Где же ты, Орфей? (СИ) - Беляева Дарья Андреевна - Страница 51

Я так надеялась, что спасла его. В ту секунду я знала, что умру, если это окажется не так. Знание освобождало от страдания.

— Орфей, — прошептала я. — Мой Орфей.

Он вдруг дернулся, и я сразу поняла, что это человеческое движение. Музыка в очередной раз достигла своего крещендо, и когда я посмотрела на свои руки, на них оказалось столько крови. Какая чудесная музыка для такого страшного момента. Тесей играл ее и догадывался, что происходит. В этом была определенного сорта эротичность.

Я снова посмотрела на рану, потому что не могла смотреть в глаза Орфея. Кем нужно быть, чтобы смотреть в глаза убитому тобой брату? Как я надеялась, что раны больше не будет, что она исчезла таинственным образом, и все повернулось вспять. Но рана была и из раны все еще хлестала кровь.

А потом посыпались жемчужинки.

Но он не упал. Он встал и теперь стоял на месте, пошатываясь, как человек, испытывающий сильную боль, зато, определенно, живой и чувствующий. Затем я увидела, что он дрожит, и что лицо его искажено вполне человеческим осознанием того, что ему больно. Мне стало жалко Орфея, и в то же время я была рада за него.

И он, наконец, открыл глаза. На этот раз я точно поняла, что история Орфея и Эвридики закончилась.

Закончилась навсегда и не понарошку, исчезла, чтобы уступить место совсем другой истории, истории о не-живом короле. Надо же, как забавно. Орфей был здесь, а история — закончилась.

Секундой позже меня отшвырнуло к стене, я больно ударилась спиной, но голова моя, к счастью, была в порядке. Следом отправлялись и другие вещи. Казалось, будто бы они летают по комнате сами собой, все эти чашечки и шкатулки, тарелки и симпатичные фигурки, стулья, в конце концов, и столы. Я была в хаосе предметов, каждый из которых потерял вверенную ему точку в пространстве.

Орфей же был почти неподвижен. Вернее, неподвижны были его руки, только пальцы чуть подрагивали. Когда в меня полетел обитый бархатом стул, оказалось, что я могу только закрыть голову руками. Я подумала, что сейчас-то кончится и история Эвридики, но стул остановился прямо перед моим носом, замер, словно бы не только в пространстве, но и во времени.

И все вещи замерли там, где были, словно бы воздух вдруг заледенел, и они оказались заточены в нем, как в янтаре.

— Эвридика, — сказал он. Голос его был хриплым, но, без сомнения, принадлежал Орфею. Рука его несмело поднялась, и он прижал пальцы к ране, сочащейся жемчугом. Вид его стал беззащитным, нежным, мальчишеским.

Он не собирался умирать, я не убила его. Но моему Орфею было больно, а значит я должна была справиться со своим страхом перед ним. Было красиво. Вазочки над моей головой, готовые рухнуть и разбиться, но замершие в густом воздухе, переливались в лучах лунного света. Я огибала самые разные вещи, и ложки, и книжки, и раскрытые шкатулки, из которых лилась музыка. Застывший кадр, в котором двигались только мы двое. Он — легонько, а я — осторожно, со священным страхом. Жемчужинки, лежавшие у меня под ногами, почернели, словно их облизала ночь.

Я встала, и это оказалось больно, но еще более странно было двигаться дальше. Он был везде.

Он, это кто такой?

Не Сто Одиннадцатый, но и не Орфей. Тела обоих все еще были совмещены, теперь, однако, я ощущала, как скользкие щупальца, испещренные странными отверстиями дрожат. И это было очень по-человечески. Я засмеялась, и этот звук показался мне просто невероятно громким.

Как забавно — такая человечная, испуганная дрожь конечностей существа, настолько далекого от человека, насколько только возможно. Сначала я пролезала под щупальцами, переступала их, и это было так похоже на какую-то детскую игру вроде твистера, только в полноценных трех измерениях. Я то и дело нарушала правила, касаясь распростертых вокруг щупалец, казалось, они были везде, и мне приходилось проявлять чудеса ловкости, чтобы сквозь них пробираться.

