Среди тысячи лиц - Джио Сара - Страница 3

Я вышла на тротуар и бросила осторожный взгляд на бездомного. Он был болезненно худым, одежда буквально висела на нем. Я вспомнила о пакете с куском торта, оставшегося от нашего ужина, и подошла к нему поближе. Если бы я могла предложить ему что-то посущественнее… Но в выпечке есть яйца.

– Прошу прощения, – обратилась я к нему. Он как будто меня не услышал, поэтому я повторила чуть громче: – Прошу прощения, у меня тут немного еды. Может быть… возьмете?

Бездомный поднял на меня глаза, и, когда наши взгляды встретились, его лицо показалось мне невероятно знакомым, но я не могла вспомнить, откуда я его знаю. Я выпустила из рук пакет, и он упал у моих ног на мокрый после дождя тротуар. Мой мозг лихорадочно работал, и на меня нахлынули воспоминания, как будто вырвавшись из перевернутого ящика с документами. Если мужчина меня и узнал, то его глаза этого не показали. Нас осветили фары, и я услышала, как остановилась машина. Обернувшись, я увидела подъехавшего Райана. В эту секунду мужчина протянул костлявую руку к пакету и вытащил контейнер с едой. Он посмотрел на него, а потом нерешительно открыл. Я заметила его голодный взгляд. Пальцы бездомного схватили кусок торта, он запихнул его в рот, и крошки повисли на бороде.

Райан опустил окно.

– Кайли, все в порядке?

Я кивнула и отступила назад, потом, как будто замороженная, подошла к машине и села.

Я не сказала Райану, что со мной не все в порядке.

Я не сказала Райану, что знаю этого человека.

Я не сказала ему, что этого мужчину зовут Кэйд и когда-то он был любовью моей жизни.

19 апреля 1996 года

– Ты веришь в существование родственных душ? – спросила меня Трэйси, лежавшая с книгой в руках на футоне в квартире, которую мы вместе снимали в Сиэтле. Увидев в первый раз стену из неотделанных кирпичей и окна от пола до потолка, мы мгновенно влюбились в это пространство, хотя оно было меньше моей спальни в родительском доме. Двум людям не следует жить в студии размером с коробку для обуви. Но двум выпускницам колледжа, захотевшим жить в самом крутом здании на Первой авеню с видом на бухту Эллиотт, пришлось с этим смириться. К счастью, Трэйси не храпела.

– Нет, – ответила я подруге, глядя, как ловко двигается ее запястье, когда она собирает длинные темные волосы в изящный конский хвост. Она была красива естественной красотой: высокие скулы, гибкая фигура и врожденное чувство стиля. Трэйси могла бы заработать кучу денег в качестве модели, вот только она скорее выколола бы себе глаза, чем стала позировать перед камерой.

В Чикаго мы были соседками по комнате в общежитии колледжа. После выпуска мы долго вместе разглядывали карту Соединенных Штатов и сошлись на Сиэтле. Неделей позже мы утрамбовали все наши пожитки в багажник старенькой «Субару» со сломанной магнитолой, принадлежавшей отцу Трэйси, и отправились на другой конец страны в самый дождливый ее город. Мы часами пели, чтобы не уснуть за рулем, и никогда не попадали в ноты. В том же месяце я получила место младшего репортера в газете «Сиэтл Геральд». Трэйси целыми днями занималась, готовясь написать экзаменационный тест для поступления в медицинскую школу. Кажется, наши мечты начинали осуществляться.

– Если проводить дома каждый вечер, то у тебя ничего не получится, моя дорогая, – объявила Трэйси, откладывая книгу и подталкивая очки на носу чуть повыше.

Я налила себе кофе из той кофемашины, которую бабушка купила мне перед отъездом в колледж, и плюхнулась в потрепанное кресло яйцевидной формы из ИКЕА, стоявшее у окна. Мы обе были ходячей рекламой ИКЕА.

– Ты читала свой гороскоп? – спросила Трэйси.

– Тебе отлично известно, что я в это не верю.

– Что ж, тогда я прочту его вместо тебя.

Трэйси взяла с кофейного столика газету, перевернула несколько страниц, а потом примерно с минуту читала про себя.

