Сыскарь чародейского приказа - Коростышевская Татьяна Георгиевна - Страница 46
- Предыдущая
- 46/55
- Следующая
— Плохие новости, Семушка, — посерьезнев, сообщил он. — Ольги-то Петровны нашей нет.
— Она не вернулась домой?
— Нет. — Иван Иванович сел в кресло, вытер лоб рукавом. — Там интереснее все. Человечка, который секретом возле Петуховского дома руководил, сам его высокопревосходительство к себе вызвал, потребовал объяснений, что чардейские шпики около его резиденции забыли. Тот объяснил, как и договаривались, что племянницу ждут, Ольгу Петровну…
Зорин вскочил с места, схватил со стола графин с водой, отпил из горлышка.
— Не томи.
— Нет ее, то есть совсем и не было отродясь. Петухов говорит, что никакой племянницы с ним не проживает, да и брата Петра у него никогда не было.
С диванчика меня будто ветром сдуло. Еще минуту назад я собиралась здесь пожизненно оставаться. А чего? Перфектно! Лежишь себе, слабую барышню отыгрываешь при благодарной публике. Делать ничего не нужно, разве что стараться, чтоб шеф не заметил, с каким вожделением я на него смотрю, и дышать носом размеренно, чтоб не застонать. Я и болтала столько, чтоб только он чего не заподозрил. Потому что не может человек, который вываливает на собеседника постыдные тайны прошлого, этого самого собеседника вожделеть. Нет, я-то могла, но он… С каким отеческим участием его высокородие меня слушал, мне даже на мгновение показалось, что он хочет погладить меня по лицу. Вот таких отношений с начальством тебе и нужно придерживаться, Гелечка. Учитель и ученик, старший товарищ и младший. В таких предикатах страсти нет и не будет. У кого хочешь спроси, хоть у специалиста по страстям Марка Иреновича. Подобную историю он фильмографировать откажется.
Но слова Зорина заставили мой организм перещелкнуться на регламент сыскарский, быстрый и деловитый.
— Ты же сам мне говорил, что она петуховская приживалка! Откуда узнал? До дома провожал?
По уму, это шеф должен был сейчас сыпать вопросами, но я оказалась проворнее. Кто успел, тот и съел!
— Да не провожал я ее, — смутился Зорин. — Она сама как-то обмолвилась, к слову пришлось.
— А какие документы она вам предоставила, когда на службу оформлялась? Кстати, когда это было?
— Больше года назад, незадолго до истории с Дмитрием пришла, — ответил мне Крестовский. — А бумаги при ней были обыкновенные — метрика, рекомендация от обер-полицмейстера, дипломы об окончании скорописных и самопечатных курсов. Хотя, судя по тому, как она ловко от имени Мамаева переписку с его бывшими подругами вела, все эти документы ей подделать было несложно. Кстати, куда подевался Эльдар? Попович, он точно вам об этом не поведал?
Я похолодела и села прямо на столешницу шефова стола, презрев как служебную субординацию, так и правила поведения в обществе.
— Что? — воскликнул его высокородие, а Ванечка привстал, чтоб подхватить меня, если в обморок брякнусь.
— А ведь я не с Мамаевым разговаривала. — У меня даже волосы на голове зашевелились от подкатившего ужаса. — Это Ляля со мной играла в обличье Эльдара! Он же меня «букашечка» называл в том разговоре, мне надо было раньше вспомнить.
— А букашечки при чем? — спросил Зорин, садясь на место.
— При том, что я ему велела так меня не называть. Ляля вышла из моей комнаты в «Гортензии», потом меня со двора позвал Эльдар, я передала ему записку… Там же про шпиков написано было! Это же, получается, я их рассекретила!
— Не отвлекайтесь, Попович. — Шеф мою истерику подбил на взлете. — Эдак вы во всех бедах мира винить себя приметесь. Продолжайте. По вашему мнению, наша Ольга Петровна набросила на себя морок и пошла к вам под окно?
— Это был не морок, — замахала я руками. — Что ж я, морок не отличу? Он же пузырчатый обыкновенно, сквозь него вечно что-то просвечивает. Или у великих чардеев по-иному?
— Ни у кого ничего не просвечивает, — скептично сказал Крестовский. — Вы у нас еще и магию видите, ко всем вашим талантам?
— Не всегда, иногда нюхаю… — Я была сосредоточена на других мыслях и удивление шефа полностью проигнорировала. — Ляля умела тело свое трансформировать, что-то с лицом делать, прихорошиться.
