Лебединая песня. Любовь покоится в крови - Криспин Эдмунд - Страница 42

— Они надеты не той стороной.

Фен повернул к нему голову:

— Какой?

— Да, он всегда носил часы циферблатом внутрь, на американский манер. А теперь наоборот.

Стэгг поднес часы к уху, осторожно держа их за ремешок.

— В любом случае они не ходят, — сообщил он и взглянул на циферблат. — Стрелки показывают без пяти девять.

— Сломаны? — спросил Фен.

— Понятия не имею.

— Можно отвинтить заднюю крышку?

Суперинтендант подошел к саквояжу сержанта

Гладстона, достал баночку с серой пудрой и с помощью кисточки из верблюжьего волоса распылил ее по внешней и внутренней поверхности часов. Подождав немного, сдул порошок и взял бумажку с отпечатками пальцев Сомерса. Некоторое время он внимательно изучал узор через карманную лупу.

— Здесь везде отпечатки пальцев Сомерса, — наконец произнес он. — Других нет, что и следовало ожидать.

Суперинтендант открутил заднюю крышку часов и осмотрел их механизм.

— Сломаны, — прокомментировал он. — Причем сломаны намеренно.

— Чтобы сбить нас с толку насчет времени смерти? — предположил директор.

— На часах без пяти девять. — Стэгг кивнул на циферблат. — Не самый лучший выбор. Кстати, и стекло нетронуто.

Уэллс закончил инспектировать блокноты с промокашкой и присоединился к остальным.

— Я видел мистера Сомерса сегодня в десять вечера, сэр, — сообщил привратник. — Он был жив и здоров.

— Вот как? — отозвался Стэгг. — Хорошо, мы это обсудим.

Врач, нетерпеливо нюхавший табак в углу, поинтересовался:

— Теперь можно унести тело?

— Да, — сказал Стэгг. — Но вы никуда не уходите, Стэнфорд, — торопливо обратился он к директору. — Надо осмотреть еще один труп.

— Я подожду на улице, — буркнул доктор.

Он со скучающим видом вышел из комнаты, и сразу появились санитары, чтобы вынести тело на носилках. Когда это было сделано, все облегченно перевели дух, и Фен не без удовольствия раздавил несколько мух, которые, лишившись своего гнусного пиршества, вяло ползали по полу.

— Как насчет блокнотов? — спросил он у Уэллса.

— Не пропало ни листочка, сэр. — Фен кивнул и хотел уточнить что-то еще, но Уэллс добавил: — А по поводу часов могу сказать вам вот что, сэр. Когда я в последний раз виделся с мистером Сомерсом, тот упомянул о том, что они не ходят.

Эта новость доставила Фену еще больше удовольствия.

— Любопытная проблемка, — промурлыкал он.

— Проблемка, сэр? — повторил Стэгг.

— Посудите сами, суперинтендант. Вы говорите, что кто-то намеренно сломал часы. Допустим, этот кто-то был сам Сомерс, но… он не стал бы надевать часы обратной стороной!

— Однако мы предполагаем, сэр, — возразил Стэгг, — что часы сломал преступник.

— Неужели? Тогда почему Сомерс сказал Уэллсу, что его часы не ходят, задолго до убийства? Кроме того, преступнику не было никакого смысла ломать часы. Он мог перевести стрелки. Но для этого ему не пришлось бы снимать их с руки. Это противоречивые сведения, и объяснить их можно только… — Фен замолчал, и в его глазах что-то блеснуло; но когда он заговорил снова, голос звучал как обычно: — Я думаю, наш главный свидетель — Уэллс. Мы должны выслушать все, что ему известно об этом деле.

— Тогда нам, может, лучше присесть? — предложил директор. — Эта жара…

Все охотно последовали его предложению. Стэгг жестом пригласил присоединиться к ним сержанта и констебля.

— Мы слушаем вас, Уэллс, — кивнул он.

Уэллс, немного смущенный общим вниманием, откашлялся и с шумом прочистил нос.

— Я не совсем понимаю, сэр, что именно вы хотите от меня услышать?

— Все, — заявил Стэгг.

Уэллс робко улыбнулся, теребя свой носовой платок.

— Короче, дело было так, — начал он. — Каждый вечер я прихожу сюда и работаю в своей комнате с десяти до одиннадцати.

— Где находится ваша комната?

— Сразу за восточной дверью, сэр.

