Библиотека мировой литературы для детей, том 36 - Джованьоли Рафаэлло - Страница 123

— Ты не умрешь, юноша-герой! — закричал один из солдат, выходя из рядов войска Муммия; он подбежал к претору и, проливая слезы, громко воскликнул дрожавшим от волнения голосом:

— Славный Красс, я — Валерий Аттал, римский гражданин и солдат третьей когорты третьего легиона, одного из двух, которые участвовали в бою и потерпели поражение под Сублаквеем. Я находился рядом с этим отважнейшим юношей и видел, как он, раненный, продолжал разить врагов, в то время как мы все обратились в бегство, в которое и он был вовлечен помимо своей воли. Так как топор ликтора должен поразить одного из десяти бежавших, пусть он поразит меня, бежавшего, но не его, потому что он, клянусь всеми богами, покровителями Рима, вел себя, как истый римлянин старого закала.

Поступок этого солдата, который в минуту паники обратился в бегство, а теперь проявил такое благородство, усилил всеобщее волнение; но, несмотря на волнующее соревнование между Атталом и Глабрионом, из которых каждый требовал кары для себя, Красс остался неумолимым и Глабрион был передан ликторам.

Стенания в обоих легионах, подвергнутых децимации, стали еще громче; лица тысяч солдат других легионов выражали сострадание, глава их были полны слез; тогда Глабрион, обратившись к своим соратникам, сказал:

— Если вы считаете смерть мою несправедливой и судьба моя вызывает у вас сострадание, если вы желаете, чтобы душа моя возрадовалась и обрела в тишине элисия сладостную надежду и утешение, поклянитесь богами Согласия, что вы все скорее умрете, чем обратитесь в бегство перед проклятыми гладиаторами.

— Клянемся!..

— Клянемся!..

— Именем богов клянемся!.. — словно оглушительный раскат грома, загудели одновременно шестьдесят тысяч голосов.

— Да покровительствуют Риму великие боги! Я умираю счастливым! — воскликнул стоический юноша.

И он подставил обнаженную шею под топор ликтора, который быстрым и метким ударом отсек светлокудрую голову; орошая землю кровью, она покатилась среди общего крика ужаса и жалости.

Марк Красс отвернулся, чтобы скрыть слезы, катившиеся по его лицу.

Когда экзекуция была закончена, Марк Красс снова роздал оружие беглецам из легионов, сражавшихся под Сублаквеем, и в краткой речи выразил надежду, что они больше никогда в жизни не обратятся в бегство.

Приказав предать земле девятьсот убитых, претор на следующий день снялся с лагеря и принялся преследовать Спартака, который, убедившись в невозможности наступления на Рим, быстрым темпом пересек Кампанью и Самний и снова повел свои легионы в Апулию, желая увлечь Красса подальше от Рима, который мог бы ежечасно присылать ему подкрепления. Он намерен был сразиться с Крассом и, окончательно разгромив его легионы, идти на Тибр.

Спартак продвигался очень быстро, но не менее быстро шли и легионы Красса, которые после децимации терпеливо сносили все тяготы и жаждали новых боев.

Через пятнадцать дней претор догнал гладиаторов в Давнии, где Спартак расположился лагерем близ Сипонта. Красс прибыл сюда с намерением прижать гладиаторов к морю и поэтому выбрал для лагеря место между Арпами и Сипонтом и ждал благоприятного случая сразиться со Спартаком.

Уже минуло три дня с тех пор, как оба войска оказались друг против друга; в самый тихий час ночи, когда в римском лагере наступил полный покой, Красса разбудил его контубернал, вошедший в его палатку с сообщением, что явился гонец от гладиаторов, заявивший, что он должен немедленно переговорить с претором о весьма важных делах.

Красс вскочил: он был чрезвычайно умерен и уделял сну очень мало времени; он приказал контуберналу привести к нему гладиатора.

Гонец был небольшого роста, в чудесных доспехах, в шлеме с опущенным забралом. Только когда он увидел перед собой Красса, он поднял забрало, и претор увидел бледное женственное лицо.

Это была Эвтибида, явившаяся к Крассу, чтобы предать своих собратьев по оружию.

— Ты не узнаешь меня, Марк Лициний Красс? — спросила она с усмешкой.

— Да… верно… лицо твое мне знакомо… да… — несвязно бормотал претор, стараясь вспомнить имя, воскресить образ. — Но ведь ты не юноша, клянусь всемогущими богами, ты женщина! Возможно ли? Клянусь Венерой Эрициной, ты…

— Так скоро ты позабыл Эвтибиду, которую не может забыть ни один мужчина?

