- любовь (ЛП) - Ким Холден - Страница 35

Поэтому двадцать первого декабря, сегодня, просто приезжаю и останавливаюсь перед воротами ее дома.

Ты обманула меня один раз — позор мне.

Но черта с два ты провернешь этот трюк дважды, Миранда.

Я улыбаюсь и набираю ее домашний номер на телефоне.

На третьем гудке отвечает запыхавшаяся домработница.

— Резиденция Букингемов.

— Могу я поговорить с Кайем?

— Подождите, — отвечает она и кладет телефон на стол.

Секунду спустя трубку берет Кай.

— Папа?

Все внутри меня начинает улыбаться, потому что я не только слышу его голос, но и знаю, что он в доме, который стоит передо мной.

— Привет, дружок. Можешь сделать мне одолжение?

— Конечно, — недоуменно отвечает он. Обычно наши разговоры начинаются не так.

— Я хочу, чтобы ты повесил трубку, позвал Рори и Киру и вышел с ними к почтовому ящику. Я отправил вам сюрприз и, кажется, он уже прибыл.

— Может, сначала поговорим пару минут? — спрашивает Кай, недовольный тем, что я тороплюсь закончить разговор.

— Обещаю, что мы поговорим. Я перезвоню после того, как ты проверишь почту.

— Хорошо, — все еще разочарованно отвечает он. Подарки и материальные вещи никогда не имели значения для Кая.

— Пока. Люблю тебя.

— И я тебя, папа.

Прошла минута, которая показалась мне часом, прежде чем открываются входные двери, и я вижу детей.

Своих детей.

Я стою перед машиной, крепко схватившись за декоративные прутья на воротах одной рукой, а второй держась за трость, чтобы не упасть. Мне хочется выкрикнуть их имена, но от эмоций сдавливает горло. Я знал, что буду рад увидеть их, но не представлял насколько. Говорят, что от разлуки любовь горячей. Это не так. Это намного, намного больше. Это все равно, что снова увидеть их рождение. Я в благоговении. Они так выросли за последние несколько месяцев. И хотя мне хочется оплакать то время, что мы потеряли, я не могу этого сделать. Мое счастье не позволяет этого. Оно хочет жить настоящим, все остальное — неважно.

Они пока еще не заметили меня. Кай с Рори спорят или, вернее, Рори спорит с Каем, а Кай не обращает на него внимания и смотрит себе под ноги. За ними идет Кира. Уже почти обед, а она в пижаме. Дочь выглядит уставшей. Внезапно она замечает, что я машу рукой, и тут-то начинается гам. С моего последнего приезда, на этой улице, наверное, не было так шумно.

— Папочка! — кричит она и бежит ко мне.

Кай и Рори резко останавливаются и, осознав, что происходит, тоже несутся по лужайке ко мне.

Кай первым подлетает к воротам и, набрав код, открывает их. Они медленно отодвигаются, а дети одновременно пытаются протиснуться в них, но безуспешно. Через несколько секунд я, наконец, крепко обнимаю их. Кира висит на моей левой ноге, Рори обхватил руками мою талию, а Кай грудь. Я почти забыл каково это.

Я поднимаю взгляд и вижу, что к нам с улыбкой направляется домработница.

— Вы полны сюрпризов, мистер Макинтайр.

Решив, что сейчас подходящее время, чтобы устроить перемирие, я тоже улыбаюсь.

— Привет, Роза. — Я знаю, как ее зовут, потому что дети часто упоминают это имя.

— Что вы тут делаете? — спрашивает она, но в ее голосе нет недовольства, как во время нашей последней встречи.

— Мне нужно было увидеть детей.

— И им тоже, — тихо произносит Рози, как будто это признание сродни предательству своих хозяев, и она не хочет, чтобы ее кто-то услышал.

Роза с расторопностью человека, которые долгие годы прислуживает другим, заводит нас в дом.

Я звоню Миранде. Она не отвечает, поэтому оставляю сообщение.

Роза звонит Миранде. Она не отвечает, поэтому Роза оставляет сообщение.

Роза готовит обед и кормит нас, пока мы ожидаем ответного звонка от Миранды. Она говорит, что это традиционное блюдо, которое научила ее готовить мать, когда она была маленькой девочкой и жила в Мексике: домашние маисовые лепешки с начинкой из картошки, лука и помидоров. Я удивленно наблюдаю за тем, как Кира ест их.