– Ага, тебя ждет новая любовь, – сообщила она наконец и кивнула. – Но тут сказано: «Ты должна открыться ей, пойти навстречу. Не оставайся дома, сделай что-нибудь спонтанное и неожиданное. Никогда не знаешь, кого ты можешь встретить».

Я округлила глаза.

– Пойдем сегодня вечером с нами! – воскликнула Трэйси.

Она встречалась с парнем по имени Марк, будущим хирургом, учившимся в ординатуре в больнице при университете Вашингтона. Он был высоким, с редеющими волосами и громким смехом. Как только у них одновременно выдавался свободный вечер, что случалось не слишком часто, Марк водил Трэйси на концерты или спектакли, приглашал на прогулку вокруг озера Грин. Порой я думала о том, что и мне нужен такой Марк, и была не против, чтобы кто-то водил меня в театр, на фермерский рынок или в филармонию.

– Марк купил билеты на концерт Mazzy Star[1] в клубе «Крокодил».

– Согласившись на твое предложение, я попаду на свидание вслепую? – поинтересовалась я, подняв левую бровь.

– Ну и что, – Трэйси лукаво улыбнулась, – его друг Эрик тоже там будет.

Я наблюдала за паромом, медленно выходящим из залива.

– Не знаю, – наконец ответила я.

– Тебе стоит пойти с нами хотя бы только потому, что ты любишь Mazzy Star.

– Я действительно люблю Mazzy Star, – усмехнулась я.

Трэйси кивнула.

– Вот и хорошо. Значит, решено.

Дождь только начался, когда Трэйси, Марк и я оказались под навесом у входа в клуб, где татуированная женщина с короткой челкой и кольцом в носу проверила наши билеты. Внутри было темно, из динамиков над головой неслась музыка, которую я не узнала. В воздухе плавал табачный дым, и каждый третий вокруг нас был в ботинках «Док Мартенс». Я любила Сиэтл.

– Эрик подойдет с минуты на минуту, – сказал Марк. – Девушки, принести вам что-нибудь выпить?

– Мне водку с содовой, – ответила Трэйси.

– И мне то же самое, – сказала я, и Марк послушно направился к бару.

Трэйси толкнула меня локтем в бок.

– Марк говорит, что Эрик – один из самых лучших ординаторов в больнице.

Я пожала плечами.

Моя подруга улыбнулась:

– Просто повеселись. Кто знает, вдруг он тебе в самом деле понравится. И потом…

Вдруг кто-то налетел на меня, и я сделала шаг назад. Это оказался парень с профессиональным фотоаппаратом. Когда вспышка погасла, он опустил его.

– Прости, пожалуйста, – с улыбкой извинился «фотограф». – Я не видел, что ты тут стоишь.

Он был чуть старше меня: темные волосы, синие глаза, на подбородке пробивается щетина. Его сапоги и выцветшая клетчатая рубашка намекали на его причастность к музыкальной сцене, и все же в нем было нечто совершенно уникальное. По его улыбке я не могла сказать, уверен ли он в себе или просто нахален. Возможно, то и другое сразу.

– Здорово выглядит сцена при этом освещении, правда? – Он поднял фотоаппарат и сделал несколько снимков. – У Хоуп один из самых завораживающих голосов, – продолжал парень. – Но она, знаешь ли, скромница. В ней нет ничего от тех певиц, которые считают, что у них божий дар.

Я сощурила глаза:

– Ты так говоришь, словно знаешь ее.

– Знаю. – Он улыбался только мне.

Определенно, наглец.

– Я заключил с ней контракт для моей фирмы пять лет назад, – продолжал он. – Всего лишь сольный альбом, но мне нравится думать, что это стало для нее хорошим стартом.

– Твоей фирмы?

Парень подмигнул мне:

– Я кручусь в музыкальном бизнесе. Ты наверняка слышала промо-песню Хоуп, чистое волшебство. – Он слегка постучал себя по груди. – Ее просто чувствуешь, и все.

– Что ты имеешь в виду? – осторожно спросила я, заинтригованная.

Он приблизился ко мне.

– Хорошая музыка трогает, она даже меняет тебя.

Он взял меня за руку и прижал ее к моей груди, отчего по моей коже побежали мурашки.

– Вот здесь ее ощущаешь. Талантливый артист может создавать музыку, которая касается самого сердца.