Ёлка Для Вампиров (СИ) - Бересклет (Клименкова) Антонина - Страница 42

— Почему бы тогда не бросить?

Герд печально улыбнулся:

— Почему? Вот заведешь свой собственный гарем, тогда узнаешь.

— Ты слишком добр, слишком многое позволяешь своей свите. Почему ты так мягок? Так распустил нас, избаловал…

— Я же сам этого хотел. Я сам вас совратил, так что же теперь мне с вами делать! — смеясь, покаялся Ольгерд.

— А меня? — шепнул Юлий. — Меня ты тоже только терпишь?

— Тебя? — светлые брови удивленно приподнялись, в уголках губ затеплилась нежность. — Ты другое дело. Ведь ты мой сообщник. Мой помощник в темных делишках. Мой советчик и доверенное лицо во всех преступлениях. Мой преданный друг, который похищает для меня невинных девушек. Я знаю, что всегда могу положиться на тебя. Ты — единственный, кому я полностью доверяю. Теперь ты пустишь меня к ней?

— А разве я тебя удерживаю? — пробормотал Юлий.

Он скользнул губами по виску, по щеке, ниже… Приспустил высокий воротник тонкого свитера… Замер — в удивлении и досаде. Под мягким трикотажем скрывался широкий ошейник. Переплет стальных колец, усыпанный торчащими наружу шипами — тонкими и частыми, как вооружение кактуса.

Герд искоса взглянул на опешившего приятеля.

— О, прости. Я совсем забыл о нем, — соврал он с едва сдерживаемым смехом.

— Зачем это тебе? — с плохо скрываемой досадой спросил Юлий.

— Ну… На всякий случай, — улыбнулся Герд. — Ты же знаешь, девчонки просыпаются раньше меня. А переборщив накануне с адреналином, они становятся совершенно неуправляемыми. Хочешь, сниму? — он закинул руки назад, ища под волосами застежку.

— Да нет, пусть будет. На всякий случай.

Со вздохом разочарования и неудовлетворенности Юлий разжал объятия.

Герд посмотрел на него с непонятной улыбкой. Но ничего не сказал, отстранился. Тихо выскользнул за дверь, в проеме на мгновение оглянувшись. Юлий не поднял уныло опущенной головы — не заметил лукаво блеснувшего огонька в светлых глазах.

В комнате было тепло и уютно. Отблески огня, лениво лизавшего своими рыжими язычками поленья в зеве камина, наполняли полумрак красноватым мерцанием.

Соня протяжно застонала, сжав голову ладонями. Кажется, мозг слипся и превратился в тяжелый, гулкий камень. Она закрыла глаза, даже тусклый свет камина резал, словно бритва. Где-то недалеко, вроде бы за стеной, слышались приглушенные голоса. Но в ушах Сони тихие отзвуки гремели нечленораздельным рокотом, от которого окаменевший мозг раскалывался трещинами. Когда же с тонким скрипом отворилась дверь, и скрип этот дрелью просвистел от уха до уха — Соня не удержалась от жалобного писка.

Она не открыла глаз и тем более не поднялась с дивана, где лежала вытянувшись — не было сил. Она слышала легкие шаги, кто-то подошел к ней, встал совсем близко. Чья-то холодная ладонь легла ей на разгоряченный лоб, словно благословение ангелов… Соня благодарно вздохнула.

Всё-таки разлепила тяжелые веки. Так и есть — ангел. Склонился над ней, присев рядом на краешек дивана. Смотрит на нее. Светлые волосы, ласковый взгляд, добрая улыбка… Наверное, Соня не сумела пережить третье похмелье в своей короткой жизни и всё-таки удосужилась помереть.

— Как ты? — участливо поинтересовался посланец небес.

— Х…хх… — прохрипела Соня, с трудом открыв рот и напрягая шершавый, как у кошки, язык. А что сказать, не решила. Хреново? При ангелах нельзя выражаться. Хорошо? Врать тоже нельзя, грех.

— Х… хочу пить, — выдавила Соня.

Ангел улыбнулся. Просто протянул руку, взял со столика заранее приготовленную бутылочку сока… И вот тут ангел учудил. У Сони аж глаза получилось шире открыть. Он отпил сам — и прижавшись мягкими губами к ее, пересохшим, сухим, влил сок ей прямо в рот. Да еще проглотить заставил, тронув своим языком ее.

Соню будто током шарахнуло. Подскочив на месте, отпрянула, вжалась в плюшевые подушки, отчаянно закашлялась.

— Не!.. кх… Не подходи! — взвизгнула она, выставив ладони, готовая защищаться.

