Посмотрите на меня. Тайная история Лизы Дьяконовой - Басинский Павел - Страница 7

Но, глядя на фотографию Лизы 1890 года, совсем не находишь, что она – урод. Вполне себе миловидная девушка! С большими умными глазами, нежным овалом лица, чистым высоким лбом и слегка выдающимся вперед подбородком, что говорит о сильном характере. На другой фотографии, сделанной на Бестужевских курсах, – то же самое. Ни о каком уродстве не может быть и речи.

Да… Но это постановочные фотографии. И ярославское, и петербургское фото сделаны в ателье. К ним она готовилась. Да и у фотографов были свои хитрости на этот счет. Но есть и несколько любительских снимков, сохранившихся в архиве, бледных, очень низкого качества, сделанных непрофессионально в домашнем интерьере и на природе. Вот глядя на них, понимаешь ее проблемы.

Да, Лиза была непривлекательна. Ее большие глаза не украшали, а скорее портили лунообразное лицо, лишенное выразительных черт, словно у актрисы, с которой сняли весь грим. И в ее внешности было что-то мужское. Лицом она, видимо, пошла в отца, а это для девушки бывает сущим наказанием, даже когда отец красавец.

В дневнике не приводится случая, чтобы кто-то напомнил Лизе о ее некрасивой внешности. Одно из двух: или она не записывала это из гордости, или сказать ей такое было невозможно. Характер был – ой-ой! Она рассердилась за что-то на учителя. “Господи, дай мне нож, и я зарежу его! Ведь такое зло сегодня меня взяло, искусала себе все руки, все пальцы, чтобы только сдержаться… На пол бросилась, руки стала о стол ударять изо всей силы!”

Плакать я не умею, как по-настоящему плачут. Вот злиться умею, до того, что всех, кто разозлит, могу зарезать; руки себе до синяков кусаю и перочинным ножом режу.

В доме Дьяконовых после смерти отца наступило настоящее “бабье царство”. Мальчики – Володя и Саша – были еще маленькие, а девочки – Лиза, Надя и Валя – приближались к возрасту невест. Понятно, что Александра Егоровна в том тяжелом положении, в каком она оказалась, не баловала дочерей-погодок. Ведь дочек было целых три. И всех нужно пристраивать.

Вероятно, Лизе, как самой старшей, перепадало больше всех тычков, намеков и прямых упреков.

И правда: в доме нет ладу, ссоры, брань, нотации… просто с ума сойти можно! И все это на меня несчастную сыплется беспрестанно, так что я даже не успеваю и вопроса себе задать: за что? почему? Всегда-то я во всем виновата, решительно во всем!

Нет, правда, а за что?!

Да потому что бесприданница.

Просто некрасивая бесприданница.

Она рано захотела умереть.

Впервые это желание посетило ее возле постели умиравшего отца. “Боже мой, зачем Ты меня не взял к себе, ведь я такой человек, которого «убыль его никому не больна, память о нем никому не нужна»”. Это строка из стихов великого крестьянского поэта Ивана Никитина. Процитируем их полностью:

Через год после начала учебы в гимназии стремление к смерти еще больше.

Господи, Боже мой, милый! Хоть бы Ты прибрал меня поскорее! Ну что за жизнь эта, опротивела она до того, что я не знаю, куда деться! Бог законом своим запретил убивать себя; кабы не грех – сейчас бы в воду или под рельсы. Никого, ничего мне не жаль, хоть бы умереть поскорее! Тогда в доме тише станет, нотаций мне мама не будет читать и нервы себе расстраивать, сестры не будут браниться, в доме было бы не житье, а рай. По мне отслужили бы панихиды, мне было бы очень весело[8], я увидела бы папу, Бога бы увидела, ангелов, святых… Папу целовала бы так, как при последних днях его жизни, были бы вместе.

На самом деле это – обычная подростковая суицидомания. Смерть воспринимается не как уход из жизни, а как ее увлекательный эпизод. Что будет, когда я умру?

Понятно, что будет. В доме станет “тише”, потому что все поймут, как же они ее “доставали”!

Лиза пока еще обычная провинциальная девочка. Через две недели после вышеприведенной записи она переживает из-за двух случаев. Пролила чернильницу, Лизу наказали, а чернильницу отняли. И еще царский поезд потерпел аварию[9].

Кто осмелится сказать теперь, что Бога нет? Ужасная опасность, грозившая России, отвращена, и кем же? Скажут: случайностью, но разве этот случай можно так объяснить?! Нет, Бог всегда спасал Россию, спас Он ее и теперь! Господи, какую радость я почувствовала, узнав о том, что царское семейство не пострадало при крушении!

Но не стоит придавать большого значения этому детскому монархизму. Все дети одинаковы. “Ура! Сегодня опять не учились! За здоровье Императора и Императрицы. Ура! «Боже, Царя храни…»”

Освободили от уроков! На улице, несмотря на осень, чудесная погода! И еще гувернантка Лизы Александра Николаевна собралась замуж, а это же так интересно!

Счастье-то какое, свет-то какой, шум, солнце, мороз!.. Ну как тут с ума не сойти?!

Поначалу можно подумать, что мечты о смерти просто связаны с желанием увидеть отца. Он ей снится…

Странное чувство испытываю я, когда вижу его во сне: мне хорошо, весело делается, только как будто жаль кого-то. Говорят, что это он напоминает мне, чтобы я за него молилась. Это правда. Когда я плохо или долго не молюсь за папу, он мне всегда приснится…

Может показаться, что желание смерти – это просто способ пофантазировать о жизни без насилия.

Мне смерть – предмет первой необходимости: меня не станут бранить, не заставят французских правил из Игнатовича[10] учить, не будут из физики и математики спрашивать и тройки ставить; не будет Шкалик[11] выговаривать, не буду я больше бояться – “вот спросят”…

Смерть как “предмет первой необходимости” среди гимназических предметов – это чистой воды каламбур, игра слов 14-летней “писательницы”, которая уже набила себе руку благодаря дневнику. У Лизы начинаются сложности с преподавателем литературы. Он не верит, что она пишет свои сочинения сама, – так они не по-детски хороши и основательны. И опять девочка злится и хочет умереть!

Но как?! А вот хотя бы заразиться чахоткой от другой ученицы – тоже Лизы.

Александра Николаевна сказала, что чахотка заразительна. Я была в восторге! Значит, стоит мне прийти к больной Лизе, поцеловаться с ней несколько раз, подольше посидеть – и заражусь. Я чуть на стуле не подпрыгнула, но Александра Николаевна сказала, что можно заразиться, находясь постоянно с больным, и притом долгое время, а я ведь самое долгое могу просидеть у Лизы – час!