— Эта дверь, в которую мы вошли, — объяснил директор. — Кстати, когда Уэллс говорит «каждый вечер», он действительно имеет в виду каждый вечер. В школе многие посмеиваются над его педантизмом.

— Это единственный способ держать все под контролем, сэр, — заявил Уэллс с самодовольством, которое заставило профессора поморщиться. — Так вот, в одиннадцать я обычно закрываю окна, запираю дверь и иду домой. В этот вечер я пришел без четверти десять, чтобы почистить пепельницы и заменить бумагу в блокнотах. Мистер Этеридж находился еще здесь и заканчивал писать отчеты. Мы с ним немного поговорили, и примерно без пяти десять появился мистер Сомерс.

— Он выглядел как обычно?

— Я не заметил ничего особенного.

— Сомерс пришел один?

— Да, сэр. Мистер Этеридж принялся подшучивать над ним, мол, он слишком затянул свою работу над отчетами, а потом они подсчитали, сколько ему еще надо сделать, и мистер Сомерс сказал, что он успеет все закончить до одиннадцати часов.

— Один вопрос, — вмешался Фен. — Почему он просто не отнес бланки к себе и не заполнил их дома?

— Выносить их из этой комнаты строго запрещено, — объяснил директор. — Тридцать пять учителей должны менее чем за неделю заполнить множество отчетов, и если каждый начнет уносить их к себе домой, воцарится хаос.

— Ясно. Продолжайте, Уэллс.

— Тут мне мистер Сомерс и сказал: «У меня сломались часы, Уэллс, так что сообщите, когда будет одиннадцать, но раньше этого не беспокойте». А потом он сел за работу, прямо за этим вот столом.

— Стол стоял так же, как сейчас? — спросил Стэгг.

— Да, сэр, разве что немного сдвинулся. Короче, мы с мистером Этериджем ушли, а мистер Сомерс остался один. Мистер Этеридж спустился со мной вниз. Я занялся своей работой. А около одиннадцати, — Уэллс облизнул пересохшие губы, — я поднялся сюда и увидел то, что видите вы.

Стэгг нахмурил брови:

— Но разве вы не должны были услышать выстрел?

— Нет, сэр. Я ничего не слышал.

— Ближайшее отсюда здание, — Стэгг повернулся к директору, — кажется, Давенант?

— Вы правы. Но я бы не сказал, что оно расположено совсем уж близко: даже не знаю, можно ли услышать оттуда выстрел. По крайней мере, я весь вечер провел у себя в кабинете, окна были открыты, но я ничего не слышал.

Фен внимательно оглядел окна в учительской комнате. Их было четыре, симметрично расположенные друг против друга, по два на каждой стороне.

— Западные окна выходят на реку, — заметил он. — Там есть пешеходная дорожка?

— С этой стороны реки — нет, сэр, — ответил Стэгг. — На противоположном берегу есть, но там почти никто не ходит.

— А противоположные окна…

— Они выходят во внутренний дворик.

— Понятно. — В голосе Фена звучала легкая скука, словно он задавал все эти вопросы лишь по необходимости, не ожидая от них никакой пользы. — Наверное, нам следует провести эксперимент и выяснить, можно ли услышать револьверный выстрел из комнаты Уэллса. В старых зданиях порой возникают разные акустические причуды. Хотя преступник мог использовать глушитель.

— Вероятно, — вставил директор. Все дружно повернулись в его сторону. — В оружейной комнате есть — или, по крайней мере, был — один глушитель.

— Необычная вещь для школы, — усмехнулся Фен.

— Он принадлежал Сомерсу, — объяснил директор. — Он привез глушитель с войны — кажется, из Германии или Франции — и отдал сержанту Шелли в качестве сувенира. Я слышал об этой штуковине, но сам ее никогда не видел.

Стэгг взял блокнот и быстро написал что-то на чистой странице.

— Хорошо, я сделаю запрос. Кроме того, следует выяснить, не пропало ли еще что-нибудь из оружейной комнаты. — Он захлопнул блокнот. — Теперь насчет учительской…

— Есть только одна наружная дверь, через которую можно попасть в это помещение, — сообщил директор. — Понятно, что это та же самая дверь, какой воспользовались и мы. Дом Хаббарда не очень удобно поделен на три изолированных отсека, каждый со своим входом.

Стэгг вновь повернулся к Уэллсу:

— Кажется, вы сказали, что ваша комната находится у входной двери?