Он спокойно смотрел, не шелохнувшись, не отодвинувшись. Просто ждал, когда она отдышится.

А она не знала даже, что сказать. Что делать — тем более! Очнулась — один на один с врагом!.. Хотя, разве он ей враг?.. С соблазнителем! Оказалась с глазу на глаз с соблазнителем — и совершенно беспомощна! Да еще в ужасном виде, с бодуна! Морда наверняка опухла, макияж разъехался, под глазами синяки, волосы взлохмачены. А он смотрит, паразит, любуется.

Соня выхватила протянутую бутылочку сока, в пару жадных глотков осушила до дна. Сунула бутылку обратно — и быстро улеглась, вытянувшись, сцепив руки на животе. И закрыла глаза.

— Давайте! Убивайте! — велела она. — Я всё о вас знаю! Вампиры-маньяки.

— Так сразу? — фыркнул Ольгерд.

— А чего вам еще? Прелюдий надо?

— Было бы не лишне, — мурлыкнул он, подбираясь к ней поближе.

— Вот еще! Кончайте скорей! — возмутилась подобным излишествам Соня.

Герд фыркнул, то ли удивился, то ли оскорбился случайной двусмысленной пошлостью. Лично ей было по барабану!

— Тебе совсем не нравится? — поинтересовался он, всматриваясь в крепко зажмуренные глаза. Соня помотала головой, стиснула зубы. — Не бойся, больно не будет.

— Больно надо мне бояться, — буркнула она.

Он наклонился. Его волосы, которые он машинально откинул назад, шелково выскользнули, свесились вниз, легонько щекоча ей ухо. Лицо его нависало ровно над ее, Соня невольно вытаращилась, уставилась, как кролик на удава. В глазах его плясали красно-золотые отблески вновь разгорающегося пламени.

— Ты хотела бы жить вечно? — шепотом спросил он.

— Больно надо, — повторила она, раздраженно пыхтя.

— Нет? — насмешливо выгнул бровь Ольгерд. — Разве ты не хочешь навсегда остаться молодой и красивой? Беззаботной, не стареющей. Долгие годы, десятилетия быть такой же, как сейчас, не позволяя беспощадному времени заклеймить твое тело возрастом, дряхлостью, перекорежить, до неузнаваемости изменить тебя.

— Только самовлюбленная дура на такое согласится, — решительно отказалась Соня дрогнувшим голосом. — Никогда не меняться? Я не настолько совершенная сейчас! Может, старухой я стану лучше?

— Вот как… — Он притронулся к ее щеке, пальцем провел замысловатую линию по скуле, неуловимыми, дразнящими движениями очертил контуры ее губ. — Выходит, ты не боишься смерти? Не боишься, что вдруг однажды твоя жизнь оборвется?

Он удержался от страстного поцелуя. Только два коротких прикосновения губами к уголкам ее дрогнувшего рта.

— Выходит, ты отвергаешь бессмертие? Тебе не нужна долгая… очень долгая жизнь… лишенная всех страхов, болезней и старости… — Он поправил ее волосы, упавшие на лоб. Запустил пальцы в мягкие кудряшки, лаская завитки. — Повторяю: ты хочешь жить вечно?

— Зачем? — Соня сглотнула. — На что мне века бессмертия? Я и свою-то жизнь не знаю куда девать. Плыву по течению, как лягушка на оторванном ветром листке кувшинки. Даже лапками подгребать лень.

— Какое поэтичное сравнение, — выдохнул ей в ухо Герд, принявшийся исследовать легкими поцелуями ее висок и шею.

— Куда течением прибьет, там и квакаю, — продолжала она, прикрыв глаза, словно забывшись. — Вот расквакалась про любовь — и подслушала меня судьба. Такой любовью меня по башке огорошила, что хоть стой, хоть падай.

Ольгерд мурлыкнул что-то успокаивающе-сладострастное, продолжая мучительно-неуловимые дразнящие ласки. В его полном распоряжении были вяло лежащие руки, обнаженные плечи, открытая в низком вырезе вечернего платья шея и верх груди… Но Соня его не слышала и не слушала, всё глубже погружаясь в пучины жалости к самой себе:

— Я-то мечтала о романтической любви. Чтобы как в старых романах: чтобы рыдания и клятвы, чтобы сердце билось птичкой в клетке… Я не хотела экстрима! Да что же я, ненормальная, и влюбиться-то, как все люди, не могу? Что же у меня вся жизнь не по-человечески? Другие девчонки в моем возрасте уже давно… А я? Я чем хуже других? Да за что мне такое?..