Грешник (ЛП) - Стивотер Мэгги - Страница 20

Я спросил:

— Ты ответишь, когда я в следующий раз позвоню?

— В этот раз ответила, ведь так?

— Скажи «да».

— Да. Условно да.

Я закончил с апельсиновым соком. Я пытался быть великодушным в свете того, что сегодня вечером не буду привлекать к себе губы Изабел Калпепер. Этот сок сменил мое будущее не в лучшую сторону. — Какие условия?

— Иногда ты делаешь такие вещи, типа звонишь мне сорок раз в день и оставляешь неприличные сообщения, и поэтому я не беру трубку.

— Нелепо. Это не похоже на меня. Я бы никогда не позвонил четное число раз.

— Также, иногда ты звонишь только потому, что тебе скучно, а не потому, что тебе есть что сказать, а я не хочу быть видом живого Интернета, который ты вызываешь, чтобы развлечь себя.

Это было похоже на меня.

— Так что иди домой и пиши свой альбом, а потом позвони мне утром и скажи, куда мы идем на этих выходных.

— Мне будет одиноко.

— Все мы одиноки, Коул.

— Это мой маленький оптимист, — сказал я.

Повесив трубку, я пошел обратно в дом.

Я думал о поцелуе с Изабел в душе.

Я думал об одиноком вечере в этом странном новомодном рае.

Я думал о работе над песнями для альбома.

Я думал о звонке Сэму.

Я думал о получении кайфа в ванной.

Я пересек двор к бетонному дому, где остановилась Лейла. Раздвижная дверь во двор была открыта.

Внутри был, грубо говоря, только белый диван и много бамбука. Вечерний свет из окон сделал обстановку похожей на салон эко-автомобиля, минус автомобиль. Лейла сидела посреди пола, занимаясь йогой или медитацией. Я не мог вспомнить, было ли это разными вещами. Я думал, медитация — это штука, для которой не требуются специальные брюки.

Я постучал в дверной косяк.

— Лили. Лейла. Мы можем с тобой секунду поговорить о завтрашнем дне? Когда мы сделаем мир лучше?

Лейла одарила меня пассивным взглядом из-под тяжелых век.

— А, ты.

— Да, я. Забавная история: это первая вещь, которую моя мать сказала мне.

Лейла не рассмеялась.

— Я просто подумала, я должна дать тебе знать, — сказала она, — потому что я верю в добро: я не уважаю твою работу или твой персональный смысл жизни.

— Боже. Хорошо. Сейчас не об этом.

Лейла освободила руку и потянулась.

— Хорошо, не правда ли?

Я задумался, был ли какой-то предел оскорблений у хиппи.

— Я, на самом деле, не за добрым словом зашел, ну ладно. Ты хочешь попробовать сыграть разные вариации этой ноты или одного раза было для тебя достаточно?

Она сменила позу рук. Ее скорость колебалась между медленной и очень медленной.

— Люди абсолютно не важны для тебя. Они просто как объекты.

— Ладно, и?

— И ты здесь ради славы, а не музыки.

— В этом ты не права, мой друг, — сказал я ей. — Я здесь ради и того, и другого. Пятьдесят на пятьдесят, в конце концов. Может даже сорок на шестьдесят.

— Ты уже написал альбом, который мы должны записать за шесть недель?

— Теперь ты портишь мой кайф.

Это не было весело, прикалываться над кем-то, кто даже не знал об этом.

Лейла спросила:

— Как ты можешь знать, что не возненавидишь и мою игру тоже?

Я послал ей улыбку Коула Сен-Клера, чтобы выиграть немного времени.

Дело в том, что я мог устроить прослушивания для басистов, потому что Джереми, мой старый басист, сидел рядом со мной. Я мог взять другого басиста, потому что я на самом деле не заменял старого. Джереми не ушел, а просто двигался вперед. Но барабанщик «Наркотики» не жил в доме где-нибудь в каньонах. Он был мертвым в яме, умерший в волчьем обличье. И, если бы я начал думать о барабанщиках, типа «они лучше, чем Виктор?», то, не думаю, что смог бы справиться с этим. Я закопал свою вину и свое горе в ту могилу. Я извинился перед мертвым человеком, и все было кончено.

Хрупкий конец.

