- любовь (ЛП) - Ким Холден - Страница 26

Это заставляет меня ценить произошедшее еще больше, потому что, несмотря на то, что между нами нет любви, акт ее взаимной передачи был реальным.

Когда она смотрит на меня, я улыбаюсь.

— Ты забрала мою ненависть и превратила ее в любовь.

— Рада была помочь. Ты тоже забрал мою ненависть, Шеймус.

Я делаю глубокий вздох, чтобы успокоить колотящееся сердце, а потом обнимаю ее.

Наши конечности сплетаются.

И мы лежим так несколько часов.

После чего крепко засыпаем.

— С добрым утром, сосед. — Я знаю, что Фейт улыбается еще до того, как открываю глаза.

— С добрым утром, соседка. — Я тоже улыбаюсь, пока мое похмелье не объявляет о намерении испортить день. Меня тошнит, а голова яростно напоминает о том, что ей не нравится вино.

Умывшись и одевшись, я сажусь на край кровати. На Фейт снова все та же ужасная футболка. Я пристально смотрю на надпись, — так пристально, что через несколько минут она начинает расплываться — и говорю:

— Миранда забрала моих детей. Они уехали. — В моем голосе такая же пустота, как и в сердце.

Когда Фейт ничего не отвечает, я отрываю взгляд от разноцветного пятна на футболке и смотрю на нее. По ее щекам катятся слезы.

— Как так получилось?

— Ложь. Она чертова сука.

— Какая ложь? Ты отличный отец, Шеймус. — Ее голос спокоен, но слезы продолжают литься ручьем.

— Судя по всему, я наркоман, который встречается с прости… — Я замолкаю, потому что не могу произнести это. Не хочу втягивать ее в свой кошмар.

Фейт делает глубокий вдох и заканчивает за меня.

— С проституткой. Она считает, что если я работаю стриптизершей, то, несомненно, проститутка.

Я киваю.

— Все еще хуже. У нее есть заверенные показания от мужчин, которые утверждают, что платили за секс. С тобой.

Тихий плач Фейт превращается в рыдания.

— Я никогда, Шеймус. Ты должен поверить мне. Ты не представляешь, чего мне стоит танцевать перед незнакомцами. Это унизительно, и я чувствую себя не человеком, а объектом. Я бы никогда не смогла заниматься сексом с незнакомцем. — Она садится передо мной на корточки и кладет руки на мои колени. — Вчера ночью я занималась сексом второй раз, но он единственный, который имеет значение. То, что я отдала тебе было особенным. Ты даже не представляешь насколько. Я бы не стала делать этого с каким-нибудь случайным парнем.

— Я знаю, Фейт, — говорю я, обхватив ее лицо ладонями. — Я знаю. То, что произошло между нами вчера ночью было особенным. — Я уверен, что она заплатила, чтобы они написали эти показания. Или сделала это за них. Как я уже сказал, Миранда — дьявол.

Фейт такая хрупкая и чистая; я до сих пор не могу стереть из памяти ее образ — она стоит на сцене топлес. Он не соответствует человеку, которого я знаю.

— Почему ты это делаешь? Почему обнажаешься? Ты говорила, что это часть твоего исследования, но тут что-то большее.

— Мне нужны деньги. — Ее голос звучит немного пристыженно, но уверенно.

— Найди себе соседей по квартире.

Она оглядывает свою комнату.

— И где они, по-твоему, будут спать? Не многие захотят делить одну кровать, Шеймус. А для большего тут просто нет места.

Я киваю.

— Переезжай в другую квартиру и ищи соседа?

Она качает головой.

— У меня практически заканчивается аренда, но пока мне нужно находиться здесь, — непреклонно отвечает Фейт.

— Почему?

— Поиск, — просто говорит она.

— Поиск — это не ответ на все вопросы.

Фейт закрывает глаза, будто начиная злиться.

— Это очень важно для меня. Я пытаюсь найти свою родную мать. Хочу накопить денег и заплатить кому-нибудь за ее поиски. Мне нужно узнать кто я есть.

Я тру лицо руками и соглашаюсь с ней:

— Мне нужно забыть, кто я есть. А тебе нужно продолжать искать маму. Это важно.

— Ты знаешь, кто ты есть, Шеймус. Не забывай об этом. Ты должен бороться за за своих детей. Верни их. Они принадлежат тебе.

Я киваю. А потом фыркаю.

