Тот, кто умрет последним (ЛП) - Герритсен Тесс - Страница 39

Маура замолчала, осознав, что три пары глаз разглядывают ее, известного судмедэксперта из Бостона, которая пытается оправдать такую нелогичную вещь как интуиция.

— Поймите, работа доктора Уэлливер — консультировать травмированных детей. Помочь им исцелиться после тяжелой эмоциональной травмы. Она жила этой работой, так с чего бы ей травмировать их еще больше, позволив увидеть такое? Умирать подобным театральным образом?

— У Вас есть ответ?

— Нет. Как и у ее коллег. Никто из преподавателей и персонала не понимает этого.

— Близкие родственники? — спросила доктор Оуэн. — Кто-нибудь, кто сможет позволить понять ее поступок лучше?

— Она была вдовой. Насколько известно директору Бому, у нее нет семьи.

— Тогда, боюсь, это одна из тех неизвестных причин, — подытожила доктор Оуэн. — Но я проведу вскрытие, несмотря на то, что причина смерти кажется очевидной.

Маура посмотрела на тело и подумала: «Определить причину смерти будет самой легкой частью. Вскрой кожу, изучи разорванные органы, раздробленные кости, и ты найдешь ответы». Ее беспокоили вопросы, на которые она не могла ответить. Мотивы, потаенные страдания, что заставляют людей убивать незнакомцев или сводить счеты с жизнью.

После того, как последний полицейский автомобиль уехал, Маура поднялась наверх в учительскую, где собралась большая часть персонала. В очаге горел огонь, но ни одна лампочка не светилась, словно никто из них не мог вынести яркого света в эту трагическую ночь. Маура опустилась в бархатное кресло и принялась рассматривать блики огня на лицах. Она услышала мягкий звук, с которым Готтфрид наливал бренди в стакан. Не говоря ни слова, он поставил его на стол возле Мауры, предполагая, что она тоже не откажется от крепкой выпивки. Она кивнула и с благодарностью отхлебнула.

— Кто-то из присутствующих должен догадываться, почему она это сделала, — заявила Лили. — Должен быть какой-то знак, нечто, что мы не восприняли всерьез.

Готтфрид ответил:

— Мы не можем проверить ее электронную почту, потому что я не знаю пароля. Но полиция осмотрела ее личные вещи в поисках предсмертной записки. Ничего. Я поговорил с поваром и садовником, и они не заметили ничего необычного, ни единого знака того, что Анна была самоубийцей.

— Сегодня утром я видела ее в саду, она срезала розы для своего кабинета, — сказала Лили. — Это похоже на женщину, которая собирается покончить с собой?

— Откуда нам знать? — пробормотал доктор Паскуантонио. — Это она была психологом.

Готтфрид оглядел коллег в комнате.

— Вы все разговаривали с учениками. У кого-нибудь из них есть ответ?

— Ни у кого, — ответила Карла Дюплесси, учитель литературы. — У нее были на сегодня запланированы четыре консультации со школьниками. Последним в 13 часов был Артур Тумбс, и он сказал, что она казалась немного невнимательной, не более. Дети ошеломлены не меньше нашего. Если вы считаете, что это тяжело для нас, представьте, насколько тяжело это для них. Анна разбиралась с их эмоциональными потребностями, а теперь они узнали, что она была слабой. Это заставит их задаться вопросом: могут ли они рассчитывать на нас. Достаточно ли сильны взрослые, чтобы поддерживать их.

— Именно поэтому мы не можем выглядеть слабыми. Не сейчас, — раздался грубый голос из темного угла комнаты. Это был Роман, лесник, единственный, кто не предавался утешительному стаканчику бренди. — Мы должны продолжать нашу работу в обычном режиме.

— Это было бы неестественно, — ответила Карла. — Нам всем нужно время, чтобы переварить это.

— Переварить? Всего лишь замысловатое словечко для хандры и нытья. Дамочка покончила с собой, здесь уже ничего не поделать, нужно жить дальше, — проворчав это, он встал и вышел из комнаты, унося за собой запахи сосны и табака.

— Вот вам и бальзам прекраснодушия, — пробормотала себе под нос Карла. — Ставя в пример римлян, неудивительно, что ученики убивают куриц.

