Любовь как преступление. Книга 2 (СИ) - Караюз Алина - Страница 28

— Тут все зависит от возраста. Чем старше даханни, тем сильнее в ней эта тяга. Перед смертью они бессознательно начинают тянуть энергию из всего живого, что их окружает.

— Даже из сородичей? — ужаснулась я.

— Нет. Им нужно тепло, эмоции, чувства. Ими они насыщают пустоту в том месте, где должна быть душа. А у даханнов какие чувства? Разве ты еще не поняла этого?

— Чего не поняла?

— У даханнов нет души. Душа — это привилегия человечества. Когда-то люди поделились своим сокровищем с остальными расами. Но даханны были слишком самоуверены и горды, чтобы запятнать себя связью со смертными. Ты думаешь, что глядя на тебя, Айвердан испытывает отеческую привязанность? Наивная. Они все играют. Изображают чувства, которых не испытывают. Но они так долго притворяются, что достигли в этом совершенства и уже не могут иначе. Это как инстинкт. Но к старости потребность наполнить себя хоть чем-то становится нестерпимой. Мужчины предпочитают гибнуть в бою, ведь только на поле боя можно получить самые сильные эмоции. Вот они и не желают умирать в своих постелях. Ну а женщины иссушают все, что только могут, и за счет чужой энергии остаются молодыми до самой смерти.

Я была поражена. Так вот какое чудовище собирались из меня сделать!

— Но почему же они тогда так ненавидят шайенов? За то, что у них есть душа?

— Нет. За то, что испытывают к ним тягу. Они ненавидят их за собственную слабость. И это единственное настоящее чувство, на которое способны даханны. Ненависть.

— И еще одержимость, — прошептала я.

А потом будто что-то щелкнуло в моей голове, и еще один кусочек мозаики встал на свое место.

Я столько раз задавалась вопросом, кто мог разгромить целый остров, вырезать весь гарнизон и слуг, включая женщин, и выкинуть в море такое сокровище, как крошечная даханни? Только тот, кому ненависть затмила разум.

Был еще кто-то, кто ненавидел мою мать, а возможно и меня. И этот кто-то пытался уничтожить все, что окружало нас в тот момент. Выходит, помимо Айвердана был еще один одержимый? Но кто? Кто знает об этом?

— Рейла, скажи, у меня еще есть какие-то родственники со стороны матери?

— В Саммельхоре нет. Что ты задумала?

— Мне нужен кто-то, кто был с моей матерью до того, как она отправилась на Кобос.

— Старые слуги? Обычно, они знают всю поднаготную своих хозяев.

— В палаццо такие есть?

— Нет. Но в Лиссавии живет одна пожилая эрранка. Я слышала, что одно время она работала в Саммельхоре на кухне. Кажется, лет двадцать пять-тридцать назад. По времени это как раз совпадает с исчезновением твоей матери.

— Думаешь, она что-то знает?

— Все может быть. На кухне, обычно, все сплетни и собирают. А слуги, знаешь ли, очень любят посплетничать о своих господах.

Я благодарно пожала ей руку. Я не знала, почему она так хотела мне помочь, да и не хотела этого знать, но ее дружеское участие и почти материнская забота давали мне необходимые силы. Чтобы не сдаться, не сломаться, не потушить мой огонь. А идти вперед, вопреки всему, и раскрыть, наконец, мучающую меня тайну.

— Кстати, — Рейла шутливо усмехнулась, — есть и хорошие новости. Вчера я обещала сделать для тебя экспозиум из зала Выбора. Сегодня вечером ты его получишь.

— А что это?

— Запись движущегося изображения и звука на специальных кристаллах из горного кварца. Удивительная вещь! Даханны называют это технологией, но как по мне, то без магии здесь точно не обошлось!

Я послушно улыбнулась в ответ на ее улыбку, но на самом деле мне было совсем невесело. Пальцы сами собой нервно сжались, теребя подол шелкового платья, ладони вспотели, а на коже тут и там вспыхивали яркие всполохи.

— Интересно, о каких гостях говорила Иэлениль? — пробормотала я. — Наверняка это кто-то очень важный, если старшая даханни так настоятельно советовала подготовиться. Даже платье сама собирается выбрать…

— Думаю, это кто-то из столицы, представитель императорского рейна.

