Год Людоеда. Время стрелять - Кожевников Пётр Валерьевич - Страница 60

— Правда матку режет! — по-своему оценил Джон речь Стрелка, с трудом воспрянул и, опираясь о мебель и стены, удалился. Вскоре послышался звук падающего тела и возглас: — Пиздэц!

— А ну-ка, пацаны, слетайте в ту камору, помогите человеку до его нар добраться! — скомандовал Руслан, и молодые люди поспешили удалиться. — Что мы будем делать с нашими врагами, а? Какие предложения?

— Я полагаю, Левша, тебе надо с братвой напасть на этот их приют «Окоем», — предложил Тимур. — Ты знаешь, кто им его подарил?

— Ну?! — иссеченное шрамами лицо Драева выражало готовность к восприятию. — Глаголь!

— Да этот киллер хренов, у которого погоняло Скунс! Вот этого бы я очень долго мучил, и с большим извратом! — повысил голос Острогов. — А эти все мелкотравчатые там, в приюте, сейчас и обитаются: бери, хочешь — живыми, хочешь — мертвыми!

— Он прав, Левша! Медлить нельзя! Сейчас мы все оказались в кольце врагов, причем врагов смертельных! И самый опасный из них, конечно, Скунс, потому что он — один из всей этой полусумасшедшей шатии-братии — профессиональный убийца. И я в этом уже убедилась! — шумно начала Ангелина, взяла бокал и стала подкреплять свои слова размеренными глотками. — Вы меня достаточно хорошо знаете, и знаете, что я человек мирный и не сторонник кровавых разборок, но нынешняя ситуация просто заставляет меня изменить своим принципам и призвать вас к суровой бойне! Могу вам сейчас заявить со всей ответственностью за свои слова: если мы сегодня же, теперь же не приступим к активным действиям по физическому истреблению наших врагов, то завтра уже определенно будет поздно. Почему? Потому что тогда они сами нас уничтожат! Запомните, мои дорогие, — все мы уже вычислены и занесены в список обреченных на смерть!

— Она права! — Тимур ткнул в сторону женщины пальцем, обремененным массивным золотым перстнем. — Мы должны отомстить и за Лялю, и за Лазаря! Что-то надо сделать уже сегодня! Завалим Скунса, а остальных уже так, голыми руками.

— Да это, папа, ну как его, вместе… — попытался присоединиться к обсуждению Чистый. — Покалякаем-повыкаем…

— Папа, он хочет сказать… — вызвался, как всегда, на помощь своему другу Стрелок. — Ты понимаешь, то есть…

— Я знаю, сынок, что он хочет сказать! У меня, между прочим, с Вершком на двоих полтинник сроку, и я знаю, что он хочет сказать! — прервал своего воспитанника Драев и тут же обратился к Острогову: — Теймураз, я им всем глотки перегрызу! А этому Скунсу устрою такую китайскую пытку, что он ее и после смерти будет помнить! А что-то ты мне еще про какого-то фуфлыжного князька вячил? С этим-то кадром как обойтись?

— Да это, брат, у нас с тобой разговор особый, — Тимур театрально улыбнулся и подмигнул Руслану. — Пойдем на балкон подышим, и я тебе кое-что шепну!

Неожиданно для всех Лариса, которая до тех пор понуро сидела на диване и, кажется, меньше всех пила, резко выпрямилась и, взвизгнув, пустилась в пляс, заголосив песню, которую друзья помнили со времен своей угарной молодости:

После того как Тимур увез с собой Ларису, спутники Левши были отправлены на покой, а Офелия удалилась в комнату, отведенную Руслану, беглец за перешедшей в двузначное исчисление рюмкой водки поведал Шмель о судьбе своих сыновей:

