Пляжный ресторанчик - Мэнби Крис - Страница 75

— Кстати, Алекс рассказал мне об одном новом английском художнике, подающем большие надежды, — начала Эльспет…

Бум!!!

Все, приехали. Я въехала в зад какому-то «порше».

Слава богу, никто не пострадал. Но Эльспет настояла на том, чтобы мы поехали в клинику Святого Экспедитора и прошли осмотр. Доктор, который осматривал меня, решил, что у меня легкий шок: глаза блуждают, дыхание прерывистое, вид безумный.

— Похоже, вы здорово испугались, — сказал он.

Эльспет отправили на рентген. Она жаловалась на боль в ключице. Когда ее уложили на каталку и повезли в лабораторию, я жестом остановила врача.

— Знаете, она уже числится в вашей клинике как амбулаторная пациентка.

Врач изумленно поднял брови.

— Вы уверены? У меня нет никаких записей о ней.

— Посмотрите в файле онкологии. У нее рак.

— Что вы говорите? — сказал врач с той же интонацией, что и Скотт.

— Да, только я, правда, не знаю, рак чего.

— Хорошо, я проверю, — кивнул врач и направился вслед за каталкой Эльспет в лабораторию.

Меня трясло. Я толком даже не понимала, из-за чего: из-за аварии или из-за того, что я, как мне показалось, видела Ричарда. Я решила, что, если я выйду и немного пройдусь, мне станет легче. Эльспет еще какое-то время продержат в лаборатории. Может, я успею сбегать к Брэнди?

— Уже поздно, — сказала медсестра на входе, — прием посетителей закончен. Вы родственница?

— Почти.

— «Почти» недостаточно для этого времени суток.

Я поняла, что она меня не пустит.

— Все в порядке, Габриелла, — раздалось у меня за спиной. — Это моя знакомая.

Скотт вышел из своего кабинета и подошел к нам.

— Что с вами? — обратился он ко мне. Меня трясло так, что это было заметно.

— Я попала в аварию.

— Вы ранены?

— Нет, думаю, у меня просто шок. А у Эльспет, возможно, сломана ключица.

Скотт неожиданно обнял меня и повел в кабинет. Там он снял со стула пачку папок с медкартами пациентов и усадил меня на свое место за столом. Как только я села, слезы брызнули сами собой. Я тут же рассказала ему о привидении, которое увидела в галерее.

— Вам показалось, потому что в последнее время вы часто о нем думали, — резонно заметил Скотт. — Эльспет назвала вам его имя?

— Нет, но она как раз собиралась это сделать, когда мы попали в аварию. Собственно, именно поэтому я и налетела на машину.

— Лиззи, вы даже не знаете, что собиралась сказать вам Эльспет. Вы перевозбуждены и расстроены.

Он посмотрел на меня более внимательно. В кабинете был полумрак, горела только одна настольная лампа. Мне это напомнило один фильм, «Буги и Бэколл», там девушка приходит в гости среди ночи, ища спасения, а юноша так скован и эмоционально зажат, что не может сказать ей о своих чувствах.

Скотт открыл рот, и я подумала уже, что вот сейчас он скажет мне что-то такое, что спасет меня. Но он передумал. Вместо этого Скотт предложил:

— Идемте. Я провожу вас к Брэнди.

Мы шли по темным коридорам. Потом Скотт тихонько приоткрыл дверь в палату Брэнди и впустил меня внутрь.

— Днем она приходила в себя, но сейчас снова спит, — прошептал он.

Голова Брэнди покоилась на высоких белоснежных подушках. С проводом капельницы, тянущимся от забинтованного запястья к штативу, с небольшим мигающим монитором у изголовья, она была похожа на космонавта, погруженного в сон на время перелета Земля — Марс.

В кресле у окна громко храпел Джо. Из его рук выпал и лежал на полу очередной букет.

— Ей будут делать химиотерапию? — тихонько спросила я.

— Пока нет. Я только что получил результаты анализов из лаборатории.

Мы вышли в коридор, и Скотт прикрыл дверь.

— Лимфатические узлы у Брэнди в порядке, так что мы начнем курс тамоксифена и будем надеяться, что как пациентка она больше сюда не вернется. Это лучший исход операции, на который только можно рассчитывать. Пока шов не заживет, будет больно, но в целом, я надеюсь, Брэнди вылечится.

— Вот Джо обрадуется, когда узнает!

— Они — близкие друзья, как я заметил… Заботятся друг о друге.

Я не удержалась и вновь расплакалась. Они заботятся друг о друге. Я забочусь об Эльспет. А обо мне кто-нибудь когда-нибудь позаботится?

— Я отвезу вас в Малибу, — сказал Скотт. — Мне так и так надо кое-что обсудить с Эльспет. Вот заодно и поговорим.

