Конечная остановка. Любимец зрителей - Буало-Нарсежак Пьер Том - Страница 31

— Нас трое, — сказала Доминик, ехидно ухмыльнувшись.

Шаван вытянул руку.

— Вот свободное место, прошу вас.

Теперь зал был забит битком. Шаван укрылся у входа в контору; он думал: «У меня не хватит сил. Я больше не выдержу». Он потел, как актер, забывший текст своей роли в тот самый момент, когда занавес поднимается. «Как же она, должно быть, сейчас потешается надо мной в душе! Мужчина из Габона! Богатый колонист!.. Да он же не кто иной, как гарсон из кафе!»

— Что с тобой творится? — спросил Амеде. — Посмотрелся бы в зеркало! У тебя лицо такое же белое, как камамбер. Плохо себя чувствуешь?.. На! Держи севрюгу.

Установив поднос на предплечье, Шаван начал обслуживать клиентов. Он вспомнил про забастовку на международных авиалиниях. Нормальное дело — за отсутствием самолета она возвращается с Корсики на «Мистрале». А ее спутники — молодая женщина и мальчик — несомненно родственники. По мере того как Шаван приближался к Доминик, у него на лбу выступал пот. Ей ничего не стоит уязвить его публично, оскорбить при подчиненных или же расхохотаться прямо в лицо, спросить: «Какого шута ты тут делаешь?» И что он ответит? «Я пытаюсь вернуться в строй. И вот согласился на эту работу в ожидании лучшего!» Шаван догадывался, как смешно он будет выглядеть, и краешком глаза наблюдал за Доминик. Та, явно нервничая, крошила свой хлеб. И когда он подошел к ее ряду, подняла глаза, которые смотрели сквозь него.

— Мы возьмем баранину.

Шаван продолжал опорожнять свое блюдо. Отныне что толку названивать у дверей этой шлюшки. И все вопросы, которые он рассчитывал еще задать ей о Лейле, так и останутся без ответа. Все заканчивается хуже быть не может. Преодолевая себя, Шаван обслуживал пассажиров, задевая Доминик по пути туда и назад, каждый миг ожидая оклика, поскольку она не из тех особ, какие спускают обиду, и, должно быть, говорила себе, что он здорово над ней поиздевался. Тем не менее он подавал бараньи отбивные непринужденным движением кисти, чем весьма гордился, и так, будто между ними ничего не произошло. Дуэль состоялась в тот момент, когда он, выписывая счет, задержался у ее столика. Разумеется, он мог бы поручить это дело кому-нибудь еще. Но взимание платы принадлежало ему по праву, и он ни разу еще не перекладывал эту работу на другого. «В конце концов, — думал он, — я здесь у себя, и, если она хочет скандала, она получит его!»

И все же когда он принес сыр, затем мороженое, внутри у него все дрожало. Доминик выглядела озабоченной и не обращала на него ни малейшего внимания, но Шаван был готов держать пари, что с самого начала трапезы ее мысли вертелись вокруг него.

Он вернулся в проход между столиками с кассой, снабженной выдвижным ящиком для денег, которая висела у него на груди, как лоток. Ему пришлось остановиться как раз за спиной у Доминик, чтобы перевести фунты стерлингов какого-то англичанина во франки — заурядная процедура, хорошо им освоенная благодаря таблице пересчета, и он справлялся с ней без запинки. Тут он заметил, что Доминик извлекла из сумочки чековую книжку. Она обернулась. Их взгляды снова встретились. Шаван собрал все свое мужество, чтобы выдержать ее взгляд и не опустить глаза. Она сдалась первая и стала заполнять чек — медленно, старательно до тошноты. Затем протянула его кончиками пальцев, словно боясь испачкаться, и ее улыбка была оскорбительнее пощечины.

Невозмутимо проверив чек, Шаван прочел подпись: «Леони Руссо». Он чуть было не указал Доминик на ошибку. Но тут мысль сработала так молниеносно, как никогда в жизни. Он понял все, увидел все в каком-то пароксизме прозрения… Кузина, которая подпудривала лицо… Доминик, фамилия которой вовсе не Луазлер, а заурядная Руссо. Доминик Луазлер — так ее величали на боевом посту, таково ее имя женщины легкого поведения. Он положил чек в ящик кассы под купюры и уже удалялся, когда Доминик его окликнула:

— Гарсон!

И подтолкнула по скатерти две пятифранковые монетки.

— Вы забыли чаевые.

Их взоры снова схлестнулись, бросая вызов. Шаван с достоинством поклонился.