— Ты понимаешь, Ангел, если бы мне кто-нибудь когда-нибудь только заикнулся о том, что меня ждет такое наказание, да нет! — если бы кто-то даже заикнулся о таких делах, да я бы ему враз пасть порвал! Ну ты-то меня немного в этом плане знаешь! И как все это у них началось, ума не приложу! Да меня же, в натуре, крайне трудно провести, я ведь сам, как зверь лесной, чуток на халяву! А тут вот прямо как в народе говорят: бес хитер! Вот уж он точно хитер, да так хитер, что мои мозги даже ни одна деталь этого процесса не зацепила! А процесс-то уже шел! Да ты что, Ангел, я даже не сварил, когда он и начался! Вот такие дела, такая беда, что хоть открывай, хоть закрывай ворота, а она тебя все одно настигнет! Первый-то раз как вся эта подпольная сфера проявилась? Ну это я тебе пока про старшего глаголю. Да, так оно и началось! Вначале старший пошел по этому пути, а потом уже и малой пристегнулся. Так я чего говорю: звонят мне из отдела милиции, — а я тогда на воле был, да ты те времена должна хорошо помнить, мы тогда с Лазарем такие серьезные дела крутили, что по тем меркам каждому бы на вышку с нагрузкой хватило! Ну вот, беспокоят меня, значит, из ментуры, я уже, дело грешное, подумал: не по мою ли они душу нарисовались? Да, нет, чувствую, судя по галантному обхождению, здесь что-то другое, покудова мне непонятное кроется! А мент-то так вежливо вячет, по имени-отчеству величает, и тут как шарахнет мне обухом по башке наотмашь: «Ваш сын, такой-то такой-то, задержан за приобретение, хранение и транспортировку наркотиков». Вот это плюха! Неслабо, да? Я сразу с копыт! Я же ему, дураку, сколько раз внушал: «Пей, кури, баб дери, но не связывайся ты только с этой долбаной наркотой! Даже под смертельной угрозой не связывайся! Потому что наркота — это хуже смерти! Уж я-то это знаю, насмотрелся!» А он, значит, не внял отцовскому наказу — вот тебе и печальный результат! Я того ментяру-то деликатно спрашиваю: «А когда его, мол, задержали-то, ну, час там назад или более того?» Это все только для того, чтобы мне сообразить, как этот вопрос до возбуждения уголовного дела закрыть. А он мне говорит: «Да нет, ваш сынок у нас в ИВС уже вторые сутки мается». — «Стоп, — говорю, — я тут, наверное, чегой-то да недопонимаю! А что ж вы тогда мне, дорогие товарищи, сразу-то о факте задержания не сообщили, — я ж ему покамест как-никак родным отцом по всем документам числюсь!» — «А сынуля ваш, — мент отвечает, — сам нам ничего путного не рассказывал, а только крутил тут да вертел всяческие фортели, а потом уже, когда, видать, все же смекнул, что с ним тут не в бирюльки собрались играть, да и детство уже как бы кончилось, — он уже и дал нам номерок вашего телефона и домашнего, и мобильного, и офисного. Так что вы, уважаемый гражданин Драев, сами потом со своим сыном все выясняйте, а оно и нам, как вы, наверное, понимаете, — человек все же взрослый (еще бы!), — не очень-то удобно». Ясный пень! Я-то влет подобные намеки хаваю: речь-то идет о том, что они могли с меня вовремя деньжонок срубить и дело это гнусное не заводить — отпустить пацаненка на все четыре стороны! А теперь-то чего придумать? Дело-то уже в производстве! Значит, и товарищ прокурор в курсе событий! Ну что, получаю я своего наследника через полтора дня, он к решетке липнет как банный лист, говорит: «Папа, ты только не это!» А я ему в ответ: «Это, милок, вот именно, что это, только не здесь, а дома, я не посмотрю на то, что тебе уже восемнадцать лет исполнилось: для меня ты как был пупс голожопый, которого по-отечески учить требуется, так им до моей гробовой доски и останешься!» Ну и как мы с ним до дому добрались, я его немного поучил, так чтобы оно без реанимации обошлось, но где-то с неделю он из хаты на белый свет не показывался. А потом