Четвертый с Фринагара. Ад во мне. Дело вкуса. Пропавший Ромни. Охота за сокровищем. - Куин (Квин) Эллери - Страница 31

— Кто тебе давал деньги? Он? Я видел у Митчелла чеки на крупные суммы…

— Он давал мне около миллиона в год, и я регистрировал их в налоговом управлении на свое имя. У меня жена и трое детей, он же — холостяк. Таким образом ему удавалось уменьшить сумму налога, а при помощи этого крючкотвора Митчелла утаивать и более крупные суммы. Но самое главное, конечно, заключалось в том, что он оставался в тени во всех своих аферах. Честно говоря, я до сих пор не знаю, откуда у него столько денег. Уверен, большая часть их добыта разными грязными махинациями…

Я оглянулся, мне нужно было на что-нибудь сесть. Остатки сил я тратил на то, чтобы держать тело в вертикальном положении. Стула рядом не оказалось, а кушетка стояла слишком далеко.

Внезапно зазвонил телефон, стоящий на маленьком столике у кушетки. Сильвермен сделал шаг в его сторону, но я жестом дал ему понять, что сам возьму трубку.

Добравшись до кушетки, я сразу же тяжело опустился на нее. Госс и Сильвермен напряженно следили за мной. А я чувствовал себя отвратительно. Все мое тело было покрыто противным липким потом, голова кружилась от слабости, к горлу подкатывала тошнота. Чтобы поднять телефонную трубку, мне пришлось собрать все свои силы.

— Мистер Сильвермен? — спросил человек на другом конце провода. Спросил тихо и вежливо.

— С кем я говорю? — спросил я.

— Это лейтенант Стронг, сэр.

— Вот и отлично. С вами говорит Сильвермен. Приезжайте полить мои цветочки!

— Как вы сказали, сэр? Боюсь, что я неправильно…

— Вы все правильно поняли, лейтенант! У телефона Шелл Скотт! Где вы застряли, черт бы вас побрал?! Разве Элейн Эмерсон еще не приехала к вам?

— Приехала! Конечно, приехала! Эта истеричка учинила здесь настоящий погром! И рассказывает всякие небылицы!

— Она говорит сущую правду! Особенно то, что касается Роберта Сильвермена.

Внезапно в трубке послышался голос Сэмсона:

— Это ты, Шелл? — хрипло спросил он. — А я уж думал, тебя убили!

— Ты прав только наполовину. Но если не поторопишься приехать сюда со своими парнями, то окажешься прав на все сто процентов.

На этом наша беседа закончилась. Я не положил трубку, а просто выпустил ее из руки, оставив болтаться на шнуре.

— Что ж, — сказал Сильвермен, обращаясь к Госсу, — теперь джентльмены из полиции действительно находятся на пути сюда. Напрасно ты поторопился облить меня грязью. — Он улыбнулся точно так же, как тогда, когда уничтожал драгоценный манускрипт. — Ты отлично знаешь, что я и дня не пробуду в тюрьме. Меня ни в чем не смогут обвинить, не так ли?

Его голос прозвучал дружелюбно, даже ласково. Вдруг он нахмурился, словно вспомнив о мелкой, но неизбежной неприятности и повернулся ко мне.

— К сожалению, я вынужден покинуть этот дом на некоторое время. Как насчет рюмочки коньяку? — И широким жестом распахнул левую дверцу секретера.

— Если ты попытаешься выкинуть какой-нибудь трюк, то он будет последним в твоей жизни! Отойди от секретера!

Сильвермен недоуменно поднял брови и улыбнулся.

— Вы же не откажетесь выполнить последнюю просьбу осужденного на смерть, мистер Скотт? Один глоток арманьяка, как в добрые старые времена…

Внезапно он схватил что-то из секретера и быстро выпрямился.

В тот же момент резко и оглушительно грохнул выстрел. Мне показалось, что лицо Сильвермена слетело, словно маска. Сперва я подумал, что непроизвольно нажал на гашетку, но в следующее мгновение увидел Госса. В его руке еще дымился пистолет сорок пятого калибра. А тело Сильвермена, отброшенное пулей, перевернулось и грузно осело на пол у широкой тумбы письменного стола.

Госс поднял голову.

— Брось пистолет, — сказал я. — Если ты шевельнешь хоть ухом, я всажу в тебя пулю!

Он повиновался, и пистолет глухо упал на ковер.

