Благая Весть Курта Хюбнера (СИ) - Незванов Андрей - Страница 40

Если он думает - а похоже на то! - что сказители Преданий (= мифов), в том числе Гесиод, составляли миф, держа в голове эти вот "смеси" субстанций, и благодаря этому их повествование обретало связность, то, мы полагаем, наш автор заблудился далёким заблуждением.

3. Случай, где части являются функцией целого

Что же это за случай?

Это, в частности, пейзаж пифийской оды Пиндара:

"Паратактическим образом там перечисляются побережье Сицилии и Кум, Море, Этна, леса; все это - объединение мифических предметов, из которых каждый имеет нуминозное содержание. Но все они гипотаксически подчинены покрытой снегом Этне, небесной колонне, которой они определяются. Так образуется синтетически единое целое, стоящее над отдельными единицами ландшафта...".

Открытие, конечно, великое! Вообще, так строится любое высказывание, и части предложения подчинены целому - смыслу высказывания. Соответственно, отдельные слова принимают формы, нужные для исполнения своей функции в предложении - служить формированию сообщения именно этого содержания, и никакого другого.

Несомненно, благодарная задача - прозревать в богатейшей античной литературе примитивные логики, и думать, при этом, что делаешь научную работу....

Мы с удовольствием предоставляем эту работу Курту Хюбнеру. Заметим только различение, которое он проводит между личностью как истечением нуминозной субстанции из определенного бога, и имяреком как принадлежностью рода. В последнем определенность облика достигается, видимо, по принципу сообщающихся сосудов, по которым имярек получает родовую субстанцию.

Курт пишет:

"Сходные явления можно обнаружить повсюду, где нуминозные субстанции выступают в иерархической связи. /.../ Например, происходящий от Афины "нус" (разум) хитроумного Одиссея, как вообще указание на создание человека определенным богом. Еще Платон говорил о людях Зевса, людях Ареса, людях Аполлона и т. д. Такой характер отдельного человека, демонстрирующий определенный функциональный порядок действующих в нем нуминозных сил, не должен смешиваться с определяющим его родом, который, как уже отмечалось, следует понимать скорее как "механическое" смешение родовых субстанций...".

"Поэтому принадлежность к роду у людей менее всего означает наличие черт характера, но, скорее, - наличие особого размера кидоса или олбоса".

Разумеется, это суть две разных логики - героическая и родовая. Больше того, можно сказать, это две разных религии.

Мы отметили связанную с ними эклектику Хюбнера, увлеченного разливанием субстанций, так как не знаем, чем она в дальнейшем обернется.

4. Мифическое представление о субстанции у досократиков

В первых строках этого раздела Курт провозглашает тождество между "началом", или "архэ" философов досократиков и сконструированной им нуминозной субстанцией, которую он щедро разливает на этих страницах.

Он пишет, ссылаясь на Аристотеля:

"Из тех, кто первыми занялись философией, большинство брали лишь вещественное архэ: то, из чего состоят все вещи, из чего первого они возникают и во что, в конечном счете, разрушаясь, превращаются, чья сущность сохраняется, в то время как формы его проявления меняются, - это они считают элементом и архэ всех вещей. Хоть они и расходились во мнениях о количестве и виде таких архэ, но Фалес ╦- родоначальник такого рода философии - считал, что это вода".

"Архэ у досократиков структурно полностью соответствуют мифическим субстанциям, которые мы можем видеть не только у Гесиода, но и почти во всех дошедших до нас греческих мифах".

Боюсь, мы не можем их видеть. Мы видим только, что Курт трактует используемые в преданиях слова - такие, как "тимэ", "олбос" и "кидос" - как обозначения субстанций; и отождествляет их с первовеществом досократиков.

У нас это не встречает поддержки....

Единственное, что можно сказать определенно, есть то, что досократикам была знакома концепция "архэ". Они пытались использовать его для построения своей "физики".

Тем не менее, они не навязали античности своего прочтения АРХЭ. Об этом свидетельствует История. Мы с вами получили Архэ Логос в составе новозаветных текстов Священного Писания (см. Евангелие от Иоанна). То есть, в составе традиционной религии. Это само по себе свидетельствует о том, что античное Архэ не превратилось в некий ПРОТОН, из которого всё материальное образуется путем усложнения, и в котором исчезает путем разрушения.

Нас прочтение мифов убеждает в том, что в сознании древнего эллина доминировала сфера личных отношений с другом. И потому, там, где Хюбнер прозревает аналитическую химию первичных веществ, мы видим персонификации, общения и узнавания.

Курт приводит пример меча. И сам же свидетельствует о том, что Меч - лицо; он обладает добродетелью, аретэ. Его доблесть - убивать. Потому, зная Меч персонально, я в смертельной ране узнаю сам Меч, а не путем анализа обнаруживаю в ране субстанцию меча, как думает Хюбнер.

Он пишет:

"Добродетель меча, его субстанция и аретэ есть его способность убивать, поэтому ране присуща смертоносная субстанция меча".

Связка "поэтому" здесь совершенно не работает. Людям, которые в мече видят верного соратника, друга; которые дают мечу имя, - им Хюбнер хочет навязать логику судмедэкспертизы.

На этом мы заканчиваем обзор Главы IX книги Курта Хюбнера "Истина мифа".

ГЛАВА X

МОДАЛЬНОСТИ В ГРЕЧЕСКОМ МИФЕ В ОТЛИЧИЕ ОТ МОДАЛЬНОСТЕЙ НАУКИ. ГРЕЧЕСКИЙ МИФ КАК ОНТОЛОГИЧЕСКАЯ СИСТЕМА

Поневоле хочется сразу узнать: модальности чего?

Из последующего ясно, что Курт говорит о "реальности", или "действительности", - хотя, справедливости ради, нужно заметить, что Мифу как Преданию, это понятие совершенно чуждо. Нужно придумать какой-то особый "миф" как систему познания ("опыта и мышления"), для того чтобы приписать ему познаваемую "действительность".

Курт сам пишет о том, что ему никак не обойтись без объект-субъектной логики картезианской теории познания:

"Ведь условия того, что здесь, как и там, нечто может быть принято за действительное, суть вместе с тем необходимые предпосылки того, что нечто вообще может быть дано как объект или принято как возможное".

Это логика орудийной деятельности и инструментального знания как составляющей этой деятельности: либо нечто уже есть и подвергается моему воздействию (действительное); либо оно может быть создано, произведено (возможное).

Не то с мифом. Мы можем опредмечить содержание мифа, но создать его мы не можем. И на этой почве выявляется разница между наукой, открывающей принципы создания орудий под именем "законов природы", и мифом, описывающим вечную несотворенную реальность:

"Необходимым в научном смысле является господство законов природы, в мифическом же - господство архэ".

И вот здесь мы, наконец, узнаем, о каких "модальностях" идёт речь в заглавии. Курт пишет:

"Для модальностей "контингентность" и "случайность" нет, в конце концов, мифического эквивалента. Для первой его нет, потому что архе, всеобщим образом определяющие социальную и историческую жизнь, действуют иначе, чем законы природы, и каждый случай их нарушения истолковывается как проявление демонического ослепления, а не личной свободы выбора. Но и для второй нет эквивалента, потому что кажущееся нам случайным в мифе постоянно объясняется божественными воздействиями, которые со своей стороны покоятся не на голом произволе, но принадлежат определенной сфере действия божественной сущности".