Побратимы
(Партизанская быль) - Луговой Николай Дмитриевич - Страница 3

— Все ясно!

Через полчаса перед нами опять разгоряченный Максим.

— Здорово вышло! — кричит он еще издалека. — Вместо схватки и стрельбы целоваться стали!

…Извилистая лесная тропка приводит нас к живописной поляне, окаймленной кудрявым дубняком. Невольно задерживаем шаг: на траве вперемежку с партизанами сидят незнакомые нам люди, среди них три парня в словацкой военной форме. Идет оживленная и, по всему видно, сердечная беседа. Заметив нас, высокий и стройный словак поторапливает своих товарищей-солдат. Они быстро становятся в шеренгу, старательно оправляют обмундирование.

Высокий словак, подав команду «Смирно!», почти бежит к нам и рапортует на ломаном русском языке:

— Товарищ начальник! Группа словаков «Рыхла дивизии» прийшла на лес воевать против фашизма. Мы засилаемо до вас большую просьбу: приймите нас до себе. Мы будем вместе воевать против фашизма на Крыме, в лесах.

— Здравствуйте, товарищи!

— Здравствуйте! — несется над поляной. Приветствуют словаки дружно, восторженно. В глазах каждого искрится неподдельная радость.

Мироныч, Котельников, Федоренко и я с каждым из новичков по-братски обнимаемся. Они называют свои имена:

— Виктор Хренко.

— Штефан Малик.

— Рудольф Багар…

Тут же, на травяном ковре поляны, усаживаемся в тесный круг, и вот уже завязалась наша первая беседа.

Объясняемся без труда: в лексиконе словаков много русских и украинских слов. Вспоминаю о записке:

— Кто это придумал оставить на гондоле записку?

— Тако научил нас проводник, — указывает Виктор Хренко на незнакомого нам человека.

— А зачем вы стреляли?

— Звали вас до себе. Мы уже с четвертого юнь на лесе.

— Чем же вы питались? Парашюты наши находили, а продукты почему не брали?

Смеясь, словаки рассказывают, что трое суток бродили по лесу, пока не остались без продуктов. Что было делать? И вот появилась смелая мысль: пойти в Симферополь, предъявить немецкому коменданту документы и попросить продуктов на дорогу, будто бы для возвращения в дивизию.

— Зашли мы втроем, — говорит Виктор Хренко, — отдали коменданту документы. Он выписал нам провианту на троих человека. Мы поправили число на двадцать три. И принесли в лес три мешка продовольствия.

Наш комиссар любит смекалку.

— Хороша комбинация! — одобряет он.

— Мироныч, — обращаюсь к комиссару, — что же мы скажем товарищам словакам в ответ на их просьбу разрешить партизанить вместе с нами?

— Сейчас подумаем и скажем. — Мироныч не спеша раскуривает трубку, обводит взглядом собравшихся и начинает: — Что такое фашисты? Это вы знаете не хуже нас. Чехословацкому народу они тоже причинили много горя и страданий. Кто не знает вашу деревню Лидице и ее трагедию? Трудящиеся всех стран проклинают гитлеровских палачей. Жестоко карать их за все злодеяния, бороться за жизнь и свободу наших народов — святой долг каждого из нас! Теперь это и ваш долг. Борьба выдалась долгая и трудная. Но во имя победы приходится и жизни не жалеть. Поэтому каждый из нас в трудную минуту может своей грудью заслонить товарища от вражеской пули. Слабым духом среди партизан места нет. Это мы вам говорим наперед. А как вы думаете?

— Мы, — отвечает Хренко, — думаем, ако советский люд. Две дивизии словаков Гитлер под ружье поставил силком, але мороку себе нажил. Словаки воевать против советских людей не будут.

— Вы хорошо сделали, перейдя к нам, — продолжает Мироныч. — Гитлер послал вас в нашу страну, чтобы поссорить словаков с русскими. Но нашей дружбе много лет. Наши деды и прадеды не раз братались на полях брани и бились против немецких меченосцев. Теперь побратаемся и мы с вами. Не так ли?

— О, дуже добри слова! — отвечают словаки.

Оживленный Хренко спрашивает:

— Знаете, ако по-русски зовется «Рыхла дивизия»? Это «Быстра дивизия». Але мы ее называем «Быстра до дому!»

— Дивизия, быстра до дому! — задумчиво повторяет Мироныч. — Правильное название. Но до дому можно попасть только тем путем, который избрали вы. Надо повернуть оружие против Гитлера, разбить его общими силами, а тогда и быстро до дому.

