе, — сказала я. — Хотя, конечно, солнышко светит приятно. Но в целом все же не очень.

Что я вообще несла? Девушка смотрела на меня, потом вытянула ноги в белых чулках, и я увидела розовые бантики на ее коленях.

— Да, — сказала она. — В целом все же не очень. Слушай, сестричка, зачем бы незнакомке подходить к тебе на улице?

Я все мгновенно поняла и протянула ей пачку сигарет.

— Зажигалку дать? — спросила я. Девушка сморщила тонкий носик.

— Фу. Неправильный ответ.

— А какой правильный? — спросила я. Солнце придало ее темным, завитым волосам красноватый отлив. Ее волосы выглядели такими мягкими, мне захотелось прикоснуться к ним, как к шелку. Она мотнула головой, встряхнув кудряшками и сказала:

— Хорошо, сестричка, слушай. Я хочу пригласить тебя в гости.

Я замолчала. Если игнорировать странных людей, они частенько сами уходят.

— Ты ведь уже слишком старая, чтобы не разговаривать с незнакомыми, правда?

— Что? Старая?

— Ну, ты же из тех инфантильных женщин, которые чувствуют себя двадцатилетними в тридцать пять, потому что никогда в жизни не брали на себя ответственность.

— Откуда ты знаешь, сколько мне лет?

— Еще я знаю, как тебя зовут, Эрика.

Она засмеялась. Отчего-то ни одно слово не выходило у нее обидным, она была потрясающе легкомысленна, и все, что она говорила, было словно облачко пудры — рассеивалось быстро и казалось смутно приятным.

— Кто ты? — спросила я. Она пожала плечами.

— На это можно по-всякому ответить.

— Как тебя зовут? Ты ведь понимаешь, что это не слишком вежливо — показывать, что ты знаешь о других что-то, чего они не знают о тебе.

— Если только моя цель не шантаж.

— А твоя цель не шантаж?

Она звонко засмеялась, отчего-то мне вспомнился Себби Зауэр, однако ее смех был очаровательным и много более нежным.

— Нет, — сказала она, наконец. — Я совсем не хочу тебе ничего плохого. Просто Отто ну никак не может с тобой связаться. А я могу. Если честно, я нашла тебя по запаху.

Она втянула носом воздух, и я узнала это движение. Я вспомнила Ханса, вспомнила Рейнхарда, вспомнила свой звериный страх перед ними. Девушка подалась ко мне и обняла меня, прижавшись щекой к моей щеке.

— Я правда не хочу казаться пугающей. Некоторые меня боятся, но во мне ничего страшного нет. Ты сейчас, наверное, думаешь, что я тебе угрожаю.