Выбери любимый жанр

Поддельный шотландец. Дилогия (СИ) - Мин Макс - Страница 9


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

9

   С этими словами я провел его в дом и усадил за стол. Он с жадностью накинулся на остатки завтрака, время от времени кивая мне и делая всевозможные гримасы: придурок, очевидно, считал это очень благородным обращением. Стакан рома он выпил как воду, тут же, впрочем, заметно окосев. Тем временем мой дядя успел прочесть письмо и сидел задумавшись; потом вдруг встал и с живостью потащил меня в самый отдаленный угол комнаты.

   -- Прочти это,  -- сказал он и сунул мне в руки письмо. Оно гласило следующее:

   Гостиница "В боярышнике", Куинзферри.

   Сэр, я стою здесь на якоре и посылаю своего юнгу уведомить вас об этом. Если вы имеете что-либо заказать за морем, то завтра представится последний случай, так как ветер будет благоприятствовать нашему выходу из залива. Не скрою от вас, что у меня были неприятности с вашим поверенным, м-ром Ранкилером; и если дело не будет быстро приведено в порядок, то вас могут ожидать некоторые убытки. Я выписал вам счет, согласно записей в книге, и остаюсь вашим покорным слугой.

   Элиасом Хозисоном.

   -- Видишь ли, Дэви,  -- объяснил мне дядя, как только я прочел письмо,  -- у меня есть дела с этим Хозисоном, капитаном торгового судна "Завет" из Дайзерта. Если бы мы оба пошли теперь с этим мальчишкой, мы могли бы повидаться с капитаном или в гостинице, или, если понадобится подписать какие-нибудь бумаги, на самом "Завете". А чтобы не терять времени, мы можем пойти к стряпчему, мистеру Ранкилеру. После того, что случилось, ты не захочешь верить мне на слово, но ты можешь поверить Ранкилеру. Это старый и весьма уважаемый человек, поверенный доброй половины здешних дворян. Он хорошо знал и твоего отца.

   Я некоторое время напоказ размышлял. Всё развивалось строго по сценарию. Внести какие-то изменения я планировал только в финальной части этого эпизода. Что делать, ну с детства не люблю получать по башке тупыми твёрдыми предметами. Говорят это плохо сказывается на мозговой деятельности. А я и без того далеко не гений. Так что ну его на, как говаривал наш старшина в другой жизни.

   Пошевелив для солидности бровями изображая приступ тяжких раздумий, в конце концов якобы сдался.

   -- Отлично,  -- сказал я,  -- пойдем в Куинзферри.

   Мой дядя надел шляпу, кафтан и пристегнул к нему старый заржавевший кинжал. Свой палаш, успевший уже за утро отбить мне левую ляжку, я забросил за сундук, в предстоящих событиях мне и кинжала за глаза хватит. Затем мы потушили огонь, заперли дверь на замок и отправились в путь. Выходя я прихватил из тайника за бочкой с водой тяжеленный свёрток из грубой бумаги, который, глухо звякнув, удобно устроился на дне моей походной поясной сумки.

   Холодный северо-западный ветер дул нам почти прямо в лицо. А ведь был июнь, вот уж этот чёртов шотландский климат! Трава пестрела маргаритками, деревья были в цвету, но, глядя на наши посиневшие ногти и задубевшие руки, можно было подумать, что настала зима и все вокруг осыпано снегом.

   Дядя Эбэнезер плелся по дороге, качаясь из стороны в сторону, как старый усталый пахарь, возвращающийся с работы. За всю дорогу он не сказал ни слова, и мне оставалось только разговаривать с юнгой. Пацан рассказал мне, что зовут его Рэнсом, что он плавает давно, с девятилетнего возраста, а теперь уже потерял счет своим годам. несмотря на сильный встречный ветер и на мои предостережения, он обнажил свою грудь, чтобы показать мне убого выполненную татуировку парусника с раздутыми парусами. Он чудовищно ругался, сквернословил по любому поводу, но делал это неумело, скорее как глупый школьник, чем как взрослый человек И бахвалился разными дикими и дурацкими поступками, которые будто бы совершил -- тайными кражами, ложными обвинениями, даже убийством,  -- но все это сопровождалось такими неправдоподобными подробностями и такой дебильной болтовней, что слова его внушали скорее жалость к его скудоумию, чем доверие.