Мы пошли обратно по темным коридорам. Скотт снова обнял меня, моя голова склонилась к нему на плечо. Я вдохнула его запах и снова вспомнила, как мы танцевали вальс. Раз-два-три…

Глава 27

Эльспет в аварии не пострадала. Рентген не показал никаких повреждений. Ни одна, даже самая маленькая косточка, не треснула. Тем не менее, учитывая ее «состояние», я была уверена, что врачи не отпустят ее домой в тот же вечер. Отпустили! Скотт отвез нас домой на своей машине. У него был «вольво». По-моему, здравый выбор для врача — машина, внушающая уверенность в своей надежности. Когда мы наконец добрались до Малибу, я сразу же пошла к себе и легла спать. Скотт заверил меня, что побудет с Эльспет, пока ее не станет клонить в сон. До меня еще некоторое время доносились их приглушенные голоса, но вскоре я отключилась.

Уж не знаю, сколько времени они просидели вечером, но Эльспет проснулась, как обычно, в шесть утра. Кроме того, ей явно не терпелось заняться делом, и о том, чтобы провести день в тишине и покое, не дергая окружающих, не могло быть и речи. Впрочем, к тому моменту, когда прозвонил ее колокольчик, возвещая новый день моей каторги, я и сама уже полчаса как не спала.

Как ни странно, вчерашние события отступили куда-то на задний план и казались теперь чем-то далеким, словно они не имели ко мне отношения. Операция Брэнди, художественная галерея, авария… Я лежала в постели, тупо уставившись на херувимчиков по углам потолка и чувствовала себя на удивление спокойно. У Брэнди все будет хорошо. Машина? Ну, это не проблема. Починят — и будет как новенькая. Что же касается призрака в галерее… Может быть, Скотт и прав; вполне возможно, Ричард мне просто почудился — с меня станется. Что уж скрывать — когда я узнала о его помолвке, то чуть с ума не сошла, постоянно думала о нем, вспоминала. Так что нет ничего удивительного в том, что галерея оказалась самым подходящим местом для того, чтобы подсознательные страхи и переживания выплеснулись наружу в виде галлюцинации. Надо же было нарисовать себе Ричарда в таком виде! Да он сроду не станет так одеваться! Скорее всего это был кто-то из местных лос-анджелесских художников в прикиде от Донны Каран. Вот я озадачила беднягу, могу себе представить! Не часто, наверное, встречаясь взглядом с незнакомой девушкой, он видит, как она меняется в лице и с визгом убегает прочь.

— Лиззи! — повторно и потому, разумеется, более настойчиво позвала Эльспет.

Я, словно заводная кукла, механически встала, накинула халат и проследовала в ее спальню. Эльспет сидела опершись спиной на подушки и, как всегда в такой позе, напоминала игрушечного пупсика, с той только разницей, что была умудренной жизненным опытом и не такой упитанной. Я в очередной раз подивилась, сколько же силы духа сохранилось у этой смертельно больной женщины. Для человека, побывавшего накануне в автомобильной аварии, она выглядела слишком уж хорошо, а настроению ее я могла только позавидовать.

— Я хочу сделать тебе свадебный подарок, — сказала Эльспет.

— Может быть, стоит подождать возвращения Эрика?

— Нет, этот подарок ждать не может, если, конечно, мы хотим, чтобы он был закончен вовремя — к самому важному дню в твоей жизни.

— Закончен? В каком смысле? Эльспет, признайтесь, что вы задумали?

Довольная собой, Эльспет улыбнулась и торжественно произнесла:

— Я заказала твой парадный портрет. В свое время, после моей помолвки с отцом Эрика, его мать, а уж она-то понимала толк в искусстве и знала лично лучших художников, заказала портрет жениха и невесты самому Кабриолани. Теперь, после смерти отца Эрика, этот портрет стал моим главным достоянием. Не считая, конечно, самого Эрика. Стоит мне взглянуть на эту картину, и я не только вспоминаю прекрасное молодое лицо своего мужа, которое осталось в моей памяти неизменным с тех далеких времен, я вспоминаю и те дни, которые мы провели вместе, пока Кабриолани писал наш портрет. Я вспоминаю, как, позируя, муж по нескольку часов подряд обнимал меня за талию, помню тепло его дыхания, помню, как он шептал мне что-то на ухо, пока художник споласкивал кисть… Я даже помню, о чем мы тогда с ним говорили. Мы говорили о том, как в один прекрасный день, когда у нас будут уже взрослые дети, мы на них «отыграемся» — закажем им свадебный портрет и заставим их и их «половинок» так же мучиться по нескольку дней ради того, чтобы сохранить на всю жизнь не только свадебные фотографии, но и настоящее произведение искусства в память о том замечательном дне.