— Звучит легко, неправда ли? Верни их. — Я снова фыркаю и провожу руками по волосам. — Я не могу просто поехать в Сиэтл и выкрасть их. Это невозможно. Вернее, не невозможно, я знаю. Но очень трудно. Так же трудно, как и найти твою мать. Миранда держит меня за яйца. И у нее есть деньги. А у меня нет. Это сильно осложняет борьбу.

Фейт кивает.

— Я хочу, чтобы они вернулись. Сейчас. Хочу подняться по лестнице и увидеть их сидящими на диване. Ждать еще неделю, чтобы увидеть их — это слишком долго. — Еще чуть-чуть и я заплачу. — Боже мой, моя жизнь стала полным дерьмом.

— Мне жаль, что мать твоих детей — Антихрист, — грустно улыбается она. Я согласно киваю. — Но ты со всем справишься. А пока моя компания ничем не может помочь тебе. — Так говорят перед тем, как сообщить плохие новости.

Я прищуриваюсь.

Фейт нежно улыбается, но в ее глазах уже стоят слезы.

— Прости, Шеймус. Нам нельзя быть вместе, и мы оба это знаем. Иначе ты никогда не вернешь своих детей. — Она поднимает взгляд на потолок и часто моргает, но это не сдерживает слезы, и они начинают катиться по ее щекам. Фейт продолжает говорить, так и не глядя на меня. — Ты не представляешь, как мне больно говорить эти слова. Это, черт возьми, убивает меня. — Она опускает голову и смотрит мне прямо в глаза, и я чувствую, что она хочет сказать по ее взгляду. — За свою жизнь я много раз переезжала. Встречала большое количество людей. Мне нравится твое сердце, Шеймус. — Она обхватывает ладонью мою щеку, нежно целует в уголок губ и шепчет, — Моему сердцу очень нравится твое сердце.

Она права.

Я не хочу, чтобы она была права.

Но это так.

Черт побери.

Я встаю с ее помощью. И мы ведем долгий разговор глазами. Я говорю ей все, что не могут произнести губы, потому что слова — это пустое. У них нет будущего за пределами входной двери.

А потом я прошу ее об объятии.

Объятие — это подтверждение того, что мы только что сказали друг другу глазами. Подтверждение каждого обещания, которого мы не могли сделать вслух. Я не хочу отпускать ее. Я сжимаю в руках ее футболку в отчаянной попытке выжать все, что могу из этого момента и забрать его с собой, когда выйду за дверь. Когда мы отстраняемся друг от друга, моя рубашка оказывается промокшей от ее слез. Я ухожу, и ни один из нас не произносит ни слова, потому что тут больше нечего сказать.

Глава 31

Иисус, Мэри и Иосиф

Шеймус

Настоящее

Как только я открываю дверь своего кабинета, раздается телефонный звонок.

— С вами говорит мистер Макинтайр, — отвечаю я.

— Шеймус, — прочистив горло произносит Джанет. — Не мог бы ты сейчас же зайти ко мне в офис. Извини. — То, как она это говорит, заставляет меня нервничать. Мне нравится Джанет, но я начинаю ненавидеть ее звонки.

Я иду медленно, будто плохие новости каким-то образом уменьшаться или исчезнут к тому времени, как я доберусь до нее.

Но этого не происходит.

Джанет приглашает меня зайти в пустой кабинет и закрывает за нами дверь. Я не знаю, что она собирается сказать, но уже благодарен за то, что эта женщина позаботилась об уединении.

— Они хотят, чтобы ты сделал тест на наркотики сегодня утром, — говорит Джанет, протягивая мне бланк. — Тебе придется уйти с работы прямо сейчас, чтобы успеть. — Она прикусывает нижнюю губу, будто сожалея, что вынуждена доносить до меня плохие новости и одновременно надеется, что я чист.

— Кто они?

Джанет оглядывается, словно мы не одни, а потом отвечает, понизив голос:

— Я не должна ничего тебе говорить, но в пятницу после обеда мне позвонили из администрации и сказали о тесте. — Она замолкает и нервно облизывает губы. — Днем раньше, директору Брентвуду был доставлен конверт от юриста твоей жены. Он не был запечатан. — Женщина закрывает глаза, признавая, что совершила плохой поступок. — Я открыла его и просмотрела документы. Там было письмо, извещающее о том, что ты подозреваешься в употреблении наркотиков, и фотография…