   Я расспросил его про бриг (он объявил, что это лучшее судно, которое когда-либо ходило по морю) и про капитана Хозисона, которого он также горячо расхваливал. Хози-ози (так он продолжал называть шкипера) был, по его словам, человек, которому все нипочем, как на земле, так и на небе: человек, который не побоится и Страшного суда,  -- грубый, вспыльчивый, бессовестный и жестокий. И этими качествами бедный юнга привык восхищаться, как чем-то присущим мужчине. Он видел только одно пятно на своём кумире: Хози-ози не моряк, говорил он, и бригом управляет его помощник, мистер Шуан, который был бы лучшим моряком в торговом флоте, если бы не пил.

   -- Я в этом уверен,  -- прибавил он.  -- Посмотрите-ка,  -- и отвернул чулок: он показал мне большую воспалённую рану, при виде которой проняло даже меня.  -- Это он сделал, это сделал мистер Шуан,  -- сказал он с гордостью.

   -- Как,  -- воскликнул я,  -- и ты позволяешь ему так бесчеловечно обращаться, с тобой! Ведь ты не раб, чтобы терпеть такое отношение.

   -- Нет конечно,  -- сказал дурачок, сразу меняя тон, -- и я ему докажу это! Посмотрите. -- И он показал мне большой нож, который, как он говорил, где-то украл.  -- О!  -- продолжал он -- Пускай попробует ещё раз! Я ему задам! Мне не впервой!  -- И он подкрепил свои слова глупой, безобразной руганью с частыми отсылками к нетрадиционным отношениям между католическими святыми и чертями.

   Я давно никого не жалел так, как этого обиженного жизнью пацана. Ну да ничего, возможность изменить его судьбу у меня есть. Пока же надо было отыгрывать взятую на себя роль.

   -- Разве у тебя нет родственников?  -- спросил я. Он отвечал, что у него был отец в каком-то английском порту, название которого я тут же забыл.

   -- Он был хороший человек,  -- сказал он,  -- но он давно умер.

   -- Боже мой!  -- воскликнул я.  -- Но разве ты не можешь найти себе честное занятие на суше?

   -- О нет!  -- сказал он, хитро подмигивая.  -- Меня бы отдали в ремесло. Знаю я эту штуку.

   Я спросил, какое ремесло хуже того, которым он теперь занимается, подвергая свою жизнь постоянной опасности не только из-за ветра и моря, но и из-за ужасной жестокости его начальников. Он согласился со мной, сказав, что все это правда, но потом начал расхваливать свою жизнь, рассказывая, как приятно высаживаться на берег с деньгами в кармане и тратить их, как подобает мужчине, -- покупать яблоки, хвастаться и удивлять уличных мальчишек.

   -- И потом, мне вовсе уж не так плохо,  -- уверял он,  -- другим "двадцатифунтовым" приходится ещё хуже. Боже мой, вы бы посмотрели, как им тяжело! Я видел человека ваших лет, -- ему я в свои семнадцать казался страшно старым -- о, у него даже была борода! Ну, и как только мы выехали из реки в море и он протрезвел, боже мой, как он стал реветь! Уж и посмеялся я над ним! А потом ещё есть мальки -- они маленькие даже по сравнению со мной! Я всегда держу их в строгости, уверяю вас. Когда мы возим ребят, у меня есть даже своя плетка, чтобы стегать их!

   И он продолжал в том же роде, пока я не догадался, что под "двадцатифунтовыми" он подразумевал местных преступников, которых отправляли в Северную Америку в рабство. А под мальками -- ещё более несчастных детей, которых похищали или заманивали обманом (как о том рассказывали) ради выгоды или из мести.

9
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело