Пляжный ресторанчик - Мэнби Крис - Страница 25

В Лондоне таксисты развлекают пассажиров рассказами о том, каких знаменитостей им доводилось подвозить «вот в этой самой машине». В Лос-Анджелесе таксисты согласны говорить лишь о том, с кем им доводилось сниматься в кино. Когда я только осваивалась в городе, первый же таксист рассказал мне, что снимался с Клинтом Иствудом. Я уверена, он специально выбрал самую длинную дорогу из центра к Венис-Бич, чтобы поговорить об этом всласть.

— Я только подрабатываю таксистом, надо же чем-то занять себя в перерыве между съемками, — с широкой улыбкой сказал он и подмигнул.

Как выяснилось, последний раз он снимался в 1973-м. Тогда он совершил ошибку, сделал неверный шаг и полетел с крыши горящего небоскреба не на специально натянутый тент, а на крышу съемочного грузовика.

— И сломал позвоночник, — сказал водитель. — Но теперь-то я уже снова в строю! — И он предложил мне пощупать его бицепсы. — Говорят, я прекрасно играл.

— Ну надо же!

У таксиста был такой густой загар, словно он искупался в медной руде. Парик того же цвета, неплотно сидящий на голове, только усиливал впечатление того, что этого человека выстругали из красного дерева и отполировали. Водителю было лет восемьдесят. Вряд ли в ближайшее время его пригласят быть дублером Тома Круза.

Рестораны здесь кишмя кишели женщинами, которые однажды, похоже, дублировали Фарру Фосетт-Мэйджерс да так и продолжают с тех пор носить боевую раскраску и завивать волосы щипцами, хотя телефонные звонки со студии давно прекратились. Роскошные бары дорогих отелей (а Брэнди вечно таскала меня туда «тусоваться», чтобы быть на виду, хотя мы не могли позволить себе напитки в этих местах) были битком набиты молодыми людьми, которых хоть сейчас помещай на обложку глянцевого журнала, — всегда улыбающиеся, неизменно приветливые.

Но я быстро просекла, что невероятная доброжелательность жителей Лос-Анджелеса лишь маска. Улыбки не были искренними, их приклеивали к лицу и носили с маниакальным упорством. Второй же вопрос, который вам задавали в любой компании, был: «А чем вы занимаетесь?» Да ладно, до этого вопроса чаще всего даже и не доходило. Если вы не были режиссером, продюсером или преуспевающим агентом, вас просто не замечали. Любой новообретенный «друг» в шесть секунд оказывался на другом конце зала в поисках новых знакомств. Более полезных. Такого бесцеремонного завязывания и расторжения знакомств я не встречала со времен начальной школы, когда все определялось тем, слушаешь ты «Адам Ант» или «Бакс Физз».

Но, несмотря на все это, я вскоре почувствовала, что Джо и Брэнди стали моими настоящими друзьями. Близкими друзьями. К Джо я теперь относилась как к новому человеку, у которого не было ничего общего с тем старым Толстым Джо, от которого пахло так, словно он умер, и который вместо дивана спал в армейском спальном мешке. И хотя наш нынешний дом нельзя было назвать шикарным, они все же прибрались у меня в комнате в ожидании моего приезда и даже поставили на подоконник вазочку с желтой розой. В первое воскресенье после моего приезда, когда Джо не надо было выступать в «Ледибойз», а Брэнди решила сделать перерыв в ежедневных занятиях пилатесом, аэробикой, йогой и снова пилатесом, они повезли меня на экскурсию в Голливуд.

Сразу после обеда мы загрузились в «кадиллак» Джо (машина была вся в бело-розовых разводах; Джо красил ее самостоятельно, так что она выглядела так, словно столкнулась с фургоном «Мороженое») и понеслись по трассе на Сан-Диего.

Я думала, что знаю, что такое плотное движение. Насмотрелась на пробки на трассе М4, ведущей в Лондон. Но это было ничто по сравнению со скоростной трассой на Сан-Диего, известной также под номером 405. На некоторых участках она разделялась на семь полос в обоих направлениях, и даже в воскресный полдень все эти полосы были переполнены. Это была такая широченная дорога, что даже чемпион по спортивному ориентированию не смог бы перебежать ее. Мне стало страшно, несмотря на то что машину вела не я.

— Хочешь порулить? — спросил Джо.

— Не догадалась захватить права, — соврала я.