что? Следствие, допросы, адвокаты. По концовке назначили суд. Адвокат, я тебе скажу, на суде прямо курским соловьем пел! Мне бывалые люди этого еврейчика сразу присоветовали: из его уст, говорят, только мед и льется! И точно! Эх, был бы я ихнего племени — не заваривал бы я четверть века чай с парового отопления! Кое-что наш адвокатик там у них порушил, но дело так и не рассыпалось. Зачитали приговор: в три года его ошибочку оценили! Одно утешает, что на первый случай условным сроком отделались! Сели мы в домашней обстановке после суда, врезали по паре стаканов, я его и спрашиваю: «Ну что, сын, тянет тебя на это дело или сможешь без него свою жизнь прожить?» — «Смогу, папа, — отвечает, — у меня на наркоту после этой неприятной истории напрочь всю охоту отбило!» — «Ну смотри, — говорю, — если еще один раз залетишь — на меня уже не рассчитывай, да и встречаться тебе со мной тогда тоже будет небезопасно: разорву я тебя, сынок, как грелку, вот те крест, разорву, и буду я в тот смертный час как Тарас Бульба!» — «Да нет, — клянется, — никогда, папа, никогда никто меня даже и силой заставить не сможет к этой дряни вернуться! Неужели ты думаешь, что я сам не понимаю, сколько в жизни есть других радостей?» — «Хорошо, — говорю, — хватит нам с тобой дешевых эмоций, я тебе верю. А чем мы с тобой будем заниматься? Опять груши околачивать или все-таки к какому-нибудь ремеслу обратимся? Что тебе самому-то интересно будет, поделись с отцом?» — «Да я, — говорит, — хотел бы себя в бизнесе попробовать, вот, к примеру, хоть, двойку-тройку ларьков поставить и посмотреть, как это дело у меня получится?» — «Ну что же, — рассуждаю, — намерение у тебя вполне правильное, средства тебе на то, чтобы толкнуть бизнес, я выделю, а там уж видно будет, какой из тебя бизнесмен получится». И ты представляешь, Ангел, пошло у него это дело! Парень мой просто ожил! Так он этим бизнесом увлекся, что я ему уже говорю: «Смотри-ка, сынок, как мы с тобой по жизни в разных мастях оказались: я — вор, законник, а ты — барыга!» — «Что ж, — отвечает, — еще не вечер, может быть, мне вся эта кухня барыжья осточертеет и я тоже воровать подамся?» — «Нет уж, — говорю, — становись лучше правильным барыгой, а мы тебя по-стариковски от всякой шелупони прикроем, чтобы она твой купи-продай своими тупыми наездами не омрачала!» Ну вот, со старшим вроде бы все у меня к лучшему определилось, жене говорю: «Ты смотри у меня, теперь младшего не прозевай, а то мало ли я куда в командировку улечу, так ты мне через верных корешей сразу на зону маякни: тревога! А я уж найду способ его даже и из тех краев достать да образумить!» И веришь ты, года не прошло, как я старшего на ноги поставил, так у меня младший под откос покатился! Да и попал так, что и не знаешь, как подступиться, чтобы только менты позорные задний ход этому делу дали. Короче, там у них групповуха образовалась: он и еще двое таких же бивней в состоянии наркотического опьянения учинили разбойное нападение на мужика, а он оказался депутатом! Эх, что же тут началось! В общем, ни деньги, ни связи — ничего не работает, все буксует, как трактор на БАМе! Депутат-то тот оказался мужик в высшей степени амбициозный, к тому же сам мент, только вот погоны, считай, на срок своего депутатского мандата снял, чтобы, как я со своей колокольни полагаю, побольше денег заграбастать. Ну это уже, не спорю, его сугубо личное дело, но меня-то он, кажется, тоже как бы мог правильно понять. Или нет? Да, пацаны ему нанесли менее тяжкие телесные повреждения: чего-то там с челюстью сотворили, пальцы выбили, ну это, наверное, когда топтали, но пацаненку-то моему тогда еще и шестнадцати лет не было! Нет, он, понимаешь, ни в какую! Мальчишку — в КПЗ! Я с тем же адвокатом работаю. Пошли в суд. Адвокат напрямую к судье ломанулся, чтобы