Снежный ком - Чехов Анатолий Викторович - Страница 26

— Сейчас рассказывать или, может быть, лучше потом?.. Задание я выполнил в полном ажуре…

— А сто десять рублей где? У тебя или у дяди Коли?..

— Какие сто десять?.. Ах, те?.. Ну так дядя Коля все знает… Вы сами у него спросите. Я ведь тоже никуда не денусь, вместе работаем… Да вы не беспокойтесь, все сделано как надо…

— А это еще надо проверить, — не очень-то приветливо сказал папа.

Я с пятого на десятое понимал их разговор, да мне все это Генкино «купи-продай» и неинтересно было. У меня даже руки задрожали, так захотелось посмотреть, что там у него в клетке за попугай ара. Я нашел дырочку в материи, закрывавшей клетку, и заглянул в нее. В клетке был действительно настоящий ара, точь-в-точь как в детской энциклопедии на, странице «самые красивые птицы мира».

— Папа, — предложил я, — давай купим… У нас же как раз пятнадцать рублей.

В эту минуту я как-то не обратил внимания, что Павлик держится очень настороженно.

— Но ведь у нас план купить пару неразлучников, — сказал папа.

— Один еще лучше, чем пара, — тут же нашелся я. — Меньше будет трещать и щелкать… И потом, он ведь южноамериканский, такой красивый…

— Что-то тут не так, — подозрительно глядя на Генку, сказал папа. — Настоящий ара раз в десять дороже стоит.

— А этот что, не настоящий? — возмутился Генка. — Посмотрите сами. Только не открывайте материю!..

Генка приподнял клетку, и папа тоже заглянул в дырочку, проделанную мной.

— Тем более странно, — убедившись, что в клетке настоящий ара, сказал папа. — А он у тебя ничем не болен?

— Что вы?! Вон как перья блестят!.. Нельзя только клетку на улице открывать: начинает биться, волноваться… А дома ведет себя спокойно, поет, разговаривает…

— Что ж он говорит?

— Как что?.. Попка дурак!.. Привет хозяину!..

— Ну пусть скажет…

— Нет, тут нельзя: разнервничается. Потом ни в жисть не успокоишь.

Павлик наклонился ко мне и зашептал в самое ухо:

— Я этого попугая у Генки несколько раз уже на базаре видел. Он его каждое воскресенье продает. Покупатели разные, а попугай все тот…

Но и это предостережение Павлика нисколько не поколебало мою решимость, а лишь подогрело желание получить именно этого попугая, немедленно, сейчас…

— А как его зовут? — спросил я у Генки.

— Его-то? — запнулся тот на секунду. — Жако… Жако его зовут…

— Жако, Жако, — позвал я попугая и снова заглянул в дырочку. Мне показалось, что попугай меня услышал: в полутьме под материей мигнул большой желтый глаз Жако, ара даже повернул ко мне голову и взъерошил перья.

— Папа, он знает свое имя! Он уже поздоровался со мной! Давай купим! Ведь всего пятнадцать рублей!..

— «Всего»… — недовольно заметил папа. — Их еще заработать надо.

— Па, может, я не так сказал! Но ты купи, пожалуйста! Он такой красивый! Ведь ты хотел, чтобы мы приобщились к природе!..

Я, конечно, видел, как хитро бегали глаза Генки, но меня это ничуть не остановило.

— Зря вы сомневаетесь, — спокойно сказал Генка. — Где я живу, дядя Коля знает. Работаю с ним подручным от понедельника до пятницы… Не понравится вам попугай, вернете обратно, и деньги ваши будут…

— Сомневаться приходится… — сказал папа. — Твое счастье, что времени нет.

Я знал, что папе сейчас действительно очень некогда, но нам с Павликом так хотелось попугая! Поэтому я промолчал.

— Как хотите, — сказал Генка. — Только потом жалеть будете, если не возьмете. Попугай «люкс»! Век будете помнить мою доброту!..

Папа взял клетку, еще раз посмотрел в дырочку на моего Жако, словно хотел удостовериться, там ли попугай, наконец, вздохнул, передал мне клетку и сказал: «Владей!..» Только после этого он вручил Генке пятнадцать рублей — как раз те деньги, какие мы собирались уплатить за неразлучников.

Генку будто ветром сдуло. Я даже не заметил, куда он исчез, как сквозь землю провалился.