Роза довольно строга с детьми, но я чувствую в ней мягкость, которая говорит о том, что ей нравится проводить с ними время. Я вижу это в ее глазах, когда она смотрит на них, а они не подозревают об этом. Домработница обожает детей. Прикипела к ним сердцем. И защищает их. По возрасту Роза годится им в бабушки. И я рад, что у моих детей есть она.

Несколько часов спустя приезжает Лорен, а следом за ним и Миранда. Под давлением мужа она отпускает детей на несколько дней раньше и мы, собрав их сумки, отправляемся в рождественское путешествие. Я пока еще не знаю куда, но мне наплевать. Главное, что мы — вместе.

Глава 46

Жалкое неидеальное слащавое счастье

Миранда

Настоящее

— Миранда, нам нужно поговорить, — говорит Лорен, стоя за закрытой дверью в мою комнату. Уже поздно. У нас разные спальни. Все то время, что я тут живу, он не позволяет мне переступать порог своей комнаты.

Когда я слышу его голос, у меня учащается пульс. Меня злит подобная реакция, как у собаки Павлова, но что поделаешь — это условный рефлекс. Не желание. Не нужда. Физиологическая реакция, вызванная одиночеством.

Я откидываю одеяло, выбираюсь из кровати и, накинув на голое тело шелковый халат, выхожу в коридор.

Увидев меня, Лорен вздыхает. Не раздраженно, как я привыкла, а с жалостью и какой-то грустью. Не думала, что он способен на это.

— Можно я войду? — кивнув на дверь, интересуется он.

Мое сердце снова начинает биться в привычном ритме.

— Как грустно, что тебе приходится задавать этот вопрос. — Я разворачиваюсь и захожу в комнату. Он следует за мной, также как и я, чувствуя неловкость, из-за сложившейся между нами ситуации. Двое взрослых, трое детей, одна домработница: все живут своей жизню под одной огромной крышей.

Я подхожу к кровати, взбиваю подушки, снимаю халат, — не для того, чтобы соблазнить, а чтобы снова с комфортом устроится на прежнем месте — и забираюсь в кровать. Натянув одеяло до подбородка, нахожу взглядом Лорена. Он сидит в античном кресле в углу.

— О чем ты хочешь поговорить, Лорен?

Он наклоняется, кладет локти на колени и переплетает свои пальцы. Лорен без галстука, но до сих пор в брюках и рубашке с расстёгнутыми верхними пуговицами.

— У нас ничего не получается. Ты же понимаешь это. И я понимаю.

Я киваю. Да, не получается. Я думала, что когда претворю свой план в жизнь, все станет идеальным.

Но нет.

Все далеко неидеально.

Скорее, жалко и неидеально.

— У тебя депрессия.

Я молчу. Вот уже несколько недель я сижу на таблетках. Но они не помогают.

— Тебе нужна помощь. — Я поднимаю на него взгляд. У Лорена уставшие глаза. Уставшие от недостатка сна и от… меня.

Я улыбаюсь, но уголки рта отказываются подниматься вверх.

— Я каждое утро принимаю шестьдесят миллиграмм помощи. Она вызывает у меня несбыточные мечты о слащавом счастье. Так что с этим все в порядке. Спасибо, — язвительно-меланхолично отвечаю я.

— Твои таблетки не работают. Поговори с врачом, — просит он.

Я отвожу взгляд, не желая говорить о лечении. Не хочу, чтобы он смотрел на меня, как на неуравновешенную личность. Я хочу поговорить о нас. Хотя «нас» никогда и не существовало.

— Ты любишь меня? — Не дождавшись от него ответа, я снова поднимаю взгляд. — А когда-нибудь любил, Лорен? До того, как начался этот ад?

— Ты хочешь, чтобы я соврал или сказал правду? — спрашивает он. Но я уже знаю ответ. Он задал мне вопрос, но я услышала в его словах «нет».

Я хочу, чтобы он солгал.

— Скажи правду. — Пожалуйста, солги.

— Нет.

Я киваю.

Ему жаль. Я вижу это по тому, как поникли его плечи.

— А ты когда-нибудь любила меня?

Когда-то давно «да».

— Нет, — отвечаю я, а потом признаюсь: — Да.

Он опускает взгляд и шепчет:

— Что же мы делаем?