денег предложить. А она — баба нам попалась — говорит: «Нет, что вы, что вы, если я что-то в этом деле не так сделаю, то этот депутат меня раком на всю жизнь поставит!» Что ж, ждем суда. Началось. Одно слушание, другое. У тех-то двоих малолеток адвокаты не очень проворные были: семьи-то небогатые и так поди все свои чулочки еще до суда вывернули, — одним словом, дают им по пятере. А моему дуралею трешку общего в колонии для малолеток. Это еще ничего! Ну, тут мы с матерью вздохнули! Три не восемь! Бог даст, не помрем, дождемся! На малолетке-то, ты сама, Ангел, знаешь, похлеще любого гестапо пытают. В общем, не успели мы младшего дождаться, как старший туда же пошел, и все по той же гнилой теме: покупал, употреблял, хранил, продавал, — вот скотина немытая, а?! И что он мне говорил, и как клялся-божился, а все одно — в то же говно по новой вляпался! Но теперь-то все куда хуже предстало! Во-первых, он уже раз по этой теме проходил, во-вторых, там у них оказалась целая шайка-лейка из наркоманов, ну а в-третьих, они попали, то, что называется, «в расклад»: в то время как раз шла кампания по борьбе с наркотой. Вот их и предъявили властям и общественности как знатный урожай! Так мой старшенький себе пятеру влет и заработал! Ну что, мы все это дело, как могли, приняли, на свиданки таскаемся, дачки и капусту подгоняем — все так, как будто и со мной такого не бывало! А живем мы со своей бабой как бездетные! Тут бах, как салют в окно, — президентская амнистия! Старший остается, а младший — домой! Вернулся, да знаешь ты, как оттуда возвращаются! Мы с ним в баньку. Ай, Ангел! Кожа да кости! Это ж его в самый ответственный для юношеского организма момент упаковали, чего уж тут ждать хорошего? Ладно, наше родительское дело — кормить, поить, одевать, благо есть на что! Мы свой долг исправно исполняем. Я, кстати, тогда стволами усиленно занимался, — стало быть, средства на нормальную жизнь имелись. Ну что, я опять за душеспасительные разговоры. «Бить я тебя, сынок, — говорю, — больше не буду, поскольку резона от этих процедур никакого положительного не наблюдаю, тем более тебя, тоже известный вопрос, в колонии так мордовали, что и никакой Тайсон не проканает! Давай-ка мы с тобой о нашей будущей жизни по душам потолкуем! Ширялся ты там?» — «Ширялся», — отвечает. «Можешь ли ты без этого дела обойтись?» — «Хотелось бы, но в себя уже нисколечки не верю: не единожды уже вязал с этим делом, зарок давал, а оно все ко мне возвращается, будто какой неразменный пятак». — «Ладно, разговор наш откровенный закругляю, — пойдем мы с тобой по врачам да колдунам, — может быть, они нас на путь истинный своими способами выведут?» И начали мы с ним искать волшебников. Да так и не нашли! Где-то примерно через полгода попался мой младшенький на ограблении передвижной аптеки. Я после этого жене жестко объявляю: «Все, мать, ни адвоката, ни денег, ни дачек — ничего этого ни одному из этих отморозков больше не видать, хватит с меня! Я им пока что не лох баварский, чтобы так над отцом родным глумиться!» А она мне в иной плоскости тон задает: «А ты вспомни, Руслан, как твои родители за тебя страдали, как землю с глиной вперемежку ели, как Бога молили? Как вначале батя на четвертом инфаркте сподобился, а потом и маманя до шестидесяти годков не дотянула?» Разворотила она мне сердце, как раскаленной арматуриной! «Все, — говорю, — хватит меня терзать, как Прометея, пойдем, жена, в церковь, пусть нас священник грамотно наставит!» Пришли мы в храм Божий, перекрестились, свечей накупили, куда там положено, поставили: и под распятие, и Богородице, и Николаю Чудотворцу, потом пошли на поклон к батюшке. Принял он нас, выслушал, а сам молодой такой, по годам, наверное, как наш старшенький будет. И отчебучил он нас по первое число!