Я чувствовала, что в отверстиях на них имеются длинные, острые хоботки. Жала. Я чувствовала, что пещеристые, мягкие ткани щупалец выделяют какую-то странную слизь. Раньше, когда Сто Одиннадцатый гладил меня, я старалась не думать об этом, не ощущать, чтобы меня не стошнило от отвращения и ужаса. Теперь это все был Орфей.

Да, вот оно что, это тоже был Орфей, а не только Сто Одиннадцатый, и я узнавала тайны этого странного тела.

Он так дрожал, что я бросила попытки пробраться к той части моей брата, которая была им с самого начала. Я обняла невидимые щупальца, прижалась к ним с нежностью и силой.

— Я люблю тебя, — зашептала я. — И я должна была вытащить тебя, Орфей, родной мой.

Я не смотрела на него. Сейчас это было не нужно, Орфей был во всем пространстве, и щупальца Сто Одиннадцатого функционировали у него гораздо лучше, чем руки Орфея у Сто Одиннадцатого. Я поцеловала одно из толстых щупалец, ощутив на губах кисловатый вкус слизи и острые прикосновения жал, спрятанных в ровных, как соты в улье, дырочках. Затем щупальце обвило меня с той же нежностью и силой, которую я вложила в него.

— Прости меня, Орфей. Прости, — прошептала я.

Щупальце гладило меня по голове, оно было прохладным, но охотно нагревалось от тепла моей кожи.

На моих глаза творилось чудо. Орфей слился с ним, и Орфей победил. Мы нашли ответ, и он был таким легким. Сколько людей мы могли пробудить по всему миру? Людей, сцепленных с тварями и обладающих их телами. В комнате, где предметы замерли в воздухе, как в дурацком фильме про остановку времени, я вдруг поняла, что время на самом-то деле пошло.

История началась, быть может, это была последняя история, но пустого времени больше не будет. Как бы там ни было, мы все умрем или победим — тоже все. Больше никакого ожидания, никаких томительных, липких тысячелетий.

Я коснулась губами тонкого кончика щупальца, словно целовала пальцы Орфея.

— Тебе больно?

Я вскинула голову и увидела, что Орфей покачал головой. И хотя рука его все еще была прижата к шее, гримаса боли больше не искажала его прекрасное лицо.

— Ты понимаешь, что все это значит?

Он медленно кивнул.

Это было хорошо, что он понимал, потому что я не понимала. Я сделала что-то великое, я запустила колесо истории. Теперь, что бы ни случилось, это будет событием. Но большего я и представить не могла.

На большее я и не надеялась.

И все это, в конце концов, интересовало меня меньше, чем должно было. Потому что я вернула своего брата.

— Эвридика, — сказал Орфей, и я расплакалась, потому что это был по-настоящему его голос. — Я чувствую себя очень странно.

Я закивала.

— Да, да, ведь ты и Сто Одиннадцатый все еще соединены. Но мы тебе поможем. Наверное, мы тебе поможем.

Точно я сказать не могла. Теперь я вступала в область абсолютной темноты. Я впервые за долгое время не знала, как проведу завтрашний день, и что будет через неделю.

— Я так безумно люблю тебя.

Я пожертвовала всем, потому что люблю тебя. Возможно, я пожертвовала человечеством. Щупальце скользнуло по моим щекам, стирая слезы, но мне не стало противно. Наоборот, я чувствовала себя любимой и защищенной.

— Я обрекла тебя на эту странную судьбу, — прошептала я. — И мне так жаль.

— Теперь у меня, по крайней мере, есть судьба.

Это был не совсем мой Орфей. Нечто в нем изменилось, хотя сложно было сказать (распознать, классифицировать), что именно. И все же это существо было к моему брату ближе всего.

Не-живой король до определенной степени все-таки был Орфеем.

Я почувствовала, что пола под ногами больше нет, взглянула на носки своих туфель, обращенные вниз. Орфей осторожно приподнял меня и плавно перенес, поставил на место перед ним. Теперь я, наконец, смотрела ему в глаза.

— Не бойся, — сказал он. — Я помню многое.

— Это лучше, чем ничего.

— Может быть, это даже лучше, чем все.

Он снова обнял меня, на этот раз — по-человечески.

— Я не знала, как будет лучше для всех.