— Мужчина? Но ведь мне нельзя встречаться с даханнами чужой крови, я же неадаптирована!

— Это может быть и женщина, — Рейла пожала плечами. — Увидим, когда принесут наряд. Если к платью будут перчатки, значит, точно мужчина.

— Принц? — я похолодела, вспоминая чувственную и хищную полуулыбку, раздвинувшую тонкие губы Лейса в тот момент, когда он понял, что за ним наблюдают.

— Нет, — успокоила меня юмати, — вряд ли. С претендентами открыто встречаться запрещено, это вопиющее нарушение всех правил. Разве что показать тайком, из-за угла.

Я не сдержала ироничной гримасы. Ну да, из-за угла я уже насмотрелась. Какие же эти даханны двуличные! Думают одно, говорят другое, делают третье. Такое ощущение, будто все их правила, законы и кодексы написаны для кого угодно, только не для них самих. Если сказано, что Выбор проходят только достойнейшие, а в Аукционе побеждает сильнейший — значит, обведем всех вокруг пальца и подтасуем результат! И нет ничего проще, чем заранее решить, кто из соперников станет победителем: нужно всего лишь заставить старейшин рейна единогласно выбрать одного кандидата. А какого? Так самого родовитого и богатого — императорского сына. Где уж с таким женихом состязаться простым эрзунам? Разве что для собственной самооценки принять участие в этом фарсе?

Я тяжело вздохнула. Сердце рвалось от разочарования и тревоги за Эйдена. Что он задумал, я ведь так и не узнала, и эта неопределенность сводила меня с ума.

Оставалось только ждать.

С первой вечерней звездой я покинула сад, где убивала время, не зная, куда себя деть от беспокойства. За мной явилась одна из личных служанок Иэлениль и сообщила, что старшая даханни желает видеть меня в своих покоях. С гулко бьющимся сердцем я проследовала за ней, а верные юмати сопровождали меня безмолвными тенями.

Иэлениль ожидала нашей встречи, полулежа на бархатной софе, в роскошном будуаре, словно сошедшем с картинки. Здесь везде царили чувственные, насыщенные тона, создавая интимную атмосферу алькова: бордовый бархат на стенах и лиловая оббивка на лакированной мебели, золотая бахрома, пышные кисти и фестоны; от обилия инкрустации и филиграни рябило в глазах, а зажженные свечи — обыкновенные свечи, но в пять футов высотой — поразили меня до глубины души! Даханны использовали в помещениях стеклянные светящиеся шары, бездымные и практически вечные. Эти шары светили ровным голубоватым светом, но почти недавали тепла, странно, что Иэлениль заменила их на примитивные свечи.

А еще, в помещении витала синеватая дымка и странный сладковатый запах, от которого меня сразу стало подташнивать.

— Подойди ко мне, девочка моя, — старшая даханни поманила меня рукой, а затем щелкнула пальцами.

Тут же дрогнула бархатная портьера за ее спиной, и две эрранки вынесли несколько больших картонных коробок, перевязанных атласными лентами.

— Сегодня прислали наш заказ, — сказала Иэлениль, когда я осторожно присела рядом с ней на маленький пуфик. — Это, конечно, еще не все, но для сегодняшнего вечера именно то, что нужно. Примерь.

— Здесь? — я растерянно огляделась.

Мало того, что пять моих юмати не спускают с меня глаз даже в ванной — но к этому-то я привыкла! — так еще эрранские прислужницы и сама Иэлениль будут глазеть на меня в одном белье!

— Тебя что-то смущает? — даханни чуть прищурилась, глядя на меня, а на ее чувственных, ярко-алых губах заиграла странная улыбка. В этот момент она напомнила мне сытую кошку, в лапы которой попалась мышь: вроде и есть неохота, но поиграть хотелось бы. — Не стесняйся, мы все здесь девочки.

Я бросила умоляющий взгляд на Данаю — сегодня вечером она командовала моей охраной — но юмати лишь едва заметно прикрыла веки, как бы говоря: все в порядке. Но мне было не по себе.

От странного аромата мутилось в голове: мысли начали путаться, воля — ослабевать. Я неловко поднялась с пуфика и дрожащими пальцами взялась за верхнюю пуговку на воротнике, но меня остановили. Те самые эрранские служанки поспешили снать с меня платье, мне оставалось лишь безмолвно подчиниться.