— Благодарю вас, мадам.

Но он был вынужден, стиснув зубы, ретироваться на кухню. Ослепляющее озарение, подобно вспышке молнии, осветившей ночной пейзаж, открыло ему все, что ускользало до сих пор. Заемщица — та, кто подписала расписку о получении денег под проценты своим настоящим именем, была Леони Руссо; та, что задолжала Лейле пятьдесят тысяч франков, была Доминик… И все та же Доминик толкнула ее «пежо» на фонарный столб, чтобы избавиться от соперницы, которой завидовала, поскольку та зарабатывала гораздо больше ее самой и ей она должна была вернуть долг. Доминик не только свела Люсьену с пути истинного, приобщила к этой жуткой профессии, но и убила ее. Такова очевидность. Последнее время Лейла боялась. Фред заметил это. Обе женщины, несомненно, были на ножах.

Но и это еще не самое страшное. Поскольку Доминик и спровоцировала аварию, она знала изначально, с первого взгляда на него на бульваре Перейра, что Лейла вовсе никого не встречала в аэропорту. Она мгновенно сообразила, что так называемый друг Лейлы, этот колонист, прибывший из Габона, не кто иной, как самозванец. Ах! Как же она водила его за нос! С каким двуличием! С ума сойти!

— Дай-ка мне глотнуть чего-нибудь покрепче, — попросил он Амеде. — На твое усмотрение. Что-то закружилась голова.

И подумать только, он в нее втрескался, в эту суку! Ненадолго! Только из желания узнать, что же мог испытывать любовник Лейлы! Но с этим покончено. И она признается в своем преступлении. Он выдавит из нее правду. Шаван выпил глоток спиртного, которое обожгло ему язык.

— Получшело? — посочувствовал Амеде. — Еще час — и ты дома. Хорошо выспишься и завтра будешь как огурчик, вот увидишь.

…Но час спустя Шаван катил на улицу Труайон. Время одиннадцать; входную дверь, пожалуй, еще не заперли. И в самом деле он вошел в дом без проблем и предпочел подняться пешком, чтобы израсходовать избыток энергии, заставлявшей его дрожать, как мотор при перегрузке.

Негромкий звонок в дверь… Никого… Она еще не явилась. «Минутка» на лестнице погасла. Шаван прислонился к стене, руки в карманах, потом прошелся в темноте направо-налево. До его слуха донеслась танцевальная музыка — преодолевая просторы тишины и ночи, она приглашала его к радости. Где Доминик? Вероятно, провожает кузину и мальчонку в отель, так как не смогла бы должным образом принять их у себя в малогабаритной квартирке. Значит, она скоро объявится. Что он скажет ей? И что сделает, если она во всем сознается? Донесет ли на нее в полицию? Он не имел никакого понятия. А что, если она станет нежно шептать: «С такими чокнутыми, как ты, лучше не заводиться. Неважно, из Габона ты или нет, но ты был тут и очень мне понравился», — попадется ли он опять на эту удочку?

Шаван услышал, как внизу сомкнулись створки лифта, и свет из кабины поднялся к нему на этаж. Доминик… Чтобы не испугать ее, он нажал на кнопку «минутки», и лестничная площадка осветилась.

Другая бы на ее месте невольно отпрянула.

— Скажите на милость, — не растерялась Доминик, — ты явился. Но до чего некстати. У меня нет никакого желания что-либо обсуждать. Ну просто ни малейшего.

Она рылась в сумочке, отыскивая ключи, и, пожимая плечами, проследовала перед носом у Шавана.

— Твоими выяснениями я сыта по горло. Ты хоть знаешь, который час?

Доминик открыла дверь. Шаван удержал ее за руку.

— Позволь мне зайти, — взмолился он.

Она выдернула руку.

— Чтобы ты еще говорил мне о своей женушке? — вскричала она. — Хватит! Я уже наслушалась до одури. Я не виновата, что она тебя бросила. Поезжай к ней — ведь у тебя проезд бесплатный.

Доминик со смехом оттолкнула его. Не дав двери захлопнуться, он протиснулся следом.

— Ты выслушаешь меня!

— И не подумаю! Если ты не выйдешь, я закричу!

И тут пальцы Шавана непроизвольно сжали горло Доминик.

— Давай кричи. Кричи! Кричи, кто же тебе не велит, кричи, сука!

Вторая рука поднялась на подмогу первой. Пальцы впивались в ее хрупкую плоть. Они походили на животных, которые перестали узнавать голос своего хозяина.