Папа, конечно, заметил и это, с сомнением покачал головой, но расстраивать меня не стал.

— Ладно, — сказал он. — Приеду с работы, разберемся…

Мы с ним договорились, что на пересадке в метро я и Павлик едем домой, а папа в свой микрорайон на работу. У него и в воскресенье была какая-то сверхурочная…

Павлик снова принялся шептать мне на ухо:

— Когда Генка продает этого попугая, мужчины обступают его и смеются, а женщин близко не подпускают. Это — мужской попугай…

Сообщение Павлика мне польстило, но тревога все же осталась: непонятно было, что за секрет в моем Жако, почему его так дешево продал Генка и почему этот Генка так сразу удрал?

Мы вышли из ворот рынка, возле которых все еще стояла девушка в белой кофточке и держала на руках пушистого рыженького котенка с голубым бантом, полюбовались мордочкой котенка, сели в трамвай и поехали к метро «Павелецкая».

У подземного перехода папа распрощался с нами, и мы с Павликом направились к нам домой, не в силах дождаться, когда же наконец сможем открыть клетку и как следует рассмотреть нашего Жако.

Не дожидаясь лифта, бегом поднялись на второй этаж, и я дрожащей рукой, едва попадая ключом в замок, открыл дверь.

В квартире у нас было, словно во время войны после бомбежки, точь-в-точь как показывали по телевизору в День Победы.

Занавески и фотографии папа и мама со стен сняли. Книжные полки тоже. Столы и диваны сдвинули на середину комнаты, той, что побольше, и накрыли газетами. Меньшую комнату полностью заставили мебелью. Но мы с Павликом и внимания не обратили на весь этот «бедлам»: у нас в клетке сидел настоящий ара, и сейчас он должен был заговорить.

Мы поставили клетку на табуретку, сами сели перед ней на диван, и я наконец развязал материю.

Мой Жако сначала помигал своими круглыми желтыми глазами, прошелся по жердочке и вдруг раскатисто и картаво, ужасно смешно сказал: «Здррравствуйте!..»

Я радостно захохотал.

— Ты слышал? Ты слышал?.. Сейчас он скажет: «Попка дурак» и «Привет хозяину».

Но Жако и не подумал говорить «Попка дурак» и «Привет хозяину». Пройдясь в обратную сторону по жердочке, он начал вдруг громко и безо всякого смысла произносить самые нехорошие слова, какие выкрикивают у пивного ларька нетрезвые мужчины, особенно когда дерутся!

— Накрывай его скорей! — крикнул Павлик. — А то он еще не то скажет! Твой Жако самого Сереню Жизнерадостного за пояс заткнет!..

Я накинул на попугая тряпку и завязал ее снизу узлом. Жако еще немного поругался и умолк.

Теперь-то мы поняли, почему так дешево продал его Генка и почему Генка сказал: «Век меня не забудете».

Что же теперь делать? Мы с Павликом испуганно смотрели друг на друга. Если мама услышит хоть одно слово из тех, что выкрикивает мой Жако, тут же заставит отнести попугая на улицу вместе с клеткой, а там его заберет участковый милиционер и посадит на пятнадцать суток. Еще и папе ой-ой-ой как попадет от мамы за то, что такого «мужского попугая» нам купил.

— Знаешь что, — предложил я Павлику, — давай отвезем Жако бабушке. Временно… Может, он при женщине, да еще пожилой, постесняется ругаться? А если и примется за свое, она его постепенно перевоспитает. Воспитала же бабушка и меня и маму приличными людьми?!

Предложение мое не очень понравилось Павлику.

— По-моему, — сказал он, — твоя бабушка не очень-то обрадуется такому подарку.

— А мы не насовсем! Не выбрасывать же бедного Жако на улицу. Разве он виноват, что жил у плохих людей? Так что ж его, сразу и вон? У нас даже преступников перевоспитывают, а Жако всего лишь сквернослов…

— Сквернословов тоже не любят, — сказал Павлик. — Раз попугай твой, все скажут: «Ты научил».

Павлик был, конечно, прав. Но не я же в конце концов учил ругаться попугая! И еще я подумал: «Не везти же бедного Жако на Птичий рынок!» Наверняка его там хорошо знают. Купить столь знаменитую птицу могли только такие добрые люди, как мы с папой, что бывают на Птичьем рынке раз в десять лет. Этот Генка наверняка еще издали высмотрел нас, чтобы предложить своего Жако.