— Цвет глаз у нее при этом менялся?
— Да, причем у каждого глаза по-разному, и зрачок длинный становился, навроде кошачьего.
Чардей переглянулись со значением, я и это оставила в стороне.
— Значит, она вернулась, попрощалась, уехала… Зачем? Зачем она вернулась потом, если могла сразу на месте меня порешить?
— Может, ее неклюд спугнул? — предположил шеф.
— Нет, Бесник пришел позже, когда Ляля уже отбыла. Она куда-то отправилась, а потом вернулась, чтоб… Шеф, Мамаев у нее!
Семен Аристархович поднялся с диванчика, где все это время сидел, подошел к пристенному шкапчику, достал оттуда плоскую охотничью флягу и от души к ней приложился.
— Давайте, Попович, по пунктам.
— Первое — из приказа Ляля везла меня в своей коляске. На багажной полке лежал кофр, шляпная картонка и некий тюк, по очертаниям и размерам вполне схожий с запакованным человеческим телом, я еще пошутила по этому поводу. Ольга Петровна сказала, что все это — гардероб для посещения театра, но в комнату ко мне внесли только кофр и картонку. Второе — Мамаева после того, как он покинул вчера приказ, никто не видел. Кстати, может, он приказ и не покидал вовсе, надо посмотреть в книге приходов и уходов.
Зорин сорвался с места, и через две минуты чардеи, согнав меня со стола, рассматривали искомую книгу.
— Вы правы, отметки нет. Дальше! Как это связано с тем, что ей пришлось вернуться?
— На багажной полке места больше не оставалось, — подняла я вверх палец. — Ей пришлось сначала Эльдара куда-то определить. А это значит, что логово нашего паука-убийцы в черте города, потому что дальше она его увезти просто по времени не смогла бы. А еще, что она не убивать меня собиралась, а похитить.
— Браво, — немножко недоверчиво проговорил шеф. — Она вернулась со своим помощником, задержалась у вашей двери.
— Я там записку пришпилила, где меня разыскать можно, на случай, если вы в приказ неожиданно призовете.
Его высокородие покачал львиною головою, как бы устав удивляться моим фанабериям:
— Кстати, Иван Иванович, выжил ли ночной тать, истребленный квартирной хозяйкой нашей Евангелины Романовны?
— Нет, — Зорин будто очнулся ото сна, во время которого осматривал меня с радостным недоумением. — Я его внизу велел положить, у ледника.
— Идем, я хочу посмотреть, — велел шеф. — Вы, Попович, здесь нас подождите.
— Ну уж нет. — Я уже завязывала под подбородком шляпные ленты.
— Не горячись, Гелюшка, — попросил Зорин. — Опять плохо станет.
Они думают, я покойников боюсь?! Ну да, боюсь. Однако рано или поздно эту боязнь все одно придется превозмочь. Так почему бы не теперь?
И это оказалось не страшно, только муторно и чуточку противно. Неклюд Палюля лежал на жестяной столешнице и выглядел примерно так же, как я его видела в последний раз. За исключением того, что был мертв и вообще походил более на головешку. Некогда яркая его рубаха горелыми лохмотьями прикрывала грудь.
— Попович, к стене, — скомандовал шеф, надевая черные перчатки тонкой кожи. — Ваня, голыми руками не хватай.
Зорин тоже взял перчатки из ящика, стоящего у стены.
— Начали? — Он забормотал что-то, привычно запахло скошенной травой и молоком, Зорин замолчал, лишь ритмично покачиваясь из стороны в сторону.
— Почему он до костей не сгорел? — Я перфектно боролась с тошнотой.
— Твоя хозяйка, Гелюшка, его не до смерти пришибла, — оторвался от волшбы Зорин. — Он успел на нижний этаж доползти, а там на него ванна упала, вот и сохранился.
— Вы мешаете, Попович, — шикнул на меня Крестовский.
— Прошу прощения. А где многоглазие, о котором тетя Луша говорила? Две глазные впадины у него, я точно вижу! А вот никаких хелицер что-то не примечаю.
— Потому что после неклюдовой смерти, Попович, — шеф явно терял терпение, доставая из-за обшлага тонкий плоский нож, я только надеялась, что не по мою душу, — его внутренний зверь предпочитает затаиться, прежде чем и самому умереть. Если я когда-нибудь в порыве ревности пришибу вашего Бесника, вы сможете в этом убедиться.
- Предыдущая
- 46/55
- Следующая