Я вжалась в мягкую кожу сиденья и сосредоточилась на том, чтобы не вздрагивать каждый раз, как мимо пронесется машина, едва не зацепив нас.

— Как в том фильме, — сказала я.

— «Беспечный ездок»?

— Нет, «Безумный Макс».

Словно в ответ на это в сантиметре от нас пронесся блестящий хромированный бок автомобиля; водитель яростно просигналил.

— Ты не можешь вести внимательнее? — набросилась на Джо Брэнди.

— Я его не заметил, — оправдывался он.

Как можно не заметить грузовик размером с круизный лайнер?

Чтобы не захныкать от страха, я стала смотреть на проносящиеся мимо пальмы и дорожные указатели. Бульвар Вашингтон. Санта-Моника. Пико. Олимпик. Уилшер. Бульвар Сансет. Тот самый! Едва ли менее известный, чем Бродвей или Пятая авеню — синоним шика, блеска и несбывшихся надежд.

— Да, несбывшиеся надежды, но еще и мечты, ставшие реальностью, — сказал Джо, резко перестраиваясь через пять полос вправо, чтобы не пропустить нужный поворот.

Едва съехав со скоростной трассы, мы сразу перескочили как будто в другой фильм. Прямо из «Безумного Макса» попали в более изысканное и изящное кино. Деревья по обе стороны дороги были аккуратно подстрижены. Мы проплыли мимо Бель-Эйр — района шикарных особняков голливудских знаменитостей, где даже башни для охранников были выстроены в стиле рококо, а сторожа щеголяли в офицерской форме.

— Вот здесь все они и живут, — сказала Брэнди. — Один мой знакомый доставлял как-то пиццу Тому Джонсу. Тот сказал, что анчоусов маловато.

У светофора мальчик продавал карты-путеводители для туристов, желающих посмотреть на дома, в которых живут избранные.

— Как это, наверное, раздражает, — заметила я, — когда на улице продают карту с указаниями, как пройти к твоему дому.

— Я так, например, была бы наоборот, счастлива, — сказала Брэнди. — Я только тогда пойму, что добилась своего, когда у ворот моего дома часами будут стоять люди в надежде увидеть меня, даже если при этом я спущу на них собак.

Вот оно, подумала я, вытягивая шею и глядя во все глаза на открывшийся вид на бульвар Сансет. Наконец-то я вижу город, о котором мечтала. И эта улица вобрала в себя весь Лос-Анджелес.

Бульвар Сансет. Дорога с запада на восток. Из рая в ад.

Он тянется от Малибу и тихоокеанских скал на западе, где звезды устраивают барбекю на золотых пляжах, где Дэвид Хасселхофф прыгал в воду с девушками-спасателями, которые были слишком хрупкими, чтобы продержаться хоть секунду в ледяной воде, не то что спасти тонущего моряка.

Дальше, по суше, до утопающих в зелени, потрясающих и недоступных каньонов Бель-Эйр, где единственные «цветные» — те, кто поливают сады, а в каждом доме — вооруженная охрана.

Мимо ухоженной территории Калифорнийского университета, где стайки молодых людей, так непохожих на неряшливых студентов у меня на родине, катаются на роликах, скейтбордах или просто бегают трусцой (в Лос-Анджелесе никто не ходит прогулочным шагом, даже оставив машину на парковке).

По краешку блистательного Беверли-Хиллз; пересекая верхний Родео-Драйв, где Джулия Робертс отомстила за всех девушек, когда-либо обиженных наглыми продавщицами; мимо на удивление ухоженного парка, где Джордж Майкл повстречался с полицией Лос-Анджелеса; мимо того угла, на котором Хью встретил свою Дивину.

Прямо на Сансет-Стрип — голливудскую версию площади Пиккадилли, где молодые люди в открытых машинах медленно проезжают мимо девушек, красивых как на подбор, девушек, которые только и мечтают найти приключений на свою голову, лишь бы засветиться в светской хронике.

Мимо магазина Ларри Флинта — секс-шопа, такого же эротичного, как «Маркс энд Спенсер». Мимо Бук-Суп. Мимо небоскреба звукозаписывающей компании «Рекордз», который кажется маленьким из-за собственных рекламных щитов. Здесь шикарные особняки уступают место корпоративным небоскребам, увешанным огромными изображениями красоток от Кельвина Кляйна.