Я сказал:

— У меня есть план. Все под контролем.

Она вновь закрыла глаза.

— Контроль — это иллюзия. У животных нет мании контроля.

Неожиданно мне беспричинно захотелось оказаться рядом с Изабел и только с ней так сильно, что я не мог поверить, что должен провести вечер в одиночестве в этом месте, где посмотреть можно только на Лейлу.

— Ты чудаковатая хиппи, — сказал я, не заботясь, что камеры могут меня слышать.

— Среди животных нет хиппи, — ответила Лейла, — потому что каждое животное, по своей природе, наедине со своим окружением.

Я споткнулся о порог и ступил обратно во двор. Желание все еще горело во мне.

— Я могу уволить тебя завтра.

Она не открыла глаза.

— Я в порядке, что не принес бы завтрашний день.

Какой нелепый настрой. Завтрашний день принесет только то, что ты скажешь ему принести. Если ты скажешь «ничего», то все, что ты получишь, будет «ничего». Я покончил с «ничего», я хотел «что-то». Нет. Я хотел все.

Глава 14

 ИЗАБЕЛ •

Всего через сорок пять минут Коул снова мне позвонил. Я только начала преодолевать последнее снижение к Дому Разрушения.

— Я подумал о твоих планах на вечер, — сказал Коул, — и, как мне кажется, они, на самом деле, не достаточно хороши для Сильвии. Софии? София.

— Вижу, ты хорошо ее знаешь. Как это они не достаточно хороши для нее?

Я повернула внедорожник на подъездную дорожку. Я не посмотрела в зеркало. Поначалу я ехала правильно, но теперь, если я задавлю бабушек, животных или детей, это будет их вина. Справедливое предупреждение.

— Как это… о, смотри, ты сказала точно по тексту. Потому что они не включают меня.

— И каков, собственно, твой великий план, включающий тебя?

— Все планы, включающие меня, — великие. Но этот будет сюрпризом, и тебе следует взять Сильв… Софию, свитер и, возможно, несколько кубиков сыра на палочках.

— Я не люблю «та-да», — мое сердце уже забилось чаще. Именно то, чего я хотела избежать.

— Это не «та-да». Это великий план. О, еще там будут двое других людей. Но один из них похож на Софию, потому что жизнь — страшная штука, а другой похож на тебя. Примерно. Только вместо сарказма у него религия.

— Коул…

— Не забудь сыр.

Часом позже я стояла с Софией и кучей мертвых людей. Великий план Коула включал встречу с ним на кладбище «Голливуд навсегда» у мемориала Джонни Рамону. Он — Коул, а не Джонни — выглядел свежим и манящим в простой белой футболке и очень дорогих джинсах. Он взял двоих не-мертвых людей: Джереми и мужчина, которого звали Леон. Последний годился мне в отцы и был одет в очень милые брюки и аккуратную куртку с закатанными рукавами. Возможно, менеджер? Джереми, между тем, выглядел более похожим на хиппи и менее узнаваемым в лицо.

София была не очень рада пребыванию на кладбище. Как и Леон. Оба явно были слишком вежливы, чтобы сказать это вслух.

Меня это ничуть не беспокоило, потому что:

— люди здесь были давно мертвы, и им нельзя было помочь;

— я не знала никого из них, включая Джонни Рамона;

— требовалось довольно много усилий, чтобы не думать, когда выдастся следующая возможность поцеловаться с Коулом.

Также, кладбище было не очень жутким. Солнце сияло розовым на закате позади высоких пальм и белых мавзолеев. Смутно веселые надгробья расположились вокруг прекрасных озер. И там были павлины. Трудно было покрыться мурашками от жути в присутствии павлинов.

Плюс там было множество тысяч живых людей, сидящих на покрывалах между могилами.

— Я хотел бы послать открытку фламинго, который умер для твоего пальто, — сказал мне Коул, — потому что это большой труд — быть одеждой. Я хотел бы взять все, что не покрыто им, в свой рот.

Это было слишком. Это был небольшой розовый пиджак (и это был мех, а не перья). Его глаза сказали все, чего не сказал он. Я не была уверена, что мое лицо не говорило то же самое ему.

Я никогда не собиралась воплотить это в жизнь до сегодняшнего вечера.