— Я ведь хотел спасти тебе жизнь, Скотт! — жалобно захныкал он. — Иначе он выстрелил бы в тебя! Я просто не мог поступить иначе!

— Ну, разумеется! Иначе ты поступить не мог!

— Вот и выстрелил… Я должен был это сделать, понимаешь?

— Конечно, понимаю! И ты спас мне жизнь…

— Вот-вот! Надеюсь, ты скажешь об этом легавым, Скотт? Может быть, я тебе еще пригожусь.

— Не знаю, Госс… Не знаю, но у меня, откровенно говоря, чешутся руки отблагодарить тебя за такую помощь. Так что лучше отправляйся к стенке! Туда, где Митчелл!

Он молча выполнил мой приказ.

Заставить себя подняться с кушетки стоило мне невероятных усилий. Шатаясь, как пьяный, я медленно добрался до письменного стола и посмотрел на Сильвермена. Рядом с его головой на паркете уже образовалась лужа крови…

Легкий аромат коньяка защекотал мои ноздри. Я отвел глаза от трупа и посмотрел на бутылку, валявшуюся на полу. Бутылку, которую Сильвермен вынул из секретера. Его любимый коньяк.

— Арманьяк, Мануар Сент-Вивент… Тридцатилетней выдержки…

И тут до моего слуха донесся вой полицейской сирены.

«Явились, — подумал я. — Явились, чтобы полить цветочки!»

Но мне показалось, что прошла еще целая вечность, прежде чем полиция появилась в доме и двое полицейских подошли ко мне с носилками.

— Не волнуйся, Шелл, — сказал один из них. — Сейчас мы положим тебя на эту штуку и…

— Все в порядке, ребята! — ответил я. — До сих пор я держался. Думаю, что и до кареты скорой помощи сумею добраться сам.

Кажется, я действительно прошел самостоятельно полпути. Последнее, что помню, — мягкая трава лужайки перед домом. Затем все провалилось в какую-то черную бездну…

Первые дни после операции помнятся мне очень смутно. Меня часто кололи, делали переливание крови. Чувствовал я себя довольно скверно, правда, меня немного утешало то обстоятельство, что эти процедуры проводил не доктор Фишер. Тот уже сидел за решеткой, так же как и Брандт, Джитс, Госс, Джо Наварро и другие участники этой мерзкой авантюры.

А потом наступили и более приятные дни. Меня начали навещать друзья. В их числе был и Сэм со своей бульдожьей челюстью и, конечно же, кое-какие представительницы прекрасного пола.

Но дело было еще не закончено, и выйдя из больницы, мне пришлось немало повозиться, чтобы довести его до конца. Я навестил Банни. Мы мирно побеседовали с ней часок-другой. Теперь она выступала без партнера и, по ее словам, имела бешеный успех. Позаботился я и о том, чтобы у Эрлайн не было никаких неприятностей — ее легко могли принять за соучастницу Митчелла. Правда, Эрлайн сама отлично сумела постоять за себя. Как мне стало известно, ей удалось устроиться экономкой в очень хорошем месте. У ее хозяина имелись даже плавательный бассейн и спортивный зал.

Наконец наступил день, когда все было улажено, и жизнь снова стала прекрасной. Никто больше не пытался убить меня; я даже уверился в том, что еще поживу на этом свете.

У нас не было собственной яхты, а был только маленький катер с каютой, взятый напрокат, но он казался нам ничуть не хуже самой великолепной яхты. Наш катер стоял на якоре в одном уединенном месте у берегов Южной Калифорнии, о котором мало кто знал.

Был чудесный летний день. Ласково светило солнце, и лишь небольшие облачка белели на голубом небе. Ничто не напоминало мне о том, с чего началась вся эта история, ничто, кроме одной детали…

В прозрачной воде неподалеку от катера опять плескалось белое пятнышко, рассыпая вокруг себя каскады брызг. Слышался веселый звонкий смех. Но на сей раз это была не Банни, а Элейн, и с ней я чувствовал себя гораздо лучше, чем в тот вечер на «Фринагаре». Хотя бы потому, что рядом было еще одно светлое пятнышко. И этим пятнышком был я.

Только не думайте, пожалуйста, что я считаю себя светлой личностью — просто на этот раз имел возможность раздеться. Каким бы я ни был, но купаюсь одетым только в тех случаях, когда меня к тому вынуждают обстоятельства. Только круглые дураки бросаются в воду в одежде по доброй воле, а я надеюсь, дорогие читатели, вы — что бы там обо мне не болтали — не считаете меня круглым дураком?