— Эвтибида! — воскликнул пораженный Красс. — Клянусь молниями Юпитера, Эвтибида!.. Ты здесь! Откуда ты? В такой час? И в этих доспехах?..

Вдруг он отступил назад и, скрестив руки на груди, недоверчиво вперил в Эвтибиду свои серовато-желтые тусклые глаза, неожиданно загоревшиеся мрачным огнем.

— Если ты являешься, чтобы расставить мне сети, — сурово сказал он, — предупреждаю: ты ошиблась, я не Клодий, не Вариний и не Анфидий Орест…

— Это не мешает и тебе быть дурачком, бедный Марк Красс, — ответила гречанка с дерзкой усмешкой, кинув на претора быстрый и злобный взгляд. — Ты самый богатый, — продолжала она после минутного молчания, — но уж никак не самый умный римлянин.

— Чего ты хочешь?.. К чему клонишь?.. Говори поскорее.

Эвтибида с минуту молчала и, покачивая головой, с насмешливой улыбкой разглядывала римского претора, потом сказала:

— Клянусь славой Юпитера Олимпийского, я принесла тебе победу и никак не думала, что буду так принята! Вот, извольте делать добро людям!.. Уж они отблагодарят вас, клянусь богами!..

— Скажешь ты наконец, зачем пришла? — нетерпеливо произнес Красс, по-прежнему глядя на нее с недоверием.

Тогда Эвтибида красочно и пылко объяснила Крассу причину своей неугасимой ненависти к Спартаку, рассказала о разгроме при ее содействии десяти тысяч германцев, поведала претору, как после этого сражения она, по милости эриний, приобрела среди гладиаторов славу доблестной воительницы и теперь они питают к ней безграничное доверие. Эвтибида заключила свою речь уверением, что и это доверие и свою должность контубернала Крикса она желает использовать для того, чтобы помочь римлянам захватить войско гладиаторов, разделенное теперь на две части, и доставить претору блестящую и решительную победу.

Красс выслушал Эвтибиду с большим вниманием, не спуская с нее пристального, испытующего взгляда, и, когда она кончила, медленно и спокойно сказал ей:

— А может быть, вся твоя болтовня — не что иное, как ловушка, и ты хочешь завлечь меня в сети, расставленные Спартаком. А? Что ты на это скажешь, красавица Эвтибида? Кто мне поручится за искренность твоих слов и намерений?

— Я сама. Отдаю свою жизнь в твои руки: вот залог правдивости моих обещаний.

Красс, казалось, раздумывал о чем-то и минуту спустя сказал:

— А может быть, и это тоже военная хитрость?.. Может быть, жизнь тебе не дорога и ты приносишь ее в жертву ради торжества дела этих нищих рабов?

— Клянусь твоими богами, Красс, ты слишком недоверчив. Это уж неразумно.

— А не думаешь ли ты, — медленно произнес претор Сицилии, — что лучше быть чересчур недоверчивым, чем слишком доверчивым?

Эвтибида ничего не ответила, только посмотрела на Красса, и во взгляде ее была не то насмешка, не то желание выведать что-то. Помолчав немного, она сказала:

— Да кто знает? Может быть, ты и прав. Как бы то ни было, выслушай меня, Марк Красс. Как я уже говорила тебе, я пользуюсь полным доверием Спартака, Крикса и остальных вождей гладиаторов. Я знаю, что злоумышляет против тебя проклятый фракиец в связи с твоим прибытием в Арпы.

— Ты правду говоришь? — спросил Красс полусерьезно, полуиронически. — Что же он замыслил? Послушаем.

— Завтра среди бела дня с самой широкой оглаской, так, чтобы до тебя возможно скорее дошла молва, два корпуса под началом Граника и Арторикса — восемь легионов и конница, всего сорок тысяч человек, — под общим руководством Спартака выйдут из Сипонта и двинутся к Барлетте якобы с намерением направиться в область пицентов. Крикс же со своим корпусом в тридцать тысяч человек останется в Сипонте, распустив среди окрестных жителей слух, что он отделился от Спартака из-за непримиримых разногласий между ними. Как только тебе станет известно, что Спартак ушел, ты, конечно, нападешь на Крикса, но, лишь только между вами завяжется сражение, Спартак, который спрячется со своим войском в лесах, окаймляющих дороги от Сипонта до Барлетты, быстро вернется, нападет на тебя с тыла, и все твое доблестное войско будет разбито наголову…