— Мы не сидеть на лес прийшли! Мы бить фашизм прийшли! — энергично жестикулирует Рудольф Багар.

— Приймите нас до себе и увидите нашу работу! — пылко заверяет Штефан Малик.

Волнуются словацкие парни. Переждав, когда они немного успокоятся, спрашиваю их:

— Скажите, друзья, у кого из вас какая профессия?

— Все мы пролетарии, чистые пролетарии, — говорит Виктор Хренко с достоинством.

— Я не о том спрашиваю. В нашем партизанском деле умельцы нужны. Ну, скажем, шофер. Такой человек поведет и танк. Или слесарь, например. Он может стать хорошим пулеметчиком. Вот о чем идет речь, товарищи.

— Мы артиллеристы и химики, — поясняет Виктор, — танкистов нема, але шофера есть. Я механик по авто. Танк принять можем и до бою водить будем.

— Ну, вот и хорошо, — одобряет Мироныч. — Работа, стало быть, для каждого найдется.

Оживленную беседу прерывает наш кинооператор Иван Запорожский. Жрец киноискусства кивает на вечернее солнце — упускаем, дескать, последнюю световую возможность, — и мы выполняем его просьбу — садимся широким полукругом, который никак не вмещается в объектив.

Киносъемки и фотографирование — дело у нас новое. Иван Запорожский первый в лесу кинооператор. И, надо сказать, парень быстро сумел войти в партизанский круг и заслужить уважение товарищей. Особенно партизаны любили слушать его проникновенные рассказы о фронтовиках, о людях окопов и капониров, с которыми он, кинооператор, ходил в атаки.

На поляну уже спускались сумерки, когда мы, увлеченные беседой, вспомнили, что гостям полагается хороший ужин и ночлег. Разговор с новыми друзьями возобновляется уже за партизанским столом. Собственно говоря, никакого стола нет. Его заменяют три плащ-палатки, разостланные на траве. В колеблющемся свете костров сказочными богатырями кажутся партизаны с их медными лицами, статными фигурами.

Виктора Хренко мы с Миронычем усадили между собой. Штефан Малик окружен вниманием Федоренко и Котельникова; Рудольфа Багара старательно угощают неразлучные друзья Николай Плетнев и Яков Сакович.

Удивительно вкусными кажутся и нехитро заправленный суп, и изрядно полежавшие на складах сухари, сброшенные нам летчиками, и пресные партизанские лепешки, в которые вложили столько старания наши пекари.

Бригадный повар Миша Мокринский раздобыл бутылку спирта. Он ставит «на стол» кружки и два котелка с водой.

Мы дружно встаем. По лесу прокатились слова, звучащие как клятва:

— За вечную, нерушимую братскую дружбу славянских народов!

…Увлеченные разговором, не замечаем, как бежит время. А разговор-то какой! Тут и горячая просьба словацкого хлебосола непременно побывать в прекрасной Братиславе, в скором освобождении которой он абсолютно уверен. И ответные приглашения в Москву, Ленинград, Киев и даже в далекую Сибирь, где, кроме всего прочего, предлагается отведать пельменей и прокатиться на лихой сибирской тройке с бубенцами. Тут же высказываются и прогнозы о том, когда наши форсируют Днепр или шагнут через Дуклинский перевал. Завязывается и степенный, чисто профессиональный разговор — разговор виноградарей и токарей, обувщиков и овцеводов, строителей и шоферов.

— Ведали б вы, ако влекуця словаци до русских! — говорит нам Виктор Хренко. — Даже на тюрьме мы поприятельствовали с русскими.

Дело в том, что еще в марте сорок третьего года была налажена связь находившихся в лесу партизан с Симферопольской подпольной организацией. В Симферополе действовало тогда несколько подпольных организаций — «Дяди Володи», «Дяди Вани», «Дяди Яши». С последней из них и связали партизан посланцы Симферопольской подпольной организации Валентин Сбойчаков и Иван Беспалов. Но никто из нас не думал тогда, что эта связь сослужит службу не только советским патриотам, но и солдатам далекой Словакии. Случилось это так.

Группа антифашистов во главе с Виктором Хренко, попав в симферопольскую тюрьму, познакомилась там с арестованным подпольщиком Григорием Орленко, помощником Якова Прокофьевича Ходячего («Дяди Яши»), Выяснилось: словаки арестованы за то, что напали на невольничий эшелон и освободили советских девушек.