Готтфрид возразил:

— Но мистер Роман привел убедительный довод о важности поддержания обычного режима. Ученикам это необходимо. Конечно, им потребуется время для скорби, но также они должны знать, что жизнь продолжается, — он посмотрел на Лили. — Мы все еще собираемся ехать на экскурсию в Квебек?

— Я ничего не отменяла, — ответила она. — Номера в отеле забронированы, и дети говорят об этом не одну неделю.

— Тогда Вам необходимо выполнить обещанное.

— Они ведь не все поедут? — уточнила Маура. — Учитывая ситуацию Тедди, считаю, что для него слишком опасно появляться на публике и ходить по экскурсиям.

— Детектив Риццоли совершенно четко дала нам это понять, — ответила Лили. — Он останется здесь, где мы точно уверены в его безопасности. Уилл и Клэр тоже останутся. И, конечно, Джулиан.

Лили улыбнулась:

— Он сказал, что хочет больше времени провести вдвоем с Вами. Из уст подростка это вполне себе комплимент, доктор Айлз.

— И все же, это по-прежнему кажется неправильным, — встряла Карла, — везти их на увеселительную прогулку, когда Анна умерла. Мы должны остаться здесь, чтобы почтить ее память. Чтобы выяснить, что привело ее к этому.

— Скорбь, — спокойно произнесла Лили. — Иногда она догоняет вас. Даже спустя годы.

Паскуантонио хмыкнул:

— Когда это случилось? Двадцать два года назад?

— Вы говорите об убийстве мужа Анны? — поинтересовалась Маура.

Паскуантонио кивнул и потянулся за бутылкой бренди, чтобы пополнить свой стакан.

— Она рассказывала мне об этом. Как Фрэнка похитили прямо из его машины. Как его компания заплатила выкуп, но Фрэнка все равно убили, и избавились от тела несколькими днями позже. Никто так и не был арестован.

— Это, должно быть, приводило ее в ярость, — предположила Маура. — А гнев, не находящий выхода, приводит к депрессии. Если она держала в себе эту ярость все эти годы…

— Мы все держим, — парировал Паскуантонио. — Вот почему мы здесь. Потому и выбрали такую работу. Ярость — это топливо, которое заставляет нас идти вперед.

— Топливо может быть опасным. Оно взрывается, — Маура обвела глазами комнату, людей, которые все пострадали от насилия. — Вы уверены, что можете справиться с этим? Что могут справиться ваши ученики? Я видела, что висело на той иве. Кто-то здесь уже доказал, что он… или она… способен на убийство.

Во внезапно возникшем неприятном моменте тишины учителя переглядывались друг с другом.

Готтфрид произнес:

— Это как раз то, что нас беспокоит. То, что я и Анна вчера обсуждали. Один из наших учеников может быть глубоко психически неустойчив, возможно, даже…

— Психопатом, — закончила за него Лили.

— И Вы понятия не имеете, кто это? — сказала Маура.

Готтфрид покачал головой.

— Этот момент беспокоил Анну больше всего. То, что она понятия не имела, кто из учеников мог это сделать.

Психопат. Глубоко психически неустойчив.

Этот разговор весьма беспокоил Мауру, когда она позже тем вечером поднималась по лестнице. Она размышляла о травмированных детях и о том, как насилие может искажать души. Думала о том, какой тип детей способен убить петуха ради развлечения, вспороть ему брюхо и подвесить на дерево внутренностями наружу. Она задавалась вопросом, в какой комнате сейчас спит этот ребенок.

Вместо того чтобы вернуться в свою комнату Маура продолжала подниматься по лестнице к башне. К кабинету Анны. Чуть раньше тем же вечером она уже наведалась в эту комнату с детективами штата, поэтому, войдя в комнату и включив свет, Маура не ожидала никаких новых сюрпризов и откровений. Комната и впрямь не изменилась с того момента, как они вышли из нее. Стеклянные подвески на окне. Остатки ароматических палочек, истлевшие до серого пепла. На столе лежит стопка личных дел, сверху открытый отчет полиции из Сент-Томас. Это было дело Тедди Клока. Рядом стояла ваза с розами, которые Анна срезала в то утро. Маура попыталась представить, что могло твориться в голове Анны, когда она срезала стебли и вдыхала аромат. Это последний день, когда я нюхаю цветы? Или не было никаких мыслей об оставшемся времени, прощании с жизнью